Севастопольская хроника - Петр Сажин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фанерный купол в корреспондентском склепе недолго был простым куполом — однажды он стал дневником. Первую запись на фанере сделал Когут:
«Ночь. Только что вернулись с фронта. Света нет. Болят ноги. Где-то пропал Сергей. Что с ним?»
Записи шли вкось, вкривь — как попало. И записывалось то, что было в этот момент на душе:
«Умирать так с честью».
«Что день грядущий нам готовит?»
«Нашего полку прибыло: Слесарев, Темин, Сажин. Привет Большой земле!»
«Не пропадем!»
«Мы жили здесь и любили свою родину, свой парод. А я еще любил девушку Н.».
«Надечка, где ты, родная?»
«21 июня 1942 года. Город не сдается».
«Завтра — год войне. Все это время мы провели на фронте. Мы много видели человеческих страданий. Но эти дни будут нам всегда напоминать многострадальный Севастополь. Мы жили в этом городе, полюбили его».
«Товарищи! Этот „дот“ служил верой и правдой и надеждой трем бойцам газетного листа. Здесь мы, простые советские люди, переживали суровые минуты. Мы будем помнить о тебе, наш незнакомый друг. Наверняка знаем, что ты прочтешь эти строки. Мы можем надеяться, что дело, за которое так героически сражается мужественный и гордый севастопольский гарнизон, победит»…
Я прожил у моих друзей несколько дней. Из двери склепа была видна вода Карантинной бухты. В нее, часто булгача ее толщи, плюхались снаряды и мины — бухта просматривалась немцами с Северной стороны, и они, то ли от избытка снарядов, то ли развлекаясь, стреляли даже по тени человека. По ночам в бухте, пахнувшей пороховыми газами, мы с наслаждением купались с политработниками Приморской армии, жившими в минной штольне.
Это были трудные дни: Севастополь истекал кровью — против 1060 немецких самолетов на блокированных аэродромах действовало всего лишь шестьдесят! Против 450 немецких танков — тридцать восемь наших.
Но дело даже и не в этом! У нас недоставало снарядов: артиллерия действовала по принципу: «не вижу — не стреляю».
В те дни город тонул в черном дыму и серой пыли: сгорело много зданий, погибло много людей, корабли уже не ходили в гавань, усилилась вражеская блокада на море — не доставлялись в нужном количестве боеприпасы, продовольствие, медикаменты и пополнение.
Раненых накопилось столько, что у хирургов не просыхали вымазанные кровью халаты. Эвакуаторы из сил выбивались, но не могли ничего сделать, чтобы наладить регулярную отправку раненых на Кавказ.
Много людей в те дни с жадностью и надеждой искали на газетных полосах материалы — сообщения из Севастополя. Но что могли сделать мои друзья, когда всем им на военном телеграфе было дано право ежедневно передавать не более двухсот пятидесяти слов. Мало? Конечно!
Читатели ждали обстоятельных рассказов о героях. И военные корреспонденты, понимая это и учитывая важность своих свидетельских показаний, пробирались на передний край, к стрелкам, пулеметчикам, артиллеристам, саперам, связистам.
А потом искали оказию, с которой можно было бы отправить на Большую землю в свои газеты большие корреспонденции.
…Мы возвращались из Севастополя на Большую землю по той же пыльной дороге, только теперь запруженной донельзя транспортом и людьми — все спешили к Камышевой бухте. Люди шли в изодранных гимнастерках, с окровавленными повязками, шли, укрываясь в балочках от шквалистого огня. Некоторые, пройдя через семь кругов ада, здесь, на восьмом и, возможно, последнем, попадали под бомбы и оставались навеки.
Всюду горели огни, причем одни из них полыхали во всю силу, другие еле занимались, третьи летели, четвертые висли в небе.
В этом возбужденном, порой скорбном потоке мы двигались к аэродрому, сжимая в руках приказ генерала Петрова о посадке нас в самолет.
Орлы слетаются в свое гнездо
Весной 1943 года я был отчислен из газеты «Красный флот» и назначен для дальнейшего прохождения службы на Черноморский флот. Путь туда был долгий — пришлось на Черное море ехать через Ташкент — Ашхабад — Баку — Тбилиси — Поти. И затем по побережью в местечко Макапсе, где была штаб-квартира Военного совета Черноморского флота, куда мне надлежало явиться.
Флот базировался не в одном месте, а по всему побережью Кавказа. Здесь все экипажи от торпедного катера и до линкора жили идеей возвращения в Севастополь, который надо было отвоевать, из которого надо было выгнать фашистов.
