Балканский легионер - Сергей Зверев

– А что такое?

– О Богдане я. Ведь спасение было почти уже реальным. У него даже автомат в руках был!

– Ну, автомат! – насмешливо протянул Семенов. – Ты, что ли, в его годы умел с оружием обращаться? Сомневаюсь.

– Это все родители виноваты, – продолжал убиваться Милован.

– Чем это? Что родили его?

– Да нет! Тем, что не научили обращаться с автоматом. Когда мы были детьми, никто не думал, что настанет такое время, – горячо говорил Милован. – Что придется защищаться от албанцев, что придется на своей же земле лежать связанным в каком-то вонючем подвале!

– Подвал, кстати, и не такой уж вонючий, – сказал Семенов. – Были бы у меня руки развязаны, я бы нашел, чем здесь поживиться.

Он стукнул головой о бочку.

– Вот видишь, и винцо тут имеется, а там, – кивнул он головой направо, – и прочие заготовочки. Соленья, варенья…

– Да какие соленья! – перебил его Крайкович. – О чем ты вообще думаешь? Сегодня каждый сербский ребенок должен быть солдатом. У нас нет времени на то, чтобы дожидаться, пока они вырастут. Если ждать, то наши дети могут вообще никогда не дожить до совершеннолетия. Албанцы об этом постараются, уж будь уверен. Они своих воспитывают соответственно. Посмотришь – сопляку пять лет, а он гранату бросает в сербский дом или в церковь. Многого ты еще не видел! Ничего, если жив останешься, своими глазами насмотришься такого… Так что был бы брат мой поумнее, Богдан бы всех этих отморозков перестрелял!

Семенов горько усмехнулся. Несмотря на свой не отягощенный интеллектом разум, он был, в общем-то, не таким уж зверем, как это могло показаться с первого взгляда. И на этот счет у него были свои соображения.

– Нет, друг, я с тобой не согласен, – откашлявшись, вступил он в спор. – Я сам-то, знаешь, из детдома…

– Ну и что?

– А то, что ни отца, ни матери своей я в глаза не видел. Папашка мой был шахтером. А что такое шахтерский труд, знаешь?

– Конечно.

– Ни хрена ты, дядя, не знаешь. В России шахтер – это, считай, самоубийца.

– Почему?

– Да потому что вкалываешь, как лошадь, а случись с тобой что в шахте – никто не поможет твоей семье. А случается очень часто. Это не Европа и не Америка, обвал – обычное дело. Ты знай уголек гони! Вот отца-то моего этим самым угольком присыпало. Вместе еще с тридцатью другими. А тут я и родился, как на заказ. Мать моя возьми да и откажись от меня. И записку, сука, написала: дорогой, мол, сыночек, когда вырастешь, сам все поймешь. Ты меня, дескать, не вини, но только не смогла я одна растить тебя. Не выдержала. Вот я с рождения, считай, по детдомам и маялся. И навидался там всякого. Так что скажу тебе – детство у ребенка должно быть.

– Какой ты добрый! – иронически произнес Милован.

– Ну, насчет доброты не знаю, а скажу тебе так: было бы у меня детство, я бы здесь не валялся. Так что детей в войну втягивать нельзя. Вот вырастут, тогда пусть сами и решают.

– Да, кстати, – спохватился Крайкович, – а куда подевались крестик и ладанка с шеи Богдана? Что-то я не пойму…

– Вот они, – Семенов связанными руками вытащил их из кармана.

– А у тебя-то они как оказались?

– А я ему успел показать, чтобы снял. И спрятал…

– Как это ты успел ему показать? – подозрительно уставился на тамбовца Крайкович.

– Подмигнул я ему.

– А-а… – протянул серб. – Ну ладно, теперь надо попросить Богдана принести нам нож – веревки перерезать.

– Хорошо бы, – кивнул Семенов.

Глава 28

Хорошая закуска и выпивка вместе с весьма неплохой перспективой пополнения личного бюджета сделали из Мартина Берзинса совсем другого человека. Он не только вернулся в свое прежнее состояние, но и стал еще более уверенным. Все его недавние страхи и комплексы как рукой сняло. Из загнанного зверя, готового спрятаться под каждым камнем и кустом, он превратился в самого настоящего павлина. Сходство было на удивление полным, разве что не хватало хвоста с разноцветными перьями. Берзинс разглядывал охотничьи трофеи Казима Хайдари, развешанные тут и там на стенах. Его взор привлекла голова оленя с огромными рогами. Искусственные глаза животного матово мерцали на свету.

– А что скажете, Казим, – обратился посланник Брюсселя к руководителю боевиков, – вы любите охоту, насколько я понимаю?

– Это вы в самую точку попали, – кивнул Хайдари. – Сказать, что я люблю ее, – это значит ничего не сказать. Я страстный охотник, и правильней будет сказать, что я не любитель, а профессионал.

