Путин, водка и казаки. Представления о России на Западе - Клементе Гонсалес

Следуя за милой парой, пытаюсь осмотреться и понять, где я оказался. Сусуман в 00:17 ночи выглядит действительно страшно, как в фильме ужасов. Иду мимо завалов мусора, бродячих собак, 40‑сантиметровой травы, каркасов брошенных машин, автомобильных покрышек размером в человеческий рост, разбитых цветочных горшков…

Сусуман — это свалка под открытым небом. Ручьи здесь — цвета крови, из‑за ртути, использовавшейся при отделении золота от породы. Это одно из самых богатых и в то же время зараженных мест России.

Сусуман — основное место всей золотодобывающей промышленности России. Когда‑то здесь жило около 20.000 человек. Сегодня, если не считать бродячих собак, зомби с бутылками водки в руке и рабочих, живущих в металлических коробках на золотых приисках, здесь проживает всего около 8000 человек, хотя из прогулок по нему складывается ощущение, что людей здесь намного меньше.

В поселке, где вода стоит 3 евро за бутылку, килограмм яблок 8 евро, интернет «летает» со скоростью 3 кбит/с и стоит дороже 50 евро в месяц, — непонятно зачем присутствуют все три основные телефонные компании России, ведущие войну за «огромное» количество пользователей, «жадных до современных технологий».

Сусуман кажется деревней из «Шоу Трумана». Все здесь похоже на спектакль — существуют нотариусы, адвокаты, инженеры, архитекторы, геодезисты, почтовое отделение, отделение милиции, банк, но при посещении этих заведений мысль, что здесь можно нормально работать, кажется чистой демагогией. Полиция даже не наделена компьютером. На почте стоят компьютеры, которые похожи на «Commodore 64», если кто‑то их еще помнит. Я посетил рабочую студию архитекторов, инженеров и геодезистов — столик, пара стульев, бумажные брошюры и несколько растений для фона. Это больше похоже на тюремную камеру, чем на студию для профессиональных исследований.

Тем не менее в этом месте я встретил невероятную семью, которая дала мне почувствовать себя как дома. Хотя я и прибыл поздно ночью, войдя в дом, я увидел ломившейся от яств стол, достойный русского гостеприимства.

В течение двух дней мне показывали город, кормили до отвала, при этом не прося ни копейки, а когда я собирался уходить, то мне даже хотели дать 1000 рублей, которые я не имел наглости принять.

Оставив Сусуман, я отправился в Усть‑Неру, до которой так и не смог добраться в течение дня, хотя расстояние было всего лишь 380 км. В этот раз меня подбросили двое двадцатилетних парней, два брата. Объясняю им, что хочу попасть также в Кадыкчан — город‑призрак (в переводе с эвенского — «долина смерти». — Прим. пер.), чтобы сделать пару снимков. К моему удивлению, они сообщают, что там еще кто‑то живет. Говорят, что там есть человек, который отказался оттуда уезжать, хотя там нет ни электричества, ни газа, ни канализации. Наверное, для русских, рожденных здесь и переживших СССР, такие удобства много не значат.

Ребята едут в Артык, что в 150 км от Кадыкчана, однако они готовы сделать крюк туда, чтобы познакомить меня с этим человеком. Прибыв в город, я убедился в том, что он достоин своего названия. Съехав с главной дороги, мы оказались на другой, грунтовой, длинной в 3 км, погруженной в густой туман. Время от времени на обочине дороги я различал каркасы грузовиков, разные металлические детали, пустые дома и даже один танк.

Туман тем временем становился все гуще. Продвигались мы со скоростью километров двадцать в час, постоянно подпрыгивая на колдобинах. На какой‑то момент я даже утратил ощущение реальности, настолько все казалось сюрреалистичным. Но вскоре, как только мы пересекли маленький ручей, туман вдруг исчез, и, как по мановению волшебной палочки, проявилось все величие этого потерянного ковчега. Передо мной возникли построенные в чистом советском стиле многоэтажные казармы, окруженные плотной растительностью, сделав пейзаж похожим на фото военных лет.

Похоже, я снова попал в прошлое — чуть позже внутри заброшенной школы я нашел календарь за 1993 год. Однако ребята не спешат останавливаться, а едут прямо к единственному остававшемуся жителю города. Я спрашивал себя, кто может быть таким сумасшедшим, чтоб жить в таком жутком и мрачном месте, — что же толкало его на это?

