Разгерметизация - Внутренний СССР

Ни по существу, ни по форме эти требования не были, само собою разумеется, допустимы. Военные приготовления наших западных соседей представляли для нас величайшую опасность, от которой нас могло оградить только немедленное прекращение ими всяких мобилизационных мер. Не приходится говорить о том, что демобилизация, в эту минуту, внесла бы полное и непоправимое расстройство во всю нашу военную организацию, которою наши противники, оставаясь мобилизованными, не замедлили бы воспользоваться, чтобы беспрепятственно осуществить свои замыслы.

Передавая мне ультиматум своего правительства германский посол обнаружил большую возбужденность и настойчиво повторял свое требование демобилизации. мне удалось сохранить мое спокойствие и я мог разъяснить ему, без раздражения, причины, по которым русское правительство не могло пойти на встречу желаниям Германии.» — ист. 95, с. 257, 258.

Германия и Австро-Венгрия таким образом угрожали Сербии, а не России, в отношении которой они проводили политику шантажа и запугивания угрозой военного столкновения, дабы исключить вмешательство России на стороне Сербии в наведение ими германского порядка на Балканах.

Россия проявила неуступчивость к шантажу, но не смотря на то, что Россия ещё не объявила войны ни Австро-Венгрии, ни подстрекавшей её Германии, в Берлине не смогли придумать ничего иного, как объявить России войну, хотя многие и понимали, что это — предопределенно проигранная война: Франция — союзник России, имеет к Германии территориальные претензии (Эльзас, Лотарингия, отторгнуты от Франции во франко-прусской войне 1871 г.), а в затяжной войне на два фронта шансов одержать победу у Германии весьма мало. Кроме того, своим объявлением войны Германия предоставила Италии и Румынии формальный повод не оказывать ей военную поддержку, которую те обязаны были оказать Германии в случае нападения на неё Франции и России соотвественно (ист. 100, с. 294). Отказаться от своих претензий к Сербии у лидеров центрально-европейских держав не хватило ни ума, ни воли, поскольку была надежда реализовать мизерный шанс победы в “блиц-криге” над франко-русскими союзниками поочередно.

(19 июля юлианского календаря — ст. ст.) за отказом России выполнить требования германского ультиматума следует объявление войны Германией России.

С.Д.Сазонов пишет:

«Этот шаг, последний и бесповоротный, был совершен Германией в субботу 1-го августа. В 7 часов вечера ко мне явился граф Пурталес и, с первых же слов, спросил меня, готово ли русское правительство дать благоприятный ответ на представленный ультиматум. Я ответил отрицательно и заметил, что хотя общая мобилизация не могла быть отменена, Россия, тем не менее, была расположена, по прежнему продолжать переговоры для разрешения спора мирным путем.

Граф Пурталес был в большом волнении. Он повторил свой вопрос и подчеркнул тяжелые последствия, которые повлечет за собой наш отказ считаться с германским требованием отмены мобилизации. Я повторил уже данный ему раньше ответ. Посол, вынув из кармана сложенный лист бумаги, дрожащим голосом повторил в третий раз тот же вопрос. Я сказал, что не могу дать ему другого ответа. Посол с видимым усилием и глубоко взволнованный, сказал мне: “в таком случае мне поручено моим правительством передать Вам следующую ноту.” Дрожащая рука Пурталеса вручила мне ноту, содержащую объявление нам войны. В ней заключалось два варианта, попавшие, по недосмотру германского посольства, в один текст. Эта оплошность обратила на себя внимание лишь позже, так как содержание ноты было совершенно ясно. К тому же я не имел времени, в ту пору, подвергнуть её дословному разбору.

После вручения ноты посол, которому видимо стоило большого усилия исполнить возложенное на него поручение, потерял всякое самообладание и, прислонившись к окну, заплакал, подняв руки и повторяя: “Кто бы мог предвидеть, что мне придется покидать Петроград в таких условиях!” несмотря на собственное мое волнение, с которым мне, однако, удалось овладеть, я почувствовал к нему искреннюю жалость и мы обнялись перед тем, что он вышел нетвердыми шагами из моего кабинета.» — ист. 95, с. 259, 260.

(20 июля ст. ст.) после объявления войны России Германией Николай II, первым мобилизацию, выступил с манифестом об ответном объявлении войны Россией Германии.

