Тучи на рассвете (роман, повести) - Аркадий Сахнин

Девочки и даже мальчики провожали ее завистливым взглядом, не решаясь подойти к ней или заговорить.

Мен Хи тоже смотрела на богатую девочку. Она любовалась ее нарядом и ее куклой. Она не могла завидовать богатой Цун За, как невозможно завидовать звездам, что они такие красивые. Ей и в голову не могла прийти несбыточная мечта стать обладательницей подобного богатства.

Но в тот день Мен Хи твердо решила, что и у нее за спиной когда-нибудь будет кукла. Конечно, не такая, как у Цун За, но ей и не надо такой. Она сама сошьет себе вполне приличную и послушную куклу.

Мечта Мен Хи не походила на обычное детское желание — получить игрушку сразу же, сейчас. Она понимала, какое трудное это дело, и с тех пор начала подбирать всякую случайно брошенную тряпочку, комок пеньки — все, что могло пригодиться.

Потом, забившись куда-нибудь в угол сарая, рассматривала свое достояние и разговаривала сама с собой: «Из этого кусочка выйдет рука, а этого хватит только на шею, зато вот лоскуток, из которого вполне получится туловище».

Труднее было с одеялом. Для него требовался большой кусок материи. Но в конце концов одеяло не обязательно должно быть из одного куска, его тоже можно сделать из лоскутков.

Куклу шила долго. Однажды мать взялась помочь ей, но Мен Хи не согласилась. Она должна все сделать сама. Даже наперсток пришлось самой сшить, потому что наперсток матери был велик и весь уже исколот. Ведь это не помещичий дом, где имеются крепкие кожаные наперстки. И вот наконец кукла готова. Правда, она вышла не очень красивой: одна нога у нее была короче другой, а руки получились разной толщины, но все равно Мен Хи была счастлива, когда в первый раз привязала к спине свое дитя.

Как все это было давно и как отчетливо помнит она те дни! А теперь у нее за спиной настоящий ребенок — маленький, смешной и беспомощный Хен Бо. Он не привык лежать на циновке. Когда случалось положить его, он начинал кричать и быстро перебирать руками и ногами. В такие минуты он очень напоминал перевернутого на спину жучка.

Мен Хи очень полюбила его, так же как и дедушку Муна, и всю эту семью, принявшую ее в свой дом. Ох как не хотелось ей уходить отсюда! Но идти надо, даже не идти, а бежать, скорее бежать из этого дома, ставшего ей таким дорогим и близким.

И как могла она столько времени сидеть на шее у этих добрых, хороших людей, словно саранча, поедать их рис и ничего не давать им взамен! Какая польза в том, что она весь день работает, если от этого ни рису, ни чумизы не прибавляется? И без нее жили эти люди, и все было у них так же, как сейчас, а еды уходило меньше.

Какая же она бессовестная! Пользуется тем, что бедняк никогда не оставит человека в несчастье, всегда накормит голодного, если даже для этого придется отдать последнее зернышко.

Конечно, она поступает нечестно, никто другой не позволил бы себе такой неблагодарности. И это совсем не утешение, что она старалась есть поменьше и даже ни разу не наелась досыта.

Она честно старалась, чтобы на нее уходило как можно меньше еды. Все даже удивлялись, как она мало ест. Еще бы! Не хватало только набивать до отказа желудок чужим рисом!

Нет, больше она не станет есть у этих людей. Она уйдет куда-нибудь, заработает много риса и вернет все, что здесь съела. Она выберет такое время, когда в доме никого не будет, и поставит посреди комнаты вот такую тыкву с рисом или даже целую корзину.

Когда вернется с работы Тэн, он спросит: «Откуда это у нас взялся рис?» Но никто не сможет ему ответить. Только сосед скажет: «Не знаем, откуда взялось так много риса. Тут без вас Мен Хи приходила, должно быть, она принесла». И дедушка тогда подумает: «Да, наверно, это она принесла».

Как много интересного узнала Мен Хи за это время! И все-таки самое интересное было вчера, когда, закончив хлопоты по хозяйству, она присела отдохнуть. На душе у нее было хорошо, может быть, оттого, что так приятно прижался к спине спящий Хен Бо. А дедушка сидел закрыв глаза, и, если бы он не покачивался, можно было подумать, будто он спит.

— Дедушка, а когда японцы пришли к нам в Корею?

Он открывает глаза и грустно смотрит на Мен Хи.

— Давно это было, внучка, давно. Сорок раз с тех пор созревал урожай и каждый раз омывался слезами народа.

— И так всегда будет?

