Кащеево царство - Вадим Волобуев

– Деду своему, Водяному, передай – не его я, – в спину ему хрипло крикнул Буслай. – Не его…

Затем пьяно рассмеялся и, хрустя снегом, утопал к костру.

Глава восьмая

Минула ночь, и мстительный порыв Савелия угас, сменившись безнадёгой и страхом. Не мог он более выносить насмешек бояр и ушкуйников, не мог всё время пребывать в тоскливом ожидании новых обид. Быть может, поездка в югорскую столицу избавит его унижений? Но как? Этого он не знал. Да и само это чувство происходило скорее от обречённости, чем из сознательного расчёта. И всё же надежда затеплилась в купце. Не зря же попович с таким придыханием молвил ему о Варварином дне. Блаженные – суть уста Господни. Знать, хотел что-то передать Савелию Бог, намекал на что-то. Ощущение своей избранности вновь посетило Савку, вдохнув в него новую жизнь. Он понял: завтра должна решиться его судьба.

Они выехали сразу после трапезы. Отец Иванко отслужил заутреню, помолился о благополучном исходе дела, и, переодевшись в мирское, вместе с воеводой и купцом отправился на санях к югорскому князю. Сани были знатные, боярские – Яков Прокшинич не поскупился, дал для порядку, чтоб югорцы сразу смекнули: едут к ним большие послы. Охрану им составляли девять воев из боярской челяди. Этих погрузили на нарты. У каждого на поясе висел меч, за спину был перекинут щит, а под тулупами позвякивала кольчуга. Шлемы с яловцами чуть посверкивали в сумеречном свечении поблекшей луны.

– Югорцы-то знают о нашем приезде или орать придётся, чтоб ворота отперли? – спросил Савелий с напускной суровостью.

– Увидят, небось, – коротко ответил мрачный Ядрей.

– Господи, спаси и сохрани, – перекрестился поп.

Дальше ехали в молчании. Городок, казавшийся таким маленьким с вершины холма, навис бревенчатым тыном, стоило новгородцам спуститься к реке. На сторожевых башенках показались одинокие лучники, над стёсанными верхушками стены поднимались жидкие дымки от костров. Студёный ветер донёс до русичей короткие возгласы югорских воев.

– Замельтешили, – хмуро сообщил Савелий.

Справа оперилась снегом мяндачная чащоба, слева выжженным городищем тянулась бугристая низина конурника. Олени медленно тащились вверх по склону холма, по колена увязая в снегу.

– А ты, батюшка, ещё приступом брать собирался, – проворчал вдруг Ядрей. – Вишь, снег-то какой! Олени – и те едва ползут.

Священник ничего не ответил.

Наконец, они добрались до ворот и остановились в ожидании. Со стен на них уставились безбородые вои в меховых шапках, с луками в руках.

– Ну что, отворять-то будете? – помедлив, зычно вопросил Ядрей.

Загремел засов, створы медленно открылись. Югорцы на стенах натянули луки, направили их на русичей. Те медленно въехали внутрь, озираясь и невольно втягивая головы в плечи. Один лишь воевода, подбоченясь, с показной лихостью поглядывал на чудинов.

От ворот прямиком вглубь города вела узкая неровная улица, вдоль которой торчали высокие деревянные идолы. Серебряных блюд на лицах истуканов не было – как видно, жители успели снять их, чтобы не будоражить алчность пришельцев. Низкие, полуврытые в землю бревенчатые дома со скошенными крышами смотрели на русичей крохотными окошками, затянутыми бычьими пузырями. За ними возвышались самъяхи на сваях, трепыхали ленточками священные ели и столбы с колёсами наверху. Поперёк улицы и по сторонам от ворот выстроились ратники в костяных доспехах, с пальмами наперевес. Со стен в новгородцев целились лучники.

Навстречу русичам выступил вой в собачьей шапке, поверх которой красовался медвежий череп. Он что-то произнёс, указывая на небо и поднося руку к сердцу, затем повернулся боком и, заскочив в свои нарты, сделал приглашающий жест. Ратники за его спиной раздвинулись, давая дорогу. Бородач, правивший боярскими санями, тронул оленя. Вслед за ним двинулось охранение. Так они и ехали: впереди вой с медвежьим черепом, за ним – новгородцы на санях и нартах, а последними – два десятка югорских ратников с тесаками на длинных рукоятях. Отец Иванко беспрерывно шептал молитвы и крестился украдкой, его товарищи с любопытством разглядывали домишки и изваяния божков, а Ядрей, держа ладонь в варежке на рукояти меча, ехал с таким видом, словно был хозяином этого города. Они миновали одну улочку, вывернули на другую, проехали и её, и оказались на площади, заставленной по окружности огромными идолами. По площади бродило несколько человек в драных малицах, больше никого там не было.