(24 июля ст. ст.) Австро-Венгрия объявила войну России.

После этого в войну втянулись все прочие её участники, связанные друг с другом союзническими обязательствами.

Многие источники утверждают, что Германия успела скрытно произвести мобилизацию, которая не попала в цепь внешне видимых событий, но упреждала русскую мобилизацию, что и позволило Германии на следующий день после объявления Россией мобилизации объявить войну России. Однако в Германии имелось противоположное мнение по этому вопросу, а именно А. фон Тирпиц в своих “Воспоминаниях” утверждает следующее:

«В действительности Россия начала мобилизацию 25-го и это её преимущество сильно повредило нам, когда военные машины пришли в действие.» (Ист. 100, с. 292).

Эти споры о том, кто раньше начал мобилизацию, несколько напоминают анекдот о взаимных претензиях беззубого и зубастого, поедающих пищу из общей тарелки: беззубый жалуется, что его объел зубастый, поскольку ему нечем жевать; а зубастый жалуется, что его объел беззубый, поскольку, пока он жует, беззубый проглатывает всё целыми кусками не жуя.

Однако несомненно одно, что воевать на два фронта Германия не собиралась, но оказалась втянута в самоубийственную войну на два фронта вопреки её намерениям: это говорит о том, что она, как и Россия, — жертва обстоятельств, которыми управлял хозяин войны, а не кто-то один из её участников, или все они в совокупности. Все германские планы “блицкригов” той поры в войне на два фронта — не норма германской военной стратегии, а попытки военно-силовой компенсации ошибок политиков.

Во время описанных предвоенных событий Г.Е.Распутин был в селе Покровском (место постоянного жительства его семьи), где 28 июня [106] замаскировавшаяся под нищенку террористка пырнула его ножом в живот, после чего он долго залечивал раны и не мог выехать в Петербург. Не имея возможности лично объяснить Николаю II происходящее и перспективы течения событий, он, тем не менее, из Покровского прислал ему несколько телеграмм, умоляя царя не встревать в европейскую войну, которая приведет к катастрофе России.

И в этой связи интересно обратить внимание на то, что нашлись силы, которые, упреждая события сценария вовлечения России в войну, предприняли покушение на жизнь представителя российских знахарских кланов при дворе, дабы в критический период времени воздействие на течение событий — со стороны масонских специалистов по социальной магии — некому было заблокировать с социального уровня в организации Мироздания.

К этому времени опыт эффективности вмешательства русского знахарства в масонскую геополитику уже был. О нем ист. 11, изд. 3, с. 170 сообщает:

«Еще в 1912 году Распутин чуть ли не на коленях умолял царя не ввязываться в балканскую войну, за что стояли великий князь Николай Николаевич и его окружение. Безграмотный Распутин неизменно повторял — война положит конец России и династии. Распутинские настроения в 1912 году стоили ему добрых отношений с Николаем Николаевичем, а телеграммы в июле 1914 года резко ухудшили отношения с царем. Николай II раздраженно порвал их.»

Г.Е.Распутин, будучи знахарем, оказался прав, но ему не вняли, “элитарные” амбиции и великодержавные страсти возобладали над здравым смыслом и царская бюрократия пошла на поводу у глобального масонства к своей погибели. Имел ли Г.Е.Распутин ощущение того, что ему не следует летом 1914 г. оставлять Николая II наедине с его “элитарным” окружением, осталось неизвестным. Но коли один раз в подобной ситуации за два года до того он уже предупредил о последствиях участия России в европейской войне, то встает вопрос: сколько можно царя водить на помочах как несмышленого младенца?

Как бы кто из историков не относился к свидетельствам о Г.Е.Распутине его современников, но если не кривить душой, то следует признать, что Распутин дважды выдал государственной власти предостережения о неотвратимых последствиях вступления России в европейскую войну. Вступая вопреки им в коалиционную войну, и в ходе неё, Николай II игнорировал главные внешнеполитические постулаты Александра III: «За то, что происходит на Балканах, я не отдам жизни ни одного русского солдата»; «У России есть только два верных союзника: её армия и флот…» И отношение иных “союзников” к России в той войне полностью подтвердило правильность взглядов Александра III, что нашло свое выражение и в армейском афоризме времен войны: «Союзники решили вести войну до последней капли крови русского солдата», в коем выражен истинный смысл геополитики хозяев Запада в последние 1000 лет.