Стоящий в тени Бога - Юрий Пульвер

– Ты должен умереть!

У бывшего телохранителя подкосились ноги.

– Как?

– На кресте! Серторий, возьми и распни его! Предварительно вырви ему язык, чтобы не сболтнул лишнего.

Иоханан упал на колени перед Гаем:

– Милостивый легат, ты же обещал...

– Я обещал не давать приказа о твоей казни. И сдержал слово – на смерть тебя посылает мой командир, не я. Запомни, еврей, предательство оправдывает себя лишь ненадолго...

– Ты сулил мне особую милость, прокуратор, – поднялся с колен приговоренный изменник. – Убей меня иным способом, людям моей веры позорно висеть на дереве...

– Даже не проси. Как я объясню легиону, почему отдал тебе предпочтение перед другими мятежниками? Я намерен распять несколько тысяч зелотов. Не меньше, чем Вар десять лет назад, и ты станешь первым...

С осознанием неминуемой гибели Иоханан из жалкого труса переродился в смелого воина, которого не так давно знал и уважал Иуда.

– Где же твое слово, лживый римский пес?!

– А где была твоя клятва верности, когда ты предавал своего главаря?! Нашему великому оратору Цицерону доводилось в таких случаях говорить: «Я клялся языком, ум мой не клялся». Впрочем, я сдержу обещание и окажу тебе даже две милости. Вот первая: твоя смерть будет легче, чем у других распятых. Тебе дадут вина с маковым настоем и сразу перебьют голени. Помучаешься часок – и отойдешь в мир иной. Вторую милость проси сам – любую, кроме пощады.

– Пусть меня похоронят в родовом склепе. Не снимайте меня с креста и сообщите родственникам, как найти место казни. Они уложат мое тело вместе с костями предков...

– Наконец-то ты сказал нечто достойное солдата! Ликтор Марк! До того, как еврею вырвут язык, подробно расспроси его о том, где живут его родственники. Поедешь с легатом Гаем в Цезарею, оттуда пошлешь к ним гонца. Проследи, чтобы уважили последнюю волю осужденного на смерть! А теперь, Гай и Иуда, останьтесь у меня, остальные – готовьте казнь. Серторий, перед началом зрелища позовешь нас. Гавлонит, – обратился по-гречески прокуратор к вождю «ганна'им», когда они снова оказались втроем, – дай мне клятву, что отныне никогда не будешь воевать против Рима...

«...Я дам вам слово и сдержу его так же, как вы – свое обещание злосчастному Иоханану, хотя он и заслужил сполна позорную гибель. Не одни римляне мастера клясться так, чтобы клятву можно было легко обойти и в то же время не нарушить ее формально. Фарисеи – куда большие искусники в этом деле, их науку я сейчас и применю. Для начала – простейшая ловушка, которую легко заметить сразу».

– Клянусь больше никогда не обнажать меч против Рима!

– Про таких, как ты, квириты сложили пословицу: «Угорь: он выскользнет». Но только не у меня! Не лукавь, иудей! Можно ведь сражаться и копьем, и секирой. Можно вообще не обнажать оружие самому, а просто руководить войсками! Скажи в точности так, как я сказал.

– Клянусь Богом отцов моих, что больше никогда не стану воевать против римлян и их союзников, – громким и ясным голосом обещал Иуда и мысленно добавил: «...но буду вредить им всеми другими способами».

Вождь Ревностных не клятвопреступничал – он просто произнес вторую часть клятвы про себя, как советовали делать в подобных случаях фарисеи. За нарушение обещаний Адонаи обязательно накажет – но ведь Он знает, что именно обещал ты на самом деле.

...Через час остатки легиона собрались у небольшого холмика, находившегося на таком расстоянии от лагеря, с какого до него не добросили бы ядер и стрел даже самые мощные катапульты и баллисты. На макушке возвышения легионеры вкопали довольно массивный, но невысокий, всего в человеческий рост, крест, совершенно непохожий на длинные пыточные столбы, на которых латиняне обычно распинали мятежников, дабы их было видно издалека.

– Дерева маловато в походных условиях, – пояснил Серторий, видя недоумение Иуды. – Но кое в чем такой крест даже удобнее...

– А где палачи? Почему казнь устраивают простые легионеры?

– У нас все солдаты – палачи, когда наказывают взбунтовавшихся рабов или жителей покоренных провинций. Квиритам отрубают головы ликторы или центурионы. Да ты не переживай, развлечение все равно получится интересное – даже без специально обученных катов. При такой казни никакого искусства или особого умения не требуется...

