Стратег - Андрей Земляной

«Благими намерениями устлана дорога в ад», – гласит народная мудрость. Ее знают все. Но только те, кого жизнь била и ломала, знают продолжение: «А благоразумными поступками – аж в три слоя!» Осаяба полагался на то, что Такаянага будет прикрывать собой покалеченного «Акаги». Собственно, командир «Ямато» так и собирался поступить, но Оикава слегка качнул головой и велел уводить почти не пострадавший флагман прочь от побитых кораблей эскадры. Тюдзю опасался, что отход к поврежденному авианосцу может поставить последнего под удар, а потому «Ямато» начал уходить в противоположную сторону. И в какой-то момент флагман и второй линкор состворились…

Командир башни Y лейтенант О’Доннел протер глаза: корабли комми на одной линии! Об этом можно было только мечтать! Не дожидаясь приказа, он скомандовал залп.

Пятнадцатидюймовый снаряд миновал «Конго» и угодил в борт «Ямато» – точно в окончание бронирования цитадели. Восемьсот семьдесят один килограмм сжатой, спрессованной в сталь смерти пробили легкую броню кормовой оконечности и взорвались, корежа и ломая гребные валы левого борта.

«Ямато» не замедлил с ответом, и в борт «Ринауна» грянули два полуторатонных снаряда. Они вспороли броневой пояс и разнесли в клочья центральный боевой пост. Почти одновременно в линейный крейсер попали и еще два гостинца – от «Конго». Британский корабль, построенный по схеме «сильный, но легкий», содрогнулся, башню Х вырвало мощным взрывом, вверх ударил столб огня, и «Ринаун», не снижая скорости, ушел под воду. На короткое мгновение в воздухе мелькнули бешено вращающиеся винты, на поверхность выбросило шапку пены, и все кончилось. Пора было подводить итоги…

Итоги были неутешительными. «Ямато» был серьезно поврежден: он плохо слушался руля и мог выжать не более четырнадцати узлов хода. У «Конго» вышла из строя кормовая башня «си»,[77] а несколько пробоин снизили максимальную скорость хода до двадцати одного узла. Изрядно пострадал крейсер «Микума» – тяжелый снаряд, разорвавшийся между башнями «ити» и «ни»,[78] заклинил обе в положении на левый борт. Эскадренный миноносец «Громкий» потерял кормовую установку 130 мм, снесенную взрывом за борт вместе с расчетом, на «Грозном» по той ж причине не досчитались второго носового орудия.

Теперь эскадра снова собралась вместе. Оикава упрямо вел свои поредевшие корабли в Мурманск, надеясь на то, что оставшиеся без авиации британцы