Сердце грустного шута - Ксения Баженова

– Поехали!

В качестве модельера свадебных нарядов для байкеров Сюзи ожидала увидеть кого угодно, но только не аппетитную пышку лет сорока, постриженную практически под ноль. На ней красовались огромные, чересчур драпированные красные шаровары и такой же красный топ без лямок, который постоянно сползал с объемной груди, и она поправляла его пухлыми пальчиками с черным маникюром. На плече оранжевым пламенем горело вытатуированное сердце. В натуральном виде, с синими, расползающимися из него змеями-аортами. Не вынимая изо рта самокрутки, та водила гостей по большой студии и демонстрировала развешанную на манекенах одежду.

– Тут прошлогодняя и новая коллекции. Я шью максимум два-три экземпляра. Ну, в том случае, если клиенты очень просят повторить. Не эксклюзив, но почти.

Потом пригласила всех выпить. Налила себе стакан виски и несколькими глотками осушила половину. Сюзи взглянула на часы. Около двенадцати. Однако! И попросила воды. Вещи, которые она увидела, ей очень понравились. Особенно кружевное платье с юбкой, короткой спереди и длинной сзади.

– Я еду на мотоцикле в Рим. Через Париж, Лион. У меня там куча друзей. Если бы я была мужчиной, то взяла бы коричневые кожаные штаны и пиджак в клетку из новой коллекции. Но поскольку я девушка, то могу надеть белые кожаные брюки с косухой. Вообще все вещи очень красивые. Но не могу же я поехать так далеко в платье! Как тебе такой вариант рекламы? Расскажу всем про тебя! Главное, чтобы погода не подвела.

– А что?! Пора выходить на мировой рынок. – Толстуха допила виски и хлопнула Сюзи по плечу. – По-моему, ты симпатичная девчонка! Можно ей доверять? Аккуратная? – подмигнула она заговорщически Дрю.

– Можно, можно. – Приятель тоже уже приложился к бутылочке пива. – Отличное предложение!

– Ну а что ты хочешь за это? – снова обратилась она к Сюзи.

– Подаришь мне потом платье, когда я буду выходить замуж.

– Договорились!

– Ну ладно. Мне пора. Перед отъездом заскочу. Буквально завтра-послезавтра.

Она взяла визитку, и они вышли на улицу.

– Дрю, ты извини, не хочу никого обидеть, но твоя приятельница какая-то странная. Она совсем не похожа на модельера, да еще который делает подобные вещи. Они же очень, очень крутые. А она совсем неизвестная и такая… Ну, не знаю даже, как сказать. Я, конечно, понимаю. Внешность не главное, и все такое… Но мне все же кажется, что человек, который придумывает такие вещи… – Она замялась.

– Должен быть красивее, тоньше, более светским, не бухать с утра, обладать вкусом. Ты это имеешь в виду? Да, реально, несостыковка. Но Сара дико талантливая. Ты знаешь, когда она творит и у нее случается затык, она начинает жрать. Сметает все, что попадается на пути. Ближайшие магазины опустошаются. А когда все хорошо и коллекция готова, она начинает пить, потому что боится, что не придумает следующую. Соответственно, она ужасно выглядит, из-за этого комплексует, с клиентами не общается. В общем, талант компенсирует куча проблем. Поэтому она и не раскрученная. У нее офигенно симпатичная помощница, которая ведет ее дела. Но сейчас она улетела в Индию, в отпуск. Это она, кстати, меня познакомила с Сарой. Пришла к ней недавно и пытается помочь. Может, все и наладится… С ней она как-то получше себя чувствует. Сюз, а давай сходим вечером куда-нибудь. – Они стояли на углу дома.

– Нет, извини. Надо завершить перед отъездом кучу дел.

– Вот всегда у тебя дела!

– Так получается. Ой, прости, вот мой трамвай. Я побежала. – И Сюзи прыгнула в вагон.

Дрю – симпатичный и вроде неплохой парень, но ей совсем не хотелось начинать никаких романов. Пару месяцев назад она рассталась с бойфрендом и не собиралась вступать в отношения вновь, пока не определится с собой. Больше всего на свете ей хотелось узнать и выстроить себя: кто она есть на самом деле, изучить свои возможности, лучше писать, безупречно разбираться в искусстве, определить все интересы, узнать что-нибудь такое, чего она никогда не знала, в конце концов научиться кататься на сноуборде этой зимой, но только ей хотелось все это делать одной. Пока. Потому что друг ей все-таки мешал, не давая необходимой свободы и личного пространства. Чуть позднее она найдет себе идеального парня, но не сейчас. Сейчас у нее другие планы на жизнь, и она не будет размениваться ни на каких Дрю. В конце концов, ей всего двадцать пять лет!

