Останки Фоландии в мирах человека-обычного (СИ) - Элеонор Бирке

— Что ж молоко есть. Так выпьем кофе! — вслух произнесла она.

Зажженный огонь на плите и сверху чайник. Ожидая пока закипит вода, в хаосе содержимого шкафчиков она нашла жестяную баночку, раскрыла ее. Требовалось практически окунуть нос в порошок, чтобы почувствовать дивный его аромат.

Оловянная ложка с горкой кофе оказалась в чаше, и вскоре там уже заваривался ее любимый напиток. В ожидании первого, самого вкусного глотка, Магдалена вернулась в гостиную Хванча. Она остановилась у лестницы.

Что же там такое? Ведь интересно же.

Она поднялась на несколько ступеней и встала на цыпочки. На голых досках в паре метров от нее лежал матрац, укрытый скомканной простыней; а подушка и старый плед небрежно валялись сверху. Магдалена поднялась выше и, наклонив голову, ступила на пол. Похоже здесь не выпрямится в полный рост. Она пригнулась, пробралась и опустилась на постель. Откинув плед, мечтательница прилегла, укрылась и закрыла глаза, вообразила его объятия. Мыслями она была здесь не одна. Она думала; она представляла себе то, чему нельзя было случиться. Забыв о кофе и о том, что замужем, женщина окунулась в воображение и на время осталась в нем.

Звуки снизу, шепот — Кристиан!

Магдалена открыла глаза и замерла. Она уснула! Прямо здесь, в его постели!

Кристиан вернулся, он был как-то не весел и меж строк печальных песен беседовал с самим собой. Что-то громыхнулось, заскрипело, зашелестело… Он оживил весь дом, пространство обрело хозяина.

«Что будет, если он найдет меня?» — мелькнула мысль.

Конечно, Магдалена пришла сюда, чтобы увидеть Кристиана, поговорить с ним… Впрочем, нет… Она пришла обнять его.

Нет! нет! нет! не для этого!

Она хотела спросить друга, почему он отказался от нее? Почему он скрыл свою любовь? Но ведь и она скрыла. Любила и не сказала…

Нет, все не то…

Какая разница теперь?! Важно, что она любила! Всегда любила! Любит и теперь и хватит притворяться!

Женщина была как в дурмане. Ей хотелось спуститься и молчать, смотреть в его глаза и понимать, что чувства их взаимны. Однако мысль об Элфи пресекла прекрасное желанье. «Моя малышка, моя девочка… и Генри…» — Магдалена глубоко вздохнула и легла на спину. Слеза скатилась по ее виску.

Все! На этом все! Ей следует уйти. Нельзя, чтобы Кристиан увидел ее здесь…

Магдалена просунула руку в карман и вспомнила, что перемещательный диск остался в прихожей ее дома. Впрочем, если им воспользоваться, Хванч может заметить.

Она медленно сползла на пол, стараясь не шуметь. Чтобы перебраться в дальний угол спальни Хванча, понадобилось минут пять, не меньше. Она присела и приготовилась к медитации. Сейчас нельзя было кружиться, но и без этого действа она сумеет более-менее прилично сконцентрироваться.

Магдалена надеялась, что Кристиан не слишком одарен мечтами. Она надеялась, что он не сможет разглядеть ее. Сливаясь с этой мыслью, она настраивалась отбросить все прочие. Уйти в себя.

Дыхание: вдох, выдох; еще несколько циклов, но спокойней… Вдох, выдох, вдох, выдох, глубокий долгий вдох и очень долгий выдох. Она очистилась, она в мечте, и даже Хванч, какой бы силой он не обладал, вряд ли способен тягаться с ней! Прозрачная пелена опустилась на ее плечи, женщина стала невидима.

Одна крохотная, тщательно сформированная мысль Магдалены осела на темечко мистера огородника. Так мечтательница следила за Хванчем. Эта мысль должна была ей просигналить, когда Кристиан уснет или будет слишком далеко, чтобы успеть увидеть, как Магдалена покидает его жилище. Магдалена не могла слушать Хванча или следить за ним, ведь так мечта могла иссякнуть. Женщина понимала, что может отвлечься и тем самым раскрыть свое присутствие. Она окунулась в отстраненность. Осталось подождать.

Наконец она очнулась. Совершенно не ясно было, сколько минуло часов. На матраце кто-то спал. Дыхание ровное — Кристиан безмятежен.