Старик молчит. Он долго молчит, и Мен Хи не тревожит его больше. Но вот он заговорил сам:

— Каждые сто лет корейский народ рождает богатыря. И каждый богатырь сильнее прежнего. Первый богатырь был охотником на тигров. Когда на него бросался зверь, он выставлял вперед копье. Тигр сжимал острый наконечник зубами, и тогда богатырь загонял ему копье через горло прямо в сердце. Он приносил добычу в деревню, и люди, снимая с тигра шкуру, все искали, где же она порвана, в какое место ударило зверя копье. И не находили и восторгались охотником.

Потом появился новый богатырь, еще более сильный и отважный. Звали его Кан Гам Чан. Это было в ту пору, когда нашу страну хотело завоевать сильное и лютое племя кидан. Но богатырь Кан Гам Чан, которому народ передал всю силу тигровых охотников, разбил врага.

Пятьсот лет тому назад, в тринадцатый день четвертой луны, гиены, шакалы и волки в образе людей, самураев, набросились на нашу родину. В тот день богатырь Ли Сун Син взошел на гору Пэктусан и увидел, что со стороны японских островов движется несметное количество разбойничьих кораблей. Богатырь спустился с горы-великана, сел на свой корабль — черепаху, одетую в железный панцирь, и повел ее на врага. Много дней сражался Ли Сун Син и потопил пятьсот японских судов, а сам остался цел.

Старик умолк. Он по-прежнему сидел с закрытыми глазами, слегка покачиваясь, и, казалось, видел великие морские сражения.

Мен Хи молчала. Она смотрела на старика, и ей тоже виделись морские сражения, богатырь Ли Сун Син, огнедышащая черепаха.

— Дедушка, но это же сказка!

— Да, внучка. Но каждое слово в ней — правда. Весь корейский народ помнит богатыря Ли Сун Сина. Много таких людей на нашей земле, и, когда они умирали, вся их сила передавалась горам. Рождались новые богатыри, и горы отдавали им ту силу…

Она могла восстановить в памяти каждый день, проведенный в этом доме. Как трудно было ей уйти отсюда! Но поступить иначе не могла.

Рано утром Мен Хи тихонько встала и вышла из дому.

Горы уже ярко осветило солнце. Возле полицейского участка на сопке мерно шагал часовой. Тень от него падала далеко, и плоский штык, примкнутый к карабину, казался огромным и страшным. Мен Хи посмотрела на полицейского и, не задумываясь, пошла в противоположную сторону.

В полиции

Помещик Ли Ду Хан сидит на циновке и думает: как получить побольше в возмещение за причиненные ему убытки? После того как сгорел его дом, прошло много времени, а он все еще не может решить, к кому идти жаловаться.

Ли Ду Хан — человек практичный. Его поместье сожгли, — значит, ему должны заплатить. И заплатить, сколько он потребует, потому что он один знает цену своему добру.

И вот он сидит в собственном доме в уездном городе Пучен и — уже в который раз! — думает: как бы все получше устроить? Прежде всего надо выяснить, к кому обратиться. Это главная задача. Пока ясно одно: в местное управление он не пойдет, все равно там ничего не решают. Надо идти к японцам.

Ли Ду Хан мысленно проходит по главной улице Пучена, останавливаясь у каждого японского учреждения. Вот штаб воинской части. Здесь знают о несчастье Ли Ду Хана. Усадьбу сожгли полицейские и солдаты. Но идти в штаб не стоит. Военные только выполняли приказ.

За штабом филиал Ниппон-банка. Банк и вовсе никакого отношения к делу не имеет. Не поможет Ли Ду Хану и отделение Восточно-колониальной компании. Дальше — здание суда. Но суд пока ни при чем, а вот о находящемся рядом полицейском управлении стоит подумать. Полицейские всегда помогали ему, иначе бы и не справиться с этой оголтелой деревенщиной. Правда, он тоже в долгу не оставался: он щедро оплачивал услуги полиции. Зато и расходы всегда окупались сторицей.

Да, но в полицейском управлении много разных отделов, надо еще прикинуть, в какой из них сунуться. Ни экономический отдел, ни отдел поддержания общественного порядка, ни тем более отдел цензуры ему не нужны. А вот отдел здравоохранения, пожалуй, подходит. Ведь именно этот отдел выискивает зараженные деревни и сжигает их. Но, с другой стороны, что может сделать отдел здравоохранения? Сжечь деревню или убить подозрительно заболевшего корейца. А Ли Ду Хану надо получить деньги. Полиция денег не дает, она только берет деньги.

И вот после долгих раздумий он решает: надо идти к самому начальнику уездной полиции капитану Осанаи Ясукэ. Капитан предупредил Ли Ду Хана о готовящемся поджоге деревни. Ему в уезде принадлежит вся власть. Только он может сделать все нужные распоряжения.