Бегом с ножницами - Огюстен Берроуз

После того как Кэйт резко захлопнула дверцу машины и уехала, Натали наклонилась ко мне:

— Ты действительно должен обо всем этом написать.

— Все равно никто не поверит, — ответил я.

— Да, ты прав, — согласилась Натали. — А поэтому, может быть, лучше просто забыть?

Оплеванные перед публикой

Ни Натали, ни я не умели играть на фортепиано, но мы ловко усаживали других за инструмент, чтобы петь самим. Трое из пациентов доктора Финча умели играть с листа. Лучше всех оказалась одна из них, Карен — она никогда не уставала. Было ли это качество изначально ей присуще или проявилось в результате неправильной дозировки лекарства, неизвестно. Однако она с удовольствием могла пять раз повторить мелодию из фильма «Бесконечная любовь», а потом безропотно перейти к вдохновенной интерпретации «Где-то». Как только Карен начинала жаловаться, что пальцы ее устали, Натали тут же вытаскивала из кармана джинсов или юбки батончик «Сникерс» или косяк. Как правило, это помогало, и Карен продолжала играть. Случалось, однако, что после полутора часов упорной работы за инструментом она начинала упрямиться. В этих случаях Натали прибегала к подкупу.

— Знаешь, — словно искусительница, предлагала она, — я могла бы позвонить папе и узнать, сможет ли он тебя принять сегодня днем. Уверена, мне удастся его уговорить. — И добавляла после многозначительной паузы: — Если, конечно, я захочу это сделать.

После подобных обещаний музыка обычно продолжалась.

Мы собирались произвести фурор в мире вокального искусства и сравняться с «Пичес энд Херб» и «Кэптэн эвд Тенил».

Если никто не соглашался нам сыграть, мы обычно практиковались самостоятельно, наверху, под пластинки Стиви Нике. Проблема, однако, заключалась в том, что порою Стиви было нелегко понять, а Натали давно потеряла прилагавшиеся к альбому слова песен. Поэтому я обычно лежал, прижавшись ухом к колонке, а Натали стояла, держа палец на игле проигрывателя.

— Подожди, не могу понять, сыграй снова, — торопливо записывая, просил я. — Что она поет: «любовь на белых крыльях» или «любовной белой пылью»?

Натали со скрежетом опускала иглу на пластинку.

— Подожди, сейчас будет.

Слова звучали, а я опять не мог их понять.

— Ну его на хер, я лучше что-нибудь сам сюда вставлю.

После того как сомнительной точности работа по копированию текста любимых песен заканчивалась, мы начинали без конца распевать их перед зеркалом в комнате Натали.

— У меня такие толстые руки, — комментировала исполнение Натали. В руке она держала щипцы для завивки, с их помощью изображая микрофон, и они зрительно увеличивали объем действительно не слишком худеньких рук.

— Значит, давай вставим микрофон в штатив, —- предложил я — и больше не будем его оттуда вынимать.

Натали швырнула щипцы на кровать.  — А это разумно. Хорошая идея.

Иногда мы приносили наверх и фен. Он создавал особенный эффект — выступление Стиви Нике в аэродинамической трубе. Нам это чрезвычайно нравилось.

— Хорошо, если бы у меня был ковровый саквояж, — мечтала Натали, любуясь, как поток воздуха сдувает волосы.

Мы самозабвенно отдавались искусству.

— Слушайте, заткнитесь же, ради Бога, — порою среди ночи умоляла Хоуп, — я же пытаюсь спать!

Мы, назло ей, врубали проигрыватель на полную громкость.

Если нам случалось репетировать внизу, в моей комнате, и по лужайке шлепал кто-нибудь из соседей, чтобы тихонько постучать в окно и вежливо попросить вести себя потише, Натали вполне могла просто задрать юбку и, выставив в знак презрения средний палец, продемонстрировать свои прелести.

Мы безошибочно чувствовали свое призвание. Не сомневались в том, что наделены огромным талантом. Единственное, чего нам не хватало — внимательной и благодарной аудитории.

А какая аудитория могла оказаться более внимательной, чем постоянные обитатели государственной больницы?

— Считаю, что идея просто фантастическая, — одобрил доктор Финч.

— Ты думаешь, нас пустят? — поинтересовалась Натали. Перспектива оказаться лицом к лицу с настоящими слушателями даже заставила ее покраснеть. Она моментально разволновалась и начала отчаянно тереть лицо руками.

— Полагаю, что они придут в восторг просто оттого, что двое молодых талантливых исполнителей дарят им свое искусство совершенно бесплатно, — заверил доктор.