Зрелище действительно оказалось квинтэссенцией жестокой простоты, во всем присущей римлянам. Захлебывающегося кровью от вырванного языка Иоханана поставили вплотную к кресту, раскинули руки и прибили гвоздями запястья. Затем подтянули ноги. Иуда стоял близко и видел, как головки гвоздей, приняв на себя вес тела, рванулись сквозь живую плоть вверх, пока не застряли в запястьях. Жертва издала хрип-мычание, которое потомки Ромула восприняли с восторгом. Далее длинным, в треть локтя, гвоздем сквозь деревянную дощечку, чтоб не выскочил, приколотили ноги зелота через стопу одной конечности и пяточную кость другой. Казнимый задергался в судороге, потом затих.

По сигналу Гая какой-то центурион взял деревянный молоток. Зрители недовольно загудели: перебитие голеней означало скорый конец развлечению. Тем не менее все затихли, как бы в надежде что-то услышать, когда добровольный костолом замахнулся колотушкой.

Последовали – именно в такой очередности – глухой удар дерева о кость, хруст, снова хрип-мычание, аплодисменты римлян.

Иуда закусил губу. Он сам вымолил у Адонаи смерть предателю, но не предвидел, что Господь накажет Иоханана столь сурово. Впрочем, изменник сам виноват...

Казнимый рвался с креста в попытках дышать и не мог вдохнуть воздух; через полчаса подбородок Иоханана резко упал ему на грудь.

– «Кивок Смерти», – прокомментировал Серторий разочарованно. – Недолго же он мучался! Какая скучная казнь! Даже биться об заклад, сколько часов он выдержит, не имело смысла!

Труп кольнули копьем на всякий случай; он не среагировал. Лишенные развлечения зрители, негодующе ворча и плюясь, отвернулись и ушли в лагерь.

– Ворон прощают, голубей наказывают, – глубокомысленно заявил Гай в лицо Иуде.

– Что ты имеешь в виду? – выразил недоумение Гавлонит.

– Что сходит с рук ворам, за то воришек бьют. На древе должен был бы повиснуть ты. Помни это и будь вечно благодарен мне.

...В июне 1968 года израильский археолог В. Цаферис открыл на склоне горы Скопус в местности Гив'атха-Мивтар (по-арабски Рас эл-Мазареф) к северу от Иерусалима четыре пещеры-могильника. В них, как показали исследования, с конца II столетия до н. э. по 70 г. н. э. было захоронено тридцать пять человек. Кости многих из них хорошо сохранились.

На склепе, обозначенном номером четыре, было написано имя Иоханана бен Ха'галгала и найден скелет мужчины в возрасте от 24 до 28 лет, умершего от распятия в начале I века н. э. Гвоздь длиной 15 сантиметров, который навеки остался в его пятке, согнулся и застрял в кресте, изготовленном из оливы. Когда тело снимали, ступни пришлось отрезать. На гвозде сохранилась и часть дощечки, сделанной из древесины акации. Ноги были перебиты тупым предметом; по углу перелома определили, что в момент удара они были согнуты. Между лучезапястными костями предплечья (лучевой и локтевой) у запястий обеих рук обнаружились следы каких-то металлических стержней, скорее всего гвоздей.

Иоханан бен Ха'галгал стал первой и единственной жертвой распятия, найденной современными археологами.

К сожалению, Иоханан оказался первым, но далеко не последним «повешенным на дереве» в Галилее и Иудее в тот судьбоносный для многих стран 6-й год христианской эры.

Свыше двух тысяч крестов – как угревые точки, сотни деревенских пожарищ – как воспаленные участки кожи, десятки городских пепелищ – как лишаи, несколько красных от крови рек – как царапины, вновь, словно и не прошло с тех пор десяти лет, обезобразили лик земли обетованной.

Эти вещественные следы гнева Всевышнего багровым клеймом выжглись в глазах и памяти иудейского стратега-неудачника. Господь явно наказал и потомков Иакова, и вождя «ганна'им» – и столь же явно спас последнего от Ангела Смерти для выполнения какой-то иной миссии.

«Кто виноват? И я, и они! Вина их больше моей, ибо они мертвы, а я жив».

Живым, впрочем, Иуда себя не чувствовал, как в то страшное утро на поле проигранной битвы в обители мертвых, когда он алкал воды и не находил ее у трупов.

Всю дорогу до Птолемаиды он шел, ел, пил, справлял нужду, спал, говорил, лечил Лонгина, даже отвечал на шутки легионеров, довольных быстрым окончанием войны, и не ощущал желания жить. Его душа была мертва, как сбитая влет птица. В ушах молотком, вбивавшим гвозди в плоть и крест, стучали слова Писания, обвинявшие народ избранный в грехах, из-за которых – в какой уж раз! – обрушились на евреев бедствия:

«Гнев Божий пришел на них, убил тучных их, юношей Израилевых низложил.

При всем этом они продолжали грешить и не верили чудесам Его.