«Не оборачивайся, не смотри на него», — говорила себе Магдалена, когда, опустив голову, пробиралась к лестнице и спускалась вниз. Вдруг вспомнила она о своей мечте, что мысленно вплела в волосы Хванча. Мечта распуталась и вернулась к ней.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Так странно, но она раскрасилась в вишневый и даже показалось, что обрела такой же вкус. Почему мечта не подсказала, что Хванч уснул, ведь такова была ее задумка?

Магдалена направилась было к выходу, но вдруг кое-о-чем вспомнила и обернулась к кухонному уголку.

Печальная мечта, ведь там улики от ее визита! Кофе! Она заваривала кофе!

Чашка с кофе стояла на том же месте, где ее оставила Магдалена. Горячий пар плясал над ней. Чашку окунули в ауру, которая не охлаждала, но сохраняло тепло. На клочке бумаги, лежащем рядом с чашкой, кто-то написал: «Все, как ты любишь — с молоком…»

Взгляд метнулся вверх, на чердачную спальню — нет, там нет движения. Магдалена приложила ладонь ко лбу и покачала головой.

Беспечно… Безрассудно… Но все так просто и… Все вышло так задорно.

И стало ей легко. Взяв чашку в руки, она медленно закачалась, пританцовывая и не спеша, наслаждаясь кофейным напитком.

Она надеялась, что он не увидит ее. Надеялась уйти раньше, чем он проснется. Мечтала, что не успеет уйти…

Глава 7. Сотрудничество

В ночи, как и всегда, выл пес. Изредка ему подпевали сторожевые собаки, но мальчишка знал, кому принадлежит этот голос полный тоски, этот зов друга. Где-то там в темноте леса одинокий Кайгы искал, чуя родного собачьему сердцу человека, когда-то угрюмого соседского мальчишку, когда-то мечтателя. Он искал Харма.

Малыш, которому всего через несколько недель стукнет восемь лет, такой же одинокий, как и Кайгы, забытый всеми воспитанник школы Крубстерсов, сидел в темной бетонной комнате один на один со своими закончившимися мечтами. Мысли не исполнялись. Дар исчез. Лишь кое-что весьма странное, но поистине прекрасное, хоть и выглядело теперь невзрачно, осталось малышу от его давней и печальной мысли, от того порыва во спасение. Помочь брату, найти Стива!..

Харм насупился. Крылья среагировали на новую эмоцию, раскрылись. Перья вздыбились, а скелет крыльев принял форму прямого угла. Харм привычно потряс ими, аккуратно расправил, а потом неторопливо скрылся под серо-черной перьевой палаткой. Сальные кудряхи Харма торчали сверху и с трудом узнавалась в них светлая русость волос. Так, укрывшись крылами, было теплей. Так он не видел обшарпанных стен, пугающей черноты ниш и углов, темноты под кроватью, решетки на единственном незастекленном оконце под потолком. Так было менее страшно.

За месяцы заключения крылья стали грязными, мятыми, а перья слиплись, да и запах от них висел почти тошнотворный. По правде, Харм давно свыкся со зловонием: ухаживать за этим запущенным «подарком мечты» он не умел, ведь он не птица. Кто же он теперь? Крылатый воин — как прозвал его Генри Смолг? Харм улыбнулся, вспоминая об этом. Приятные обрывки прошлого были для него единственной отдушиной. Ведь что чудного осталось у Харма, помимо теплых мыслей?.. Ничего…

Бедняга не знал, как надо ухаживать за крыльями, да и работники этого заведения не стремились помочь. Кто на такое согласится?

Слава мечте, малыш еще не мог осознать, что испытывают эти люди, как воспринимают странного ребенка. Он не понимал, что для местного персонала был скорее противным недоразумением, уродцем, нежели ребенком, нуждающимся в помощи.

Примерно раз в неделю или две его отводили помыться. Не сейчас, но еще совсем недавно. В такие моменты он мысленно оказывался в благоухающей пене в ванной, что когда-то подготовила ему госпожа Степанида, добрая работница банного комплекса школы. Он вспоминал, как с наигранной строгостью она отчитывала заросшего грязью Харма. Он позже смекнул, что ее строгость — это напускное. Чего стоило опять показаться Степаниде на глаза после «битвы с коброй». Тогда Харм спас Элфи от ядовитой змеюки. Харм походил в чистеньких штанишках не больше получаса и тут же порвал колено, а как испачкал!.. Его отчитали, но в конце провозгласили заслуженное: «Молодец! Смелый поступок!» — а еще Степанида чмокнула его в щеку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})