Он готов был говорить о своем увлечении долго и страстно.

– Вообще-то я к этому с раннего детства приучен, – сказал он, доверительно наклоняясь к Мартину Берзинсу. – Еще мой дед брал меня лет с пяти на охоту. Ну и, сами понимаете, закваска у меня в этом смысле еще та! У нас, как и в других странах, те, кто был неравнодушен к охоте, составляли коллекции охотничьих трофеев. Вот и я занимаюсь тем же. Последнее время события в Косово не способствуют охоте, – развел руками Хайдари. Это вам хорошо, там, на Западе. А здесь у нас албанцы стали предметом охоты.

– Ну, ничего, – уверенно заявил Берзинс, – я надеюсь, что мы в скором времени сумеем решить эту проблему.

– Я в этом не сомневаюсь, – скрывая ухмылку, согласился Казим Хайдари. – Еще вина?

– Да, еще глоточек я бы выпил, – отозвался эмиссар.

С видом знатока он поднял бокал к свету, а затем перевел взгляд на огромную голову дикого кабана, висевшую прямо над камином. Свирепый зверь, казалось, сейчас вырвется из стены и бросится на людей. Его воинственность усиливали огромные клыки.

– Опасно, должно быть, охотиться на такого красавца?

– Да уж, врагу не позавидуешь попасться ему на пути. – Казим сделал глоток. – Кабан, кстати сказать, вообще одно из самых опасных животных.

– Что вы говорите? – удивился Берзинс.

– Именно так. И с этим зверем у меня связана своя история. Вообще каждый трофей имеет свою историю. Так вот, во время зимней охоты, а было это лет восемь назад, раненый зверь бросился на одного из охотников и распорол ему живот.

– Почему же его сразу не пристрелили? – высоко подняв брови, спросил Берзинс.

– Ну, как это почему? – даже удивился такому глупому вопросу Хайдари. – Вы только представьте себе, что такое охота на кабана. Кабан, когда он бежит, а особенно при опасности или легко раненный, – это же самая настоящая ракета. Сметает все на своем пути. И если на этом самом пути окажется человек, которому кабана не удастся остановить выстрелом, – все, он пропал. К тому же все происходит очень быстро. Вы, допустим, стоите. На вас вылетает из-за дерева зверь. Вы стреляете – раз, другой. Обе пули попали в цель, но кабан всего лишь ранен. К тому же у него вообще замедленная реакция на многие ранения. Бывает так, что смертельно раненный в сердце зверь еще способен натворить такого!

– И что же? – с интересом взглянул на него Берзинс.

– Так вот, раненый зверь, если его не остановили, в ярости бросается на охотника и за пару минут способен превратить его в кровавое месиво.

– В самом деле?

– Да, именно так. За мгновение выпустит кишки!

– Ужас! – покрутил головой Берзинс. – Ну, а более безопасные, что ли, способы добычи этого зверя не существуют? Скажем, с вертолета?

Казим снисходительно усмехнулся:

– Сразу видно, что вы человек от этого далекий. Тут ведь смысл не в том, чтобы просто застрелить зверя, дело совсем не в этом! Нет, безусловно, каждый старается себя обезопасить. Никому неохота волочиться у вепря на клыках. Но ведь для настоящего охотника нужна определенная опасность, адреналин. Я вам скажу от себя и от имени тысяч охотников: ты должен почувствовать себя хоть ненадолго первобытным человеком. Ощутить те времена, когда человек и зверь выходили один на один, и кто возьмет верх в этом поединке, было неизвестно.

Он на мгновение замолчал, сделав еще глоток вина.

– Естественно, делаются и вышки, с которых стреляют по вепрям, делаются засады на деревьях. Но мне ближе как раз такой, «первоначальный» вариант.

– Да, впечатляет, – покачал головой эмиссар. – Каждому свое.

– Естественно, – согласился Хайдари.

Ненадолго воцарилась тишина, когда каждый думал о своем.

– Ну что же, – заключил хозяин виллы, – обращаясь к нашим делам, я думаю, мы обо всем договорились. И волки, как говорится, сыты, и овцы целы.

– Согласен! – хохотнул Берзинс.

– Продолжим застолье?

– Нет-нет! – замахал эмиссар. – Мне уже достаточно. Давайте прогуляемся.

Они вышли во двор. Там, на лавочке, в тени огромного орехового дерева, отдыхал Мишель Мазур. Довольный жизнью Берзинс глубоко вздохнул полной грудью:

– Все-таки хорошо у вас! Если бы не война, жили бы прекрасно.

– Полностью с вами согласен, – согласился Хайдари. – Ведь мы же сами обеими руками за мир. Да ведь находятся всякие такие… Ну, ничего, с вашей помощью мы значительно улучшим ситуацию.

– Несомненно, – промурлыкал Берзинс.