Достоевский. Энциклопедия - Николай Николаевич Наседкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ф. М. Достоевский. Фотография Н. Ф. Досса, 1876 г.
Достоевский берётся хотя бы вкратце объяснить признаки и основную суть status in statu: «Признаки эти: отчуждённость и отчудимость на степени религиозного догмата, неслиянность, вера в то, что существует в мире лишь одна народная личность — еврей…» И далее автор ДП цитирует основные постулаты Талмуда, главной иудейской книги:
«Выйди из народов и составь свою особь и знай, что до сих пор ты един у Бога, остальных истреби, или в рабов обрати, или эксплуатируй. Верь в победу над всем миром, верь, что всё покорится тебе. Строго всем гнушайся и ни с кем в быту своём не сообщайся. И даже когда лишишься земли своей, политической личности своей, даже когда рассеян будешь по лицу всей земли, между всеми народами — навсегда верь тому, что тебе обещано, раз навсегда верь тому, что всё сбудется, а пока живи, гнушайся, единись и эксплуатируй и — ожидай, ожидай…»
«Евреи всё кричат, — продолжает далее Достоевский, — что есть же и между ними хорошие люди. О Боже! да разве в этом дело? <…> Мы говорим о целом и об идее его, мы говорим о жидовстве и об идее жидовской, охватывающей весь мир, вместо “неудавшегося” христианства…»
В заключительной части Достоевский восклицает в заголовке «Но да здравствует братство!» и, действительно, ведёт речь о миролюбии, хотя и не без некоторой противоречивости: «<…> я окончательно стою <…> за совершенное расширение прав евреев <…> (NB, хотя, может быть, в иных случаях, они имеют уже и теперь больше прав или, лучше сказать, чем само коренное население). Конечно, мне приходит тут же на ум, например, такая фантазия: ну что если пошатнется <…> наша сельская община <…>, ну что если тут же к этому освобожденному мужику <…> нахлынет всем кагалом еврей <…> тут мигом конец его: всё имущество его, вся сила его перейдет назавтра же во власть еврея, и наступит такая пора, с которой не только не могла бы сравниться пора крепостничества, но даже татарщина <…> Но <…> я всё-таки стою за полное и окончательное уравнение прав — потому что это Христов закон <…> я прежде всего умоляю моих оппонентов и корреспондентов-евреев быть, напротив, к нам, русским, снисходительнее и справедливее. Если высокомерие их, если всегдашняя “скорбная брезгливость” евреев к русскому племени есть только предубеждение, «исторический нарост», то да рассеется всё это скорее и да сойдемся мы единым духом, в полном братстве, на взаимную помощь и на великое дело служения земле нашей, государству и отечеству нашему! <…> но всё-таки для братства, для полного братства, нужно братство с обеих сторон…»
Глава третья.
I. Похороны «Общечеловека».
II. Единичный случай.
Достоевский получил из Минска письмо от девушки-еврейки С. Е. Лурье, датированное 13 февраля 1877 г., в котором рассказывалось о похоронах доктора Гинденбурга, пользующегося всенародной любовью и над могилой которого «держали речь пастор и еврейский раввин, и оба плакали»… Автор ДП воспользовался этим письмом, чтобы проиллюстрировать в главе третьей то, о чём речь шла во второй главе — решение еврейского вопроса возможно только через таких «общечеловеков», которые служат людям, не взирая на их национальность…
III. Нашим корреспондентам.
Ответы на некоторые письма читателей по конкретным вопросам.
А П Р Е Л Ь.
Глава первая.
I. Война. Мы всех сильнее.
II. Не всегда война бич, иногда и спасение.
III. Спасает ли пролитая кровь?
IV. Мнение «тишайшего» царя о Восточном вопросе.
Вся глава посвящена начавшейся войне России с Турцией. Достоевский безусловный сторонник этой войны и приветствует её: «Нам нужна эта война и самим; не для одних лишь “братьев-славян”, измученных турками, подымаемся мы, а и для собственного спасения: война освежит воздух, которым мы дышим и в котором мы задыхались, сидя в немощи растления и в духовной тесноте <…> Дрогнули сердца исконных врагов наших и ненавистников, которым мы два века уж досаждаем в Европе, дрогнули сердца многих тысяч жидов европейских и миллионов вместе с ними жидовствующих “христиан”; дрогнуло сердце Биконсфильда: сказано было ему, что Россия всё перенесет, всё, до самой срамной и последней пощёчины, но не пойдёт на войну — до того, дескать, сильно её “миролюбие”. Но Бог нас спас, наслав на них на всех слепоту; слишком уж они поверили в погибель и в ничтожность России, а главное-то и проглядели. Проглядели они весь русский народ, как живую силу, и проглядели колоссальный факт: союз царя с народом своим! <…> Итак, видно, и война необходима для чего-нибудь, целительна, облегчает человечество. Это возмутительно, если подумать отвлечённо, но на практике выходит, кажется, так, и именно потому, что для заражённого организма и такое благое дело, как мир, обращается во вред. Но все-таки полезною оказывается лишь та война, которая предпринята для идеи, для высшего и великодушного принципа, а не для матерьяльного интереса, не для жадного захвата, не из гордого насилия…» И в конце Достоевский, ссылаясь на свидетельства историков, утверждает, что ещё царь Алексей Михайлович (1629–1676) жалел, что в Восточном вопросе «не может быть царём освободителем»…
Глава вторая.
Сон смешного человека. Фантастический рассказ.
Освобождение подсудимой Корниловой. Достоевский здесь вновь возвращается к делу Корниловой, выбросившей из окна свою падчерицу, о котором речь шла в ДП за 1876 г. дважды (октябрь, гл. 1, I; декабрь, гл. 1, I), и сообщает о вторичном рассмотрении его с новым составом суда: на этот раз, как и добивался писатель, суд признал, что Корнилова совершила преступление в состоянии аффекта и оправдал её…
К моим читателям. Достоевский уведомляет читателей, что майский и июньский, а затем июльский и августовский выпуски ДП выйдут из-за его болезни в сдвоенном виде.
М А Й — И Ю Н Ь.
Глава первая.
I. Из книги предсказаний Иоанна Лихтенбергера, 1528 года. «Мне сообщили один престранный документ. Это одно древнее, правда, туманное и аллегорическое, предсказание о нынешних событиях и о нынешней войне. Один из наших молодых учёных нашёл в Лондоне, в королевской библиотеке, один старый фолиант, “книгу предсказаний”, "Prognosticationes" Иоанна Лихтенбергера, издание 1528 года, на латинском языке…» И далее с комментарием приводятся («единственно как занимательный факт») выдержки из этой редкой книги, о