О Феликсе Дзержинском - Сборник

Зная характер Павлуновского, Дзержинский всегда просил его быть осмотрительней и осторожней. Хотя сам Феликс Эдмундович часто рисковал жизнью.

Познакомившись с нами, Павлуновский сказал:

— Вначале вам предстоит серьезная учеба. Вы должны пройти курс специальной разведывательной службы. Без этих знаний хороших разведчиков из вас не получится.

Вскоре особый отдел 5-й армии и наша команда были переведены в Симбирск. Здесь мы и начали учиться.

По окончании курса Павлуновский вызвал меня и сказал:

— Беру вас с собой в Москву.

Так как у начальства не положено спрашивать, зачем и почему, я откозырял и вышел из кабинета.

Но раздумья не оставляли меня. Зачем в Москву? Какие для нас могут быть там дела? Тут, на фронте, мы нужнее.

И только в поезде Павлуновский, как бы между прочим, обронил:

— Получим специальное задание и вернемся обратно. Мы ведь работники Восточного фронта…

По приезде в Москву мы с И. П. Павлуновским сразу же пошли на Лубянку.

— Иван Петрович, а к кому мы идем?

Павлуновский метнул на меня строгий взгляд и бросил:

— Придем — узнаешь!

Получили пропуска, поднялись на второй этаж и вошли в комнату, где сидел секретарь.

— Здравствуйте, товарищ! Мы приехали по вызову, — сказал Павлуновский.

— Здравствуйте, товарищ Павлуновский! — ответил секретарь и предложил: — Посидите немного. Сейчас доложу Феликсу Эдмундовичу. Он о вас уже спрашивал.

Когда из кабинета председателя ВЧК вышел какой-то посетитель, секретарь сказал:

— Проходите.

Первым к двери шагнул Павлуновский, за ним — я. Навстречу из-за письменного стола вышел Дзержинский. Поздоровавшись с нами за руку, он сказал:

— Располагайтесь, товарищи, — и указал рукой на кресла. — Как у вас там дела? Рассказывайте.

Иван Петрович подробно докладывал председателю ВЧК о работе особого отдела 5-й армии, а я с интересом рассматривал легендарного Дзержинского и его кабинет.

Феликс Эдмундович был высок ростом, в простой гимнастерке защитного цвета, в таких же брюках и хромовых сапогах. Широкий ремень на узкой талии еще больше подчеркивал стройность его фигуры. Никакого оружия при нем не было. Худощавое лицо Дзержинского с небольшой клиновидной бородкой выглядело усталым, взгляд сосредоточен, внимателен, даже строг.

Когда он оборачивался в мою сторону, я чувствовал себя как-то неловко, стесненно. А вот Павлуновский, хорошо знавший Ф. Э. Дзержинского, явно не испытывал такого чувства. Он разговаривал с ним совершенно свободно, называя его по имени-отчеству.

Кабинет Феликса Эдмундовича представлял собой обыкновенную, не очень большую комнату. На письменном столе кроме чернильного прибора, электролампы и телефона — стопка книг и чья-то фотография в рамке. Рядом, под рукой, — этажерка с книгами и журналами. В углу комнаты — ширма, из-за которой видны простая солдатская кровать и умывальник на стене. Нетрудно было догадаться, что здесь, в кабинете, хозяин проводит большую часть суток. Кроме письменного стола, нескольких кресел и стульев стоял еще небольшой столик, у самого окна. На нем лежали какие-то свертки — не то чертежи, не то карты. Словом, в кабинете ничего лишнего. Обстановка самая скромная.

Во время разговора дверь приоткрылась, и вошедший секретарь доложил:

— Приехал Сорокин.

— Пусть входит. Тут люди свои, — отозвался Дзержинский.

В кабинет вошел человек лет пятидесяти с бородой и усами. Сквозь стекла очков на нас взглянули прищуренные глаза. Среднего роста, в сатиновой косоворотке и черных брюках, заправленных в сапоги, он выглядел простачком. Еще больше удивило его обращение к председателю:

— Господин Дзержинский, все сделано, как вы велели.

— Хорошо, господин Сорокин, — с улыбкой ответил Дзержинский. — Прошу вас немного подождать. Можете здесь, можете там.

Секретарь и Сорокин вышли, а я недоумевал: почему этот человек называет председателя ВЧК господином?

Между тем Дзержинский продолжал расспрашивать Павлуновского:

— А как наши чекисты и особисты помогали Красной Армии в боях за Казань?

— Все было подчинено интересам общего дела. Некоторые бойцы нашей специальной технической команды даже участвовали в штурме города. Подрывники и десантники действовали замечательно. Они, Феликс Эдмувдович, достойны всяческой похвалы…

— Обо всем этом представите подробный письменный доклад, — сказал Дзержинский. Потом обратился ко мне: — Вы товарищ, отлично окончили учебу. Мне об этом уже известно. Посоветовавшись с вашим начальником, — Дзержинский кивнул в сторону Павлуновского, — я решил именно вам поручить ответственное задание. Какое — вы узнаете от Ивана Петровича. А мне остается только напомнить вам главный закон разведчика. — Дзержинский встал, оперся руками о стол и продолжал: — Основа всему — тайна. Знает один — полная гарантия успеха. Двое — может быть. Трое… — Феликс Эдмундович умолк и энергичным жестом показал, что никакой тайны уже не существует.

Далее он сказал:

— Помните, что вы идете на серьезную и опасную работу. Одной храбрости там мало, нужна еще колоссальная выдержка. Надо хорошо помнить намеченный план, действовать осмотрительно и осторожно. Малейший промах может и вас погубить, и всю операцию провалить.

Дзержинский говорил так, что каждое его слово западало в душу. Потом встал и распрощался с нами.

Когда мы были уже в вестибюле, Иван Петрович спросил:

— А знаешь, кто такой Сорокин? — И, не дожидаясь ответа, пояснил: — Это самый преданный Дзержинскому человек, его личный курьер. До революции Григорий Кириллович Сорокин был курьером в петроградском градоначальстве. Оно находилось на Гороховой улице, в доме номер два. Как-то Дзержинский решил осмотреть этот дом, чтобы разместить там ВЧК. Ему открыл дверь незнакомый человек. Дзержинский спросил, кто он.

— Я курьер, — ответил незнакомец, — все разбежались, а я охраняю добро.

— Это очень хорошо. Так и продолжайте, — похвалил его Дзержинский.

Осмотрев здание, Феликс Эдмундович спросил:

— А не желаете ли у нас служить?

— Отчего же не служить? — ответил курьер.

Так Григорий Кириллович и остался в ВЧК. Он очень любит Дзержинского и по старой привычке называет его господином. Но дело ведь не в том, как он его величает. Важно, что у Феликса Эдмундовича есть надежный и преданный человек.

— А что за портрет я видел на столе у Феликса Эдмундовича?

— Это портрет его сына Ясика, — ответил Павлуновский.

Из Москвы мы выехали в Симбирск. 5-я армия в то время наступала вдоль Волго-Бугульминской железной дороги на Бугульму. Она продвигалась двумя группами: одна — в направлении Мелекесс — Бугульма, другая — на Чистополь — Бугульма. Эти группы образовали как бы клещи.