Предстояли смелые операции, десанты в тыл противника, операции воздушных сил, походы кораблей, и особенно подводных, к берегам, занятым противником.
Чтобы ближе быть ко всем этим событиям, я решил (мне был предоставлен выбор) пойти в испытанную севастопольской осадой флотскую газету «Красный Черноморец». Пошел и ни минуты не жалел, что остановил на ней свой выбор, В составе нашего газетного «экипажа» было много отличных, смелых журналистов и литераторов[5]. Многие из них были участниками обороны Одессы, Севастополя, Новороссийска, выбрасывались на берег врага с морскими десантами, выходили на боевые операции на подводных лодках, на миноносцах и крейсерах, на катерах-«охотниках», на тральщиках; летали на бомбардировщиках.
Прошел год моей службы на новом месте.
И вот наконец, после десантов на Мысхако и в Новороссийск, после прыжка через Керченский пролив, после тяжелых потерь и огорчений, после ошибок и промахов, накапливая опыт, силы и расчетливость, черноморцы в Крыму!
На дворе апрель — лучшая пора крымской весны: изумрудно зеленеют поля, буйными цветами пенятся сады, и только в горах белеют снега и на утренних зорях тянет настоянным на морозце холодком.
Весна 1944 года чуть-чуть запоздала: дуб дремотно скидывает старый, тяжелый, как медь, лист.
По приметам, когда дуб роняет старый лист и его почки начинают выстреливать новыми, — ломается погода на вёдро. А это значит — жаркие, с припечным солнцем дни и ясные звездные ночи.
Звездные ночи хороши, когда слушаешь соловья, и ненавистны, когда нужно скрытно выйти на позицию и ждать вышедшего из Севастополя транспорта с бегущими немцами…
Но война никогда не выбирает погоды, если полководцы сами не позаботятся об этом. А они чаще всего не заботятся.
Вот и сейчас, несмотря на то что весна мешала Черноморскому флоту действовать на коммуникациях, моряки все же действовали — полководцам угодно было именно теперь вести наступательные бои.
Войска 4-го Украинского фронта и Отдельная Приморская армия сомкнули фронт у Севастополя, тем самым, как говорят военные, «взяли в клещи» армию генерала Альмендингера.
Перед моряками задача поставлена примерно такая же: взять в клещи противника с моря. А как взять? Флотским штабным работникам пришлось попотеть, пока они разработали все до тонкостей: бригаде торпедных катеров под командованием капитана II ранга Процепко надлежало «переброситься» в Скадовск — западнее Севастополя, а бригаде капитана II ранга Дьяченко — в Ялту. Надо сказать, что не все штабные разработки, легко ложащиеся на бумагу, осуществляются на поле боя. Но эта операция — операция по освобождению Севастополя… а впрочем, нужно ли торопиться с выводами? Расскажу об этом, когда приспеет время.
Тому, кто находился в апреле 1944 года на шоссе между Симферополем и Бахчисараем, даже с первого взгляда было ясно, что операция (слово не из лучших, но военная наука ревнива к своему словарю) по освобождению Севастополя предстоит стремительная и эффектная. Это было видно не только по количеству войск и техники, И не только по душевному подъему солдат и особенно моряков, которые перед Севастополем точили матросские ножи — бебуты и бритвы, гладили форменки, растягивали на тарелках вымытые в бензине бескозырки, которые они хранили на дне своих вещмешков, обходясь до поры до времени солдатскими пилотками. Это было видно еще и по обилию корреспондентов центральных газет и генералов из Ставки Верховного Командования.
Стало быть, любому наблюдательному журналисту нетрудно было понять, что удар по немецким войскам, скрывшимся за обводами Севастополя, будет нанесен очень скоро. Иначе зачем здесь журналисты и генералы из центра.
К сожалению, среди съехавшихся в Крым генералов нет героев обороны Севастополя: Ивана Ефимовича Петрова и Николая Ивановича Крылова — они где-то на других фронтах. Нет и среди корреспондентского корпуса Александра Хамадана, Льва Иша, Сергея Галышева и Меера Когута — они не успели эвакуироваться из Севастополя Это были отличные журналисты и солдаты. Иногда и нм приходилось, так же как и героям их корреспонденций, на время прятать карандаш и блокнот и брать в руки автомат.
Нет с нами и Гриши Нилова — зимой 1942 года он погиб на транспорте «Чапаев», следовавшем с войсками и оружием в Севастополь. Пароход был торпедирован, и Нилов попал в водоворот, поглотивший судно.
