Инквизиtor (СИ) - Домина Елизавета
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ночное рандеву
Прогулочные яхты выстроились в ряд, в ожидании времени отправки по расписанию. Свет фонарей набережной сливался с освещением палуб и отражался от прибрежной воды. Волны неспешно разбивались о гранитные ступени, их шёпот умиротворял. Мирон, сжав крепко руку Анны, уверенно зашагал в сторону роскошного речного судна. Всего лишь один шаг, и набережная сменится металлическим трапом яхты, но этот шаг для Ани не был лёгким. Там внизу, на высоте примерно трёх метров, вода яро бурлила, гонимая активностью судна. Девушку охватил страх. Собрав подол платья, не отпуская руку спутника, совершила усилие над своими переживаниями. Мирон, ощутив волнение Анны, улыбнулся, почувствовал себя бесстрашным рыцарем в глазах хрупкой принцессы.
В просторном зале, обрамлённом дугообразными сводами панорамных окон, играла музыка. Диванные группы, примыкающие к обеденным столам, располагались так, чтобы пассажиры могли созерцать достопримечательности города, не отвлекаясь от ужина. В центре помещения ‒ бар, перед которым статуя Нептуна с поднятым вверх трезубцем, по бокам - постаменты со льдом, увенчанные огромными крабами. Пастельная гамма ресторана, в сочетании с элементами из дерева, располагала к отдыху. Приглушённое освещение, не перебивая резкими световыми пятнами обзор, подчёркивало пейзажи за окнами. Официант зажёг свечу, расположил симметрично два бокала шампанского в качестве комплимента от капитана судна. В бокалах, запотевших от холода напитка, игриво запрыгали пузырьки. Анна, вдохновлённая маленьким приключением, светилась от счастья:
― Невероятно здорово! Мирон, спасибо тебе огромное! ― девушка посмотрела в глаза мужчине, который не мог скрыть своё довольное выражение лица.
― Мне тоже нравится, надо было давно посмотреть на город с воды, ― намеренно снижая уровень важности присутствия Анны, произнёс он.
― А почему ты раньше этого не сделал?
― Работы много, некогда было, ― мужчина поднял бокал, жестом предлагая Анне присоединиться к дегустации. ― Мы с тобой позже пойдём на верхнюю палубу.
Яхта почти бесшумно начала своё движение, Мирон расслабленно расположился в кресле, пристально рассматривая Аню, не скрывая своего намерения детально её изучить. Под пристальным взглядом мужчины, в глазах которого сложно было прочесть его отношение к ней, девушка чувствовала себя неуютно. Повернулась в сторону окна, наблюдая за мирным движением города. Создавалось ощущение, словно мир кружится вокруг двоих в этот вечер.
― Ты женат? ― не сдержалась от любопытства.
― Да, женат… ― Мирон изощрённо изучал реакцию девушки, запоминая её мимику. Дождавшись демонстрации полной палитры черт от эмоциональной встряски, продолжил. ― Женат много лет на своей работе.
― Мирон! ― Анну явно не впечатлили методы исследований её личности. ― Ещё раз захочешь поиграть на эмоциях, обижусь.
― Да, даже, если бы был женат, тебя разве это бы остановило? ― мужчина продолжал выгуливать свой сарказм, накопленный за день. Отыгрываясь за рабочий день, проведённый в местах скопления тёмной энергии. ― Мне нравится, когда ты злишься! У тебя глаза блестеть начинают.
― Это не единственный метод, ― Анна, поняв, что разговор не складывается, решила спросить откровенно. ― А где вы познакомились с Петром Сергеевичем?
― На работе, он тебе разве не рассказывал? Или у вас другие темы для бесед?
― Ну, уж явно не о тебе говорим часами! ― девушка, словно сообщающийся сосуд, накачивалась рядом с Мироном настроением, переполнявшим его.
― А о чём? Ань, о чём можно говорить молодой девушке с человеком, который старше её отца? У тебя геронтофилия?
― Об искусстве, о путешествиях, об интересных местах, ― попыталась переключить собеседника на другую волну, осознав, что игра на ревности для двоих не идёт на пользу.
