Последний шанс - Эльмира Нетесова

— Неужели это я?

Она вспомнила все случившееся, все что помнила. Баба обхватила руками гудящую голову, представила ухмыляющегося Димку:

— И это все из-за тебя? Отморозок! — отвернулась от зеркала брезгливо. Встала с трудом. Наложила на лицо маску, какая рассасывала синяки. Свойства бодяги Шурка знала с детства. Она легла на диван, вслушиваясь в тихий разговор свекра с внуком. Димка даже не позвонил, не поинтересовался ею. Он снова где-то развлекался.

— Из-за кого я себя мордую и мучаюсь? Он меня ни за жену, ни за человека не держит. Может сам еще добавил мне. Тоже не исключено. Может он вырубил, а я дура, висну ему на шею, со своей любовью навязываюсь. Тряпкой под ноги стелюсь. Потому вытирает об меня ноги, презирает и изменяет на каждом шагу. Высмеивает, будто собаку, что бегает хвостом следом за хозяином. И жду лишь доброго слова. А что слышу? Он давно мое имя забыл. Зовет уродкой и дурой. А чем я хуже других, или тех баб, с какими путается? Или думает, что навек пристегнута к нему цепью? Да что же это я сама себя так унизила? Чем он лучше меня? Хватит! Не стоит он больше ни одной слезы, ни единого слова! Пусть живет, как хочет. Надоело все! Муж три дня не приходил домой. Шурка слышала, как он говорил по телефону с отцом. Тот отвечал, что дома порядок и Шурка пошла на поправку.

Оно и верно, опухоли спали, лицо очистилось, и только спина и бока подводили. Каждый ускоренный шаг и поворот еще давали знать о себе и отзывались резкой болью, проколами, женщина с ойканьем хваталась за углы и стены, чтобы не упасть и удержаться на ногах. Но через неделю и об этом забыла. Вышла на работу. До вечера разбиралась с документацией, даже не подняв головы. Не пошла на обед. О нем попросту забыла и ни разу не позвонила Димке. Тот знал, что жена на фирме. Сам не звонил. Был уверен, сама объявится, но не дождался.

Шурка вернулась позднее обычного. Не глянув на мужа, подошла к ребенку, тот делал уроки. Сказал, что поужинал вместе с отцом и есть не хочет.

Женщина, справившись по дому, легла отдохнуть, включила телевизор.

Димка, потоптавшись немного, сказал:

— Пойду к ребятам…

— Иди, — отозвалась равнодушно, не спросив как обычно, к кому и надолго ли уходит.

Димку это обрадовало.

Шурка даже не знала, ночевал ли муж дома. Она уснула в спальне сына, а утром ушла на работу, не заглянув в Димкину комнату. А в перерыв не пошла на обед и появилась в парикмахерской. Впервые привела себя в порядок и, глянув в зеркало, решила следить за собою всегда.

— А чем я хуже других? Все женщины на работе выглядят красавицами, а я как чучело среди них. Все для семьи старалась, а себя совсем забыла! Не бывать такому больше! — любовалась маникюром. А уже на следующий день поехала в салон красоты.

Долго провозилась мастер с лицом Шурки, приводя его в порядок. Напоследок сделала макияж, и Шурка, глянув на себя, впервые осталась довольна.

— Это где ты порхала до такого времени? Я звонил на работу, мне сказали, что ты давно ушла. С тех пор три часа прошло! — прищурился Димка, с подозрением оглядев жену:

— Была в салоне красоты!

— Зачем он тебе? Ты же замужняя!

— Я женщина! Это, прежде всего! Хочу выглядеть не хуже других! — ответила спокойно.

— Хочешь кому-то нравиться? — спросил ехидно.

— Самой себе. Да и чего наезжаешь? Или только тебя надо считать человеком? Я тоже среди людей работаю. Не хочу, чтоб меня пугались.

— Не забывай, что ты, прежде всего мать, жена и хозяйка!

— Другие тоже! — ответила не повернувшись.

А через неделю, уходя на работу, предупредила Димку:

— Сегодня приду поздно. День рожденья шефа отмечать будем. Всех пригласили. И меня.

Димка забрал из школы сына. Помог сделать уроки. Они поели, постояли на балконе, ожидая мать. Та не спешила возвращаться домой.

— Черт меня побери! Что ж такое получается? Из меня баба лепит домохозяина! Я и за сыном, и в магазин! Даже ужин некому разогреть Носится по салонам и ресторанам, обо мне совсем забыла. На работу не звонит. Словно я совсем чужой стал для нее! — вспомнил человек, опустив плечи.

— Нет, Шурка больше не бегает по пятам, не выслеживает, с кем общаюсь. Совсем перестала обращать на меня внимание. Раньше так ласково называла. А теперь куда все дела? Ровно все эти слова из башки вышибли. Вчера нечаянно задел локтем, повернулась, да как рявкнула:

— Иль ослеп, козел?

— Во зараза! Чума безмозглая! А может она закадрила с кем-нибудь, нашла хахаля, мне в отместку, за все прежние грехи, — думает человек, опустив голову.

— Ты чего яйцы сушишь? — внезапно вошел в дом отец. И хлопнув сына по плечу, предложил:

— Пошли со мной в компашку! Вечерок весело скоротаем! Бабья будет море! Заклеим пару макак на ночку!