Ратник пересёк площадь и приблизился к воротам, за которыми возвышалась крыша обширной избы. «Княжий терем», – понял Савелий. Ворота распахнулись, русичи проехали во двор. Там их встретила цепочка воев с копьями наперевес, выстроившихся полукругом, чтобы новгородцы не могли прошмыгнуть в сторону. Провожатый обернулся, что-то сказал русичам, показывая на избу.

– Должно, приехали, – промолвил Ядрей. – Спрыгивай, ребята.

Он сам первым слез с саней и зашагал вслед за ратником к низкой двери. Охранявшие двор вои разомкнулись, пропуская воеводу, затем снова сомкнулись, отрезав его от спутников.

– Это что ж творится-то? – заголосил отец Иванко. – Никак нехристи разделить нас хотят?

Воевода резко обернулся, бросился обратно к своим, но упёрся в выставленное острие копья. Русичи сбились в кучу, схватились за мечи. Назревала схватка, но тут дверь открылась, и раздался чей-то повелительный голос. Югорцы опустили копья. Ядрей обернулся. Перед ним стоял человек средних лет с морщинистым лицом и зачесанными назад русыми волосами. Одет он был весьма непритязательно, только разноцветный пояс с железными и серебряными побрякушками выделялся своим богатством в сравнении с поясами других югорцев. Очевидно, это и был князь. Он что-то сказал своим, и те кончиками копий подтолкнули к избе Савелия. Вынырнувший рядом с князьком пожилой человек в обтёрханном полушубке сказал по-славянски:

– Все нельзя. Пустить только главные.

Ядрей посмотрел на него, подумал и кивнул.

– Ладно. Возьму Савку и попа. – Он обернулся к ратникам. – А вы ждите здесь. Со двора ни шагу.

Русоволосый утопал в дом, воевода, толмач и провожатый последовали за ним. Затем в избу вступили Савелий и отец Иванко.

Они вошли в горницу, уставленную вдоль стен лавками. На лавки были накиданы шкуры, в дальнем углу лежала куча резных человеческих фигурок в одеждах, с настенной полки на гостей таращился медвежий череп, покоившийся на двух высохших лапах. Все стены были испещрены нацарапанными значками, на гвоздях висели луки с колчанами, полными стрел, серебряные ножи в ножнах, а пространство меж двух окон закрывала лосиная шкура. По сторонам от входа стояли два дюжих югорца в длинными ножами на поясах. Вдоль стен переминались с ноги на ногу какие-то люди разных возрастов, без оружия, зато со множеством амулетов на груди и поясе. Вероятно, здешние бояре. В дальнем углу, ближе к князю, ссутулившись, стоял старик к шапке с бубенчиками, в простой малице и роскошно отделанных узорочьем нярах. По всему выходило, что это шаман. Отец Иванко, узрев его, опять перекрестился.

Князь опустился на лавку, показал русичам место напротив себя. Те послушно сели, зашуршали шкурами, устраиваясь поудобнее, сняли шапки. Ядрей поставил на лавку шлем. Князь что-то произнёс грубым голосом. Толмач, усевшись на полу меж ним и новгородцами, перевёл:

– Вы прийти за дань. Я дать дань. Вы уйти.

Воевода усмехнулся.

– Кабы сказал ты это в первый день, эх как было бы ладно! Но уж слишком упрям ты, братец. За эту твою несговорчивость господин Великий Новгород возьмёт с тебя тройную подать.

Толмач перевёл, и брови князя сошлись на переносице.

– Вы требуете слишком многого.

– В самый раз, – отрезал воевода.

Унху засопел, покосившись на колдуна. Тот ответил ему непреклонным взглядом.

– И ещё, – продолжил Ядрей. – Дань ты сложишь здесь, на площади. Я приведу писцов, они будут считать. Покуда не получим всего, из города не уйдём.

Савелий с уважением посмотрел на воеводу. Смел Ядрей, ничего не скажешь! Сколько ж отваги нужно, чтобы так говорить с югорским князем, да ещё в его хоромах!

А вокруг Унху уже сгрудились бояре, что-то зашептали, побрякивая оберегами, зашуршали голосами. Воевода с невозмутимым видом ждал их решения, постукивая пальцами по коленям. Наконец, кружок из югорцев распался, князь, посмотрев на воеводу, промолвил:

– Мы сделаем, как велит нам Новгород. Пусть ваши писцы приходят на площадь. Но остаться здесь они могут лишь до завтрашнего вечера.

– Это уж как получится, – пропыхтел Ядрей, поднимаясь.

Они вышли из дома, прошли меж рядов насупленных югорских воев, взяли под уздцы своих оленей.

– Ну вот и всё, ребятушки, – сказал воевода ратникам. – Дело сделано. – Он сел в сани. – Айда на площадь. Сейчас югра свои пожитки выкладывать учнёт.

– А кто за писцами поедет? – спросил отец Иванко. – Может, мне?..