― Хочешь, проведу тебе интернет и подарю ноутбук, с ним не надо сексом заниматься, ради подобной информации? Двадцать первый век на дворе! ― Мирон подал жест официанту, дав понять Анне: ответ её на триаду слов, его не интересует.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Анна осознавала, что уйти с палубы яхты можно лишь тогда, когда борт пришвартуют к причалу. Если бы такая беседа состоялась в стационарном заведении, девушка уже давно бы покинула это нелепое свидание. Она чувствовала себя генератором ярости, в который докладывают постепенно объём топлива. Двое мужчин за вечер предложили ей своё «хочешь», но сделали это с такой подачей, что вовсе не выглядело желанием благодетельности, скорее, попытка ущемить её достоинство. Дождавшись, когда официант отойдет, обратилась к Мирону:
― Тебе не надоело меня грызть? ― глаза Ани позеленели, зрачки сузились, кожа замерцала.
― Красивая ты, но дура! ― улыбнулся Мирон. ― Может, хватит пилить меня, я устал на работе, потом ещё это твоё рандеву с Петром. Я не железный!
― Хорошо! У нас пакт о ненападении ровно до момента, пока мы не сойдём с палубы. Не нужно было мне приходить!
― Договорились! Только сейчас мы с тобой поднимемся наверх, там нам накрыли индивидуальный столик, вдали от посторонних глаз. Будет проще тебя выкинуть за борт, скажу: несчастный случай, поскользнулась! А потом пакт о ненападении на берегу. ― Мирон улыбался так, что казалось, ещё немного, и его разорвёт от желания засмеяться в голос, от созерцания девушки, у которой вот-вот пойдёт пар из ушей.
Встал, подошёл, взял запястье Анны, сомкнув свои пальцы. Замер в созерцании мира глазами девушки. Этот трюк он проделывал много раз, когда сомнения возникали в правильности идентификации объекта.
Взгляд на окружающий мир у ведьм редко отличался от его мрачной реальности. Он сам отчётливо помнил день, когда тьма пеленой спустилась на его глаза: тогда он застал Катю с отчимом. Если бы позже знахарь не помог ему принять это искажение восприятия за силу, Мирон давно бы уже спился от депрессий и грусти. Познав разность восприятий, как проявление индивидуальности, мужчина понимал, почему на картинах средневековья воины света в плотных перчатках, скрывающих запястья: чтобы не перенимать взгляд на мир от объектов.
Он знал много о рыцарях и инквизиции, продолжая каждый раз жадно глотать любую информацию, которую подкидывала ему судьба на эту тему. Сегодня он намеренно вывел Аню на эмоции, чтобы в момент проникновения в её мир узнать, как она реагирует на негатив.
Осмотрелся, очарованный картиной вокруг, он не встречал такого раньше: её восприятие мира, словно выстраивалось из игры света. Яркие краски, отражение огня свечи, вода, играющая с бликами шумного проспекта. Как бы он хотел увидеть себя её глазами, каков он в её мире, но это возможно будет сделать, только встав у зеркала вдвоём. Смягчил хватку, смирившись с тем, что девушка заслуживает другого отношения.
По узкой металлической лестнице они поднялись на верхнюю открытую палубу. Мужчина был рад возможности подержать запястье Анны: под предлогом помощи в подъёме, продлить хоть ненадолго своё пребывание в волшебных грёзах. Прохлада вечера нежно коснулась свежестью. Мирон сам не представлял, что означал этот загадочный ‒ «романтик для влюблённых на открытой палубе», когда бронировал его на сайте, в ожидании Анны.
Лепестки роз, огни свечей, выстроенные в форме сердца, столик на двоих с уютными креслами, на которых лежали пледы. И всё это, окрашенное восприятием Анны, ликовало в совокупности с плеском волн за бортом. На палубу вышел скрипач в белом фраке, раздались первые ноты ноктюрна Шопена. Лёгкий бриз ворвался, играя с волосами и юбкой Ани, Мирон подошёл к столу, отодвинул кресло, заботливо укутал девушку в плед.
― Мирон, ― Анна дала понять, что мужчине необходимо наклониться, чтобы услышать что-то важное. ― Чтобы меня сбросить с борта безнаказанно, необходимо убрать свидетеля ‒ скрипача.
Мужчина прижал голову Анны к своему животу, задорно потрепав ладонью её волосы.
― Не волнуйся, я подкуплю его!
Наполнив бокалы вином, мужчина и женщина созерцали город. Мужчина задумался: там, на мосту, когда он увидел прогулочный катер с шумной компанией, что бы он подумал, если бы заметил то, что происходит сейчас с ними. Он словно баловал сам себя, желая удивить Аню. Она, скрипка, этот вечер ‒ оживляли его душу. В какой-то момент он почувствовал себя счастливым настолько, что в его мире промелькнула яркая картинка. Неужели его серый, мрачный мир можно изменить? Почему столько лет он никогда не думал об этом? Или это влияние Анны?