— Мы с сыном вдвоем. Не оставлю ж одного.

— А Шурка где?

— В кабаке! День рожденья шефа отмечают.

— Ни хрена себе! Это что ж творится? Стоило мне отлучиться, у вас порядка нет? Кто позволил бабе по кабакам шляться?

— Там вся фирма! Попробуй не пусти! Завтра самого с говном съедят. Иль забыл кто у нее дядька? Теперь Шурка в продвинутых, крутою заделалась. По парикмахерским, по салонам красоты носится. Попробуй наедь на нее, ответ один:

— Я женщина! Не хочу быть хуже всех!

— Вот это чмо! — рассмеялся Леня громко.

— Она даже не звонит на работу, вовсе не обращает внимания, куда и к кому пошел.

— Так это клево! Любую можешь снять!

— Могу, но неохота. Мы знаешь, как живем теперь? Кто первым из дома сбежал, тот и прав. Вот только мне грустно.

— А чего? Заведи пару новых мартышек, оттянись с ними ночь!

— Это ж за «бабки». А Шурка любила меня! Понимаешь, обидно теперь.

— Вот отморозок, чего ж ты хочешь? Когда сам годами ее не видел, в своей квартире не замечал, имя, забыв, называл только дурой, чего ж теперь от нее хочешь? Опротивел иль надоел ей, отворотило от тебя! Чему удивляешься? Бабы народ терпеливый, но не бесконечный. А может и вовсе забила на тебя, отрывается с каким-нибудь крутым по полной программе, за все прошлое наверстывает. В нем она, если честно вякнуть, ни хрена хорошего не видела. Ты ее в домработницах держал. Она даже подружкой тебе не стала. Это

я как мужик мужику говорю. И нечего скулить. Сам обосрался, сам подмывайся. Я со своими пташками, каких всего на ночь снимал, обращался лучше, чем ты с женой! Но знай, унизив однажды бабу, сначала себя кинул. Любая из них всегда сумеет защититься и отомстить, да так, что эту боль никогда не забудешь. Помни, баба, самый изощренный зверь. И если наказывает, то по-крупному.

— Хочешь сказать, что Шурка изменяет мне?

— Не знаю. Бабу на этом поймать трудно. Но если она разлюбит, станет равнодушной, вот тогда считай, все пропало. И дело вовсе ни в хахалях. Коль охладеет к тебе ее душа, тепла не взыщи. Ничего не воротишь. Всю жизнь проживете как соседи по кладбищу, или два катяха в одной луже. Никто уж не поможет. Ничья подсказка не объединит. И только ты должен придумать и вернуть былое. Я точно знаю, что она любила тебя, — встал Леня и, глянув в окно, сказал:

— А вон и Шурку привезли на автобусе! Ох, и бабья в нем, море! А мужиков всего трое и те козлы, старые и плешатые. В этот раз тебя пронесло. И впрямь на дне рожденья были. А то уж и я сомневаться стал. Все ж баба! Кто их нынче угадает заранее, — вздохнул отец.

Шурка вошла в квартиру как ни в чем не бывало. Поздоровалась со свекром, глянула на Димку. Тот предложил вместе поужинать, но баба отказалась, напомнила, что была в ресторане и сыта по горло.

Повернулась к Лене, рассказывала, как отметили день рожденья шефа:

— Он с женой приехал на веселуху. Сам старый, а жена совсем молодая. Смотрится, как дочка. Мы все ее поначалу так восприняли. Оказалась супругой, четвертой или пятой по счету. Самому в будущем году на пенсию. А ей всего тридцать лет.

— Круто! Вот это мужик! — похвалил Леня незнакомого человека.

— Что он будет делать с нею лет через десять? — ухмыльнулся Димка недвусмысленно.

— В аренду сдаст такому лоху как ты! — ответила Шурка, не задумываясь.

— А мне она зачем? — удивился делано.

— Разве твои подружки лучше, чем она? Ничуть. Ты не из разборчивых!

— Хватит прикалываться. Я уже охладел к бабочкам. Не преувеличивай мои возможности. Лет через десять даже не оглянусь ни на одну. Уже сегодня чужие не интересуют. А и к тебе не подвалишь. Ложишься спать с сыном и тебя с койки не выковырнешь. Уговариваю, как пацан, и это свою жену! Ты под спящую косишь. Разве не обидно? Ведь я живой человек! Сколько можно терпеть и обижаться. Я тоже не бесконечный! — посетовал Димка.

— По-моему у вас пока ничего не потеряно! — вмешался свекор:

— Знаешь, Шурка, когда-то я имел подружку. Классная девка была! Много возле нее ребят кружило. А она любила только меня. Я тогда еще совсем зеленым был, молодым и сопливым. Сам не понимал, люблю ее или нет. Не строил планов на будущее и всерьез со своей подружкой ни о чем не говорил. Ну, она ждала. Женщины всегда созревают для семьи раньше, чем мы — мужчины. Вот этого я не знал. Короче, вижу, что подружка раздражаться стала, наезжает, отрывается на мне. Я ничего не мог понять, что с нею происходит. Никак не врубался. А девку мою стало заносить. Ей уже потребовалась определенность, семья. А я молчу, меня устраивала свободная любовь, когда друг перед другом никаких обязательств. Оно и теперь у иных вот так же! — оглядел притихших Шурку и Димку. Умолк на минуту, покраснев перед памятью.