Нам хотелось добиться более решительного одобрения, однако доктор был поглощен телевизором, а кроме того, явно хотел спать.

—    А ведь из этого действительно может что-нибудь получиться, — комментировала Натали, глядя на меня ошалевшими глазами.

Я полностью с ней согласился.

— Возможно, мы даже попадем в газеты. Ты знаешь, как пишутся пресс-релизы?

Она снова занервничала, на сей раз начав тереть руки.

— Понятия не имею. Но Хоуп знает.

— Понятно, что это еще не Бродвей, но, во всяком случае, какое-то начало.

Следующим нашим шагом должна была стать беседа с сотрудником больницы, отвечавшим за развлечения пациентов. Увы, такого сотрудника в Нортхэмптонской государственной больнице просто не оказалось. Обнаружилась только толстая, явно страдающая депрессией женщина, сидевшая за столом в холле. Когда мы обратились к ней за разъяснениями, она лишь беспомощно перевела взгляд с одного из нас на другого.

— Я не совсем понимаю, о чем вы спрашиваете, — призналась она.

Натали глубоко вздохнула, стараясь справиться с нарастающим нетерпением.

— Я вам уже объяснила: я из колледжа Смит, а он — из Амхерста. Мы занимаемся музыкой и хотели бы выступить перед вашими пациентами, здесь, в больнице, — повторила она.

— А-а-а, — с сомнением протянула женщина. — По-дождите минутку, я выясню, смогу ли кого-нибудь най-ти. — Она внимательно посмотрела на листок бумаги, прилепленный к столу рядом с телефоном, и набрала внутренний номер. Потом отвернулась от нас и тихо заговорила в трубку.

- Не беспокойся, — успокоила меня Натали. — Если дело пойдет совсем плохо, уговорим папу кому-нибудь позвонить. Он здесь всех знает.

Столь близкое знакомство объяснялось тем, что раньше, еще до того, как доктор занялся собственной практикой, вся семья жила на территории больницы. Первые воспоминания Натали о доме были связаны с шизиками. Дело в том, что доктор Финч всегда мечтал о собственной психиатрической клинике. Когда ему это не удалось, он сделал замечательный шаг: довел свой дом до состояния полной разрухи, а потом начал приглашать пациентов там жить. Мне до сих пор кажется, что граница странности и недозволенности для всех детей Финча проходила так высоко именно потому, что они выросли в дурдоме.

— Сейчас вами займутся. Не хотите ли... — Женщина начала что-то говорить, может быть, собираясь предложить нам по маленькому бумажному стаканчику воды, но передумала.

— Спасибо, — сказала Натали.

Мы отошли от стола и встали возле двери. Почему-то такая позиция казалась предпочтительной — на случай, если бы нам внезапно пришлось спасаться бегством. Ведь неизвестно, кто был на другом конце провода.

Через несколько секунд появилась солидных размеров медсестра. Она двигалась походкой объездчика лошадей, руки ее казались плотными и сильными — настолько мускулистыми, что выглядели так, словно под кожу имплантировали батоны белого хлеба.

— Привет. Я Дорис. Чем могу помочь?

Натали снова соврала, что мы — студенты-музыканты из колледжей Смит и Амхерст и что для практики хотим выступить в их больнице.

Дорис отреагировала весьма практично:

— У нас даже концертного зала нет, — заметила она.

— Ну и что? — сразу нашлась Натали — Мы можем петь прямо в палате.

Я обрадовался, что она, оказывается, умеет говорить на профессиональном языке.

— У нас нет пианино, — продолжала Дорис.

Довольно было взглянуть вокруг, на холл обшарпанного здания, чтобы понять здесь недостает не только фортепиано, но и многого другого. Почему-то сомнение вызывал даже водопровод. В заведении практиковалось об-тирание губкой, и, наверное, дело было именно в отсутствии воды.

Натали кашлянула и улыбнулась:

— Прекрасно. Мы вполне можем петь «акапелла».

— Я что-то не знаю такой песни, — засомневалась Дорис.

— А это не песня; Это такой технический термин. Означает, что мы умеем петь безо всякого инструмента. Будут звучать только наши голоса, и все.

Дорис приняла красноречивую позу «руки в боки» и слегка склонила голову.

— Давайте-ка все еще раз уточним. Итак, вы хотите прийти сюда и выступить перед нашими пациентами — петь перед ними. Вам не нужны никакие музыкальные инструменты. Только вы вдвоем и только голоса, так?

Мы кивнули.

— И бесплатно?

Мы снова кивнули.