На фоне всего происходящего у меня возникают смутные сомнения — что, если это все подстава!? Что, если они завезли меня сюда, чтобы ограбить!? Поэтому я и держу при себе нож…

Приезжаем на место, выходим из машины. Нам навстречу выходят трое. Я определенно напуган! Скручиваю сигарету, чтобы снять напряжение. Они подходят, мы здороваемся, представляемся, после чего я немного расслабляюсь. Мне дают знак следовать за ними. Зажигаю сигарету. Невероятно, но я попал на банкет из чая, хлеба и колбасы!..

Дом представлял из себя деревянную хижину, с буржуйкой, углем, столом и тремя кроватями. На стенах — календари с голыми женщинами, и в дополнение — гигантская фотография Сталина в центре. Воздух был душный, несвежий с большой концентрацией дыма, запахом угля и масляных ламп. Я дышал «советским» воздухом!

Внешность человека, сидевшего напротив меня, прекрасно соответствовала мрачной обстановке комнаты, освещенной тусклым светом из небольшого окошка, покрытого толстым слоем угольной пыли. Пятеро уселись и начали спокойно обсуждать свои дела, не обращая внимания на то, что я делаю.

Набравшись смелости, спрашиваю, можно ли сделать пару снимков. Ответ получаю положительный. Затем они продолжают разговор.

Более внимательно рассматриваю хозяина — я бы сказал, скромный человек, лет шестидесяти, может, меньше. Высокий и худой, глаза серо‑зеленые, лицо покрыто морщинами, нанесенными временем, темная кожа цвета кофе с молоком, усы и борода выглядят довольно ухоженно, камуфляжная рубашка и штаны. Курит сигарету за сигаретой. Редкие улыбки в мою сторону.

Смотрю на часы. Уже два, а я еще должен осмотреть город и отправится в Усть‑Неру. Однако я не могу просто попрощаться и уйти, это было бы неуважительно. Придется их ждать. Еще полчаса сижу молча, чувствуя себя несколько глупо. Наконец Сергей, так его звали, задает мне первый вопрос.

Так началось мое десятиминутное интервью у этого «живого музея», который не покинул город, даже когда правительство намеренно отрезало газ, свет и питьевую воду. Он выживает с помощью угля и генератора. У него нет уборной, и он говорит, что шестидесятиградусные морозы зимой являются хорошим стимулом для сдерживания естественных потребностей.

С удивлением понимаю, что это не классический отшельник, который принял изоляцию от общества как смысл жизни. У него есть семья, дети, которые живут в большом городе за тысячи километров от него. Я не осмелился спросить его, в каких он с ними отношениях, почему он здесь, а не там, — мне достаточно того, что я услышал. Еще он сказал мне, что 40 лет работал на добыче угля, когда в этом городе проживало 80 000 человек, и что сейчас живет на пенсию в 500 евро.

Я бы сказал, что это довольно приличная цифра, если сравнивать с Италией, но даже в районе Зен в Палермо (один из беднейших кварталов в Италии. — Прим. пер.) люди не живут в таких условиях.

Обнаруживаю для себя, что русским нравится говорить о деньгах, и при этом они не стесняются рассказывать, сколько зарабатывают. Задаю вопрос, как ему удается жить в таких условиях в зимний период? Он смотрит на меня, смеясь, и говорит: «Нормально!». «Ничего особенного, — объясняет, — буржуйка работает 24 часа в сутки 8 месяцев в году». Спрашиваю его — как ему жилось во время коммунизма? Вздыхает и отвечает на мой вопрос банальным «Очень хорошо»…

Два брата предлагают подбросить меня до Артыка и говорят мне, что они готовы подождать около часа, если я хочу осмотреть город. С радостью я соглашаюсь. Прогулка по этому городу — прямое путешествие в прошлое. Жара дополняет выразительную тишину, изредка прерываемую лаем собак. Борюсь с оводами и комарами огромных размеров среди руин советской архитектуры. Город‑призрак — одно из самых впечатляющих и запоминающихся зрелищ, которое я когда либо видел в своей жизни…

В 18:30 добираемся до Артыка. Ребята говорят мне, что если мне не удастся поймать машину в Усть‑Неру, я смогу им позвонить, и они приютят меня.

Артык — поселок примерно в 800 жителей — возвращение во времени примерно на 30 лет назад. Нет ни банков, ни телефона, ни интернета. Есть только один телефон‑автомат.

Артык напоминает фотографии, получаемые с Луны. Зона, постоянно окутанная густой дымкой, которая делает солнце красным шаром, и на него легко смотреть невооруженным глазом. Все покрыто черной пылью, производимый угольными фабриками. Здесь все черным‑черно — растения, дороги, дома и даже люди. Неба в Артыке не видно. Мрачное место, которое напомнило мне фильм «От заката до рассвета».