Олимпионник из Артаксаты - Ашот Мелик-Шахназаров

Вараздат замолчал на мгновение. Он не хотел вызывать недовольство нахараров и потому обдумывал каждое слово. Но искренность и прямота его натуры воина и атлета взяли верх над осторожностью. Он встал с трона и заговорил с чувством:

— Я не приучен хитрить и не хочу скрывать свои чувства, тем более что ратую за правое дело. И потому я буду говорить с вами откровенно. История не оставила армянам времени для того, чтобы терять годы на осознание очевидной истины. Находясь между Византией и Персией, как между молотом и наковальней, мы можем выжить только при условии, что будем крепки как алмаз. Для этого необходимо единство. Не может быть сильным наше государство, если нахарары трудятся над тем, чтобы ослабить царскую власть в своих корыстных интересах. Не могут думать об общей пользе люди, избравшие целью личную выгоду и считающие, что лучше жить свободным на чужбине, чем рабом в своём отечестве. Прикрываясь именем Армении, как щитом, используя, как охранную грамоту, широко известную славу её воинства, тысячи армянских юношей устремляются за границу и с лёгкостью получают службу в войсках Византии и Персии, в то время как родина остро нуждается в них здесь. Нашей молодёжи пора наконец призадуматься не над тем, какую выгоду можно извлечь из родины, а над тем, что можно сделать для неё!

Последние слова царь почти выкрикнул. Встретив предостерегающий взгляд братьев, Вараздат умолк, сел на трон и перевёл дыхание. Затем, обращаясь к католикосу Усику и сидевшим рядом с ним епископу Завену и другим духовникам, он сказал:

— Я знаю, что духовенство считает себя обделённым решением царя Папа, передавшего большинство их угодий в пользу государства.

Многие надеются, что я изменю это решение. Нет, этого не будет! Казне нужны деньги для содержания войска, для устройства государственных дел. Оставшихся у церкви богатств более чем достаточно, чтобы прокормить священнослужителей и позаботиться о духовной пище народа. Я знаю, что духовники хотели бы к себе того же уважения, каким пользовался святой Григорий Просветитель. Но они забывают, что он заслужил признание своими страданиями и трудами. Пусть наши священники посвящают больше времени устройству школ, больниц и другим богоугодным делам. Пусть церковь остаётся совестью народа, хранительницей семейного очага. Пусть она несёт людям просвещение, знание, грамоту.

Царь снова поднялся с трона и торжественно произнёс:

— Царская власть будет способствовать благотворным делам церкви, будет защищать её самостоятельность. Армянские католикосы никогда не будут ездить на миропомазание в Кесарию!

Он тяжело опустился на трон и промолвил:

— Я кончил. Пусть несогласные со мной возьмут слово и без опаски выскажут свои мысли.

В зале наступило долгое молчание. Нахарары понимали справедливость доводов царя, но были обескуражены его стремлением ускорить неугодное им дело создания постоянного войска. Это ослабляло их и усиливало царя. Церковники были рады, что царь, получивший корону из рук византийского императора, проявил верность заветам Папа и обещал не направлять католикоса на миропомазание в Кесарию. Для них это означало также, что доходы церкви не будут переправляться в Византию, что всё останется в стране. А это в значительной мере возмещало потери церкви от угодий, отобранных царём. Пап был мудрым царём, и Вараздат неспроста стремился сохранить и развить его начинания.

В залу вошли слуги с подносами, заставленными угощениями и напитками. Это было очень кстати. Пока слуги обносили едой, можно было поразмыслить над словами царя.

Первым поднялся католикос Усик. Он оправил свою серую рясу, подпоясанную тонким шерстяным шнуром, передвинул ближе к темени шёлковую скуфью и начал говорить степенно и негромко. Католикос воздал должное дальновидным решениям царя и обещал умножить богоугодные деяния церкви.

— Однако, — сказал Усик, — мы должны помнить, что простое увеличение числа школ мало что даст. Обучать детей грамоте — значит обучать их греческому языку. От этого мало пользы. Разве что они смогут понимать богослужения на греческом языке. Но мы уже повсеместно переходим на наш родной язык, а для написания армянских церковных текстов пользуемся греческими письменами. Правда, они мало подходят к звукам нашей речи. Бог обделил наш богатый язык письменами. Однако мы не станем падать духом, мы будем продолжать распространение грамоты, используя буквы наших единоверцев из Византии, даже если это вызовет недовольство персов.

После католикоса слово взял владельный бдэшх Нихоракана. Это был крупный, грузный мужчина средних лет с бритой головой и приятным, мягким голосом.