Вечером через два дня Сюзи приехала к Саре за костюмом. После разговора с приятелем она относилась к ней совершенно по-другому. Сюзи застала Сару за поеданием гамбургеров. На столе стоял большой пакет из фастфудовской сети. В студии царил беспорядок, созданный обертками, бумажками, пакетами и коробками из-под заказанной на дом еды. Затык был налицо.

– Хочешь? – спросила Сара, роняя крошки изо рта. Так же, как она не вынимала в первую их встречу изо рта самокрутку, точно так же все время, пока Сюзи у нее была, та постоянно жевала. Ей было очень жаль Сару.

– А что, твоя помощница еще не приехала?

– Через пару дней, – запихивая в рот очередной кусок, промычала создательница прекрасного белого кожаного костюма, который Сюзи уже держала у себя на коленях в пакете.

– Сара, если я могу тебе чем-нибудь помочь, просто поболтать, звони, хорошо? Завтра вечером твой великолепный наряд будет кататься по Парижу. Я вставлю в волосы белые цветы. – Она поднялась.

– Спасибо. – Сара закрыла за ней дверь и расплакалась: «Ничего, ничего не выходит. Почему, почему я такая невезучая?!» Она схватила кусок черного раскроенного атласа со стола и в бешенстве стала топтать его ногами. Вдруг остановилась. «И зачем я дала Сюзи именно этот костюм? В прошлом году невеста в таком же разбилась на мотоцикле. Зачем же я ей его отдала?! Зачем я его вообще показала?!» Сара бросилась к телефону.

Сюзи вышла от Сары и выключила мобильный. Все! Надо настроиться на поездку и хорошенько выспаться! Выезжать на рассвете. Утром она получила несколько эсэмэсок: звонок от мамы, два от Дрю и четыре от Сары.

– Странно… Столько звонков?! Ну ладно, сейчас очень рано. Позже перезвоню. – Через час Сюзи мчалась по направлению к Риму.

Из личных записок доктора. Отрывок № 7.

Серебрянка, 1914 год

Наконец получил я чудесное письмо, сообщающее о приезде моего друга, талантливого художника и мистика Филиппо Новелли. Петр Николаевич писал: «В тот день стоял такой сильный туман, что все подивились, как он нашел дорогу». Петруша в детстве часто живал в Италии, потому общение с художником не составляло особого труда. А Новелли, обладая тонкой душой и нежным сердцем, очень скоро понял, как одинок и несчастен Пьетро, как он называл его на свой итальянский манер, и, не став сетовать на мой внезапный отъезд, остался в усадьбе.

Из переписки узнал я, что устроил его Владимирский в зимнем саду и «обеденный стол теперь завален эскизами, набросками, чертежами; заляпан красками и чернилами; повсюду валяются кисти; перья торчат из невысыхающей чернильницы». Я понимал, что там кипела работа, и над всем этим великолепным развалом мое воображение рисовало сизый дымок от пронизанного солнцем чая. Оказалось, и кофием по утрам баловались тоже. Итальянец любил жить с комфортом и кофий научил камердинера варить отменный, больше никому не давал содержимое своей латунной коробки; «зерна молол сам в маленькой деревянной мельничке с бронзовой ручкой». Я читал и ощущал как наяву, что весь дом наполняется кофейным ароматом, внося в него праздник.

Очень меня позабавили описания его мучений «… без вина и сыра. Но приспособился пить водку и огурец при этом смачно откусывает… Бедный художник от тоски по жаркому солнышку гоняется по сеновалам за девками, и они зовут его ласково Филей, а он ругательски ругает российских комаров…» Смеялся я и над тем, что научил он господскую повариху делать домашнюю лапшу и подливку из помидоров, украв их с клумбы, где они зрели в окружении белых ромашек. «Помидоры для красоты – это кощунство», – возмущался он, шинкуя их большим кухонным ножом.

Я хорошо знал окрестности усадьбы и без труда мог представить, как Новелли «блуждал по ближним холмам с коробочкой красок и бумажками своими, все рисовал, все акварелил. Были им писаны холмистые горизонты и облака над ними в английском стиле; одинокие сосны на вершинах этих холмов, отдельные листья, полевые цветы и многочисленные виды опоясывающей озеро липовой аллеи». В одном из писем Филиппо прислал чудесный эскиз Орешковой поляны. «Я узнал, что здесь нашли синьору Марию. Я смотрел туда, на солнечную спокойную опушку, и уже сворачивал с тропинки, но спотыкался о корни, ветки хлестали по лицу, поднялся неожиданно ветер и не давал дышать. Странное состояние». Бедный Новелли! Для него это было лишь странным состоянием. Эту великолепную акварель я подарил художнику, который снимал дачу в соседнем селе. Подарил! Я не мог видеть этот тайный для нас с Марией Афанасьевной уголок леса. Вспоминал я лунные ночи там, а самое страшное, что это были те самые кусты, под которыми нашли ее мертвой.