— Не всё так просто, царь, — начал он. — Я говорю от имени тех нахараров и бдэшхов, чьи владения граничат с Персией. Мы чуть ли не каждый день сталкиваемся с ними. И скажу откровенно: лучше нам взять сторону персов. Это позволит нам сохранить наш народ. Иначе беда. Персы затаили на нас злобу за то, что мы приняли христианство, изменили языческой вере. И их можно понять. Ведь язычество пришло в Персию с незапамятных времён именно из Армении, жители которой называли, да и сейчас ещё называют, себя по привычке «аревортами» — сынами Солнца. И ещё скажу: людей своих в царское войско я отряжу, пока вокруг неспокойно. А потом надо будет подумать!

Едва он кончил говорить, как нахарары Кордуены, Нор-Ширака и других соседних с ними областей подали вразнобой голоса:

— Правильно он сказал!

— С персами можно договориться!

— Они уже не те, что раньше: считаются с нами!

Но когда в другом конце залы поднялась тощая и длинная фигура князя Багратуни, говорившие замолкли. Обведя взглядом присутствовавших, он покрутил свои длинные усы и, поправив меч, сказал:

— Мы тоже натерпелись от соседей. Правда, сейчас на нашей земле ромеев не осталось — все ушли за Евфрат. Казалось бы, можно вздохнуть свободно. Но покоя всё равно нет. Потому что, если они придут к нам с мечом, мы не устоим. Так не лучше ли нам держаться Византии. Её жители одной с нами веры. Там сильно развиты искусства, грамота. Мы даже используем их письмена. Спросите нахараров Даранали, Цопка, Андзита и других. Они подтвердят, что я прав. А насчёт войска — лучше его собирать, когда над страной нависает опасность. У нас и так не хватает людей. Самые лучшие служат в Византии.

— Князь дело говорит!

— Ромеи нас почитают за равных!

— Лучше дружить с дальним соседом, чем с ближним!

Шум постепенно затихал. Взгляд Вараздата упал на спарапета Мушега. Стройная фигура, курчавая бородка, орлиный взгляд на энергичном лице делали этого зрелого мужа моложе своих лет.

— А ты что скажешь, спарапет? — И Вараздат внимательно посмотрел на Мушега.

— Моё дело командовать войсками в сражениях, — нехотя вымолвил Мушег. — Спарапеты всегда выполняют волю царей! — И, опустив голову, он стал задумчиво теребить бородку, давая понять, что ему больше нечего сказать.

Царю не понравилось, что спарапет уклонился от обсуждения дел: Вараздат припомнил, что на узких совещаниях Мушег тоже всё больше отмалчивался, как если бы он был на кого-то обижен. Царь знал, что нахарары не приветствовали в его присутствии спарапета, потому что таков был обычай. Не это ли обижало Мушега? Мог ли знать царь, что причины лежали глубже?..

Впрочем, раздумывать над этим сейчас было некогда. В следующее мгновение вниманием царя завладел начальник его полка Бад Сааруни. Он был в полном боевом облачении, как если бы и сегодня ещё собирался биться с ромеями. Его голос звучал резко, страстно, заинтересованно.

— Зачем нам держаться одной из сторон? Мы избавились от ромеев ценой жизни царя Папа. А теперь нам предлагают позвать их назад или, хуже того, пригласить персов. Может, нам ещё и дочерей Шапуха просить в жёны? Благо их у него восемь — достанется всем желающим! Нет! Нам надо скорее создать постоянное войско и ударить — поочерёдно, разумеется, — и по ромеям, и по персам, да так, чтобы они надолго оставили нас в покое! — И Бад резко сел на своё место.

— Не горячись, Сааруни, — с улыбкой сказал царь. И, обращаясь к нахарарам, продолжил:

— Друзья мои, Бад прав, когда говорит, что незачем приглашать сюда чужестранцев. Мы останемся верны памяти царя Папа. В этом мы заверяем тебя, Зармандухт. — Царь сделал жест рукой в сторону вдовы покойного царя, сидевшей с низко опущенной головой. — Но и воевать с соседями нам ни к чему. Постоянное войско нужно нам не для того, чтобы нападать на соседей, а для того, чтобы удержать их от нападения на нас. Правы нахарары, которые жалуются на набеги персов и ромеев. Им трудно удержать своими силами врага. Если владельцы областей, расположенных в глубине страны, живут в достатке и спокойствии, то лишь потому, что бдэшхи принимают удары врагов на себя. Вот поэтому нам надо иметь постоянное войско, чтобы защищать границы нашей страны. Это бремя должны нести не только те, кто живёт по соседству с Византией или Персией. Это наше общее дело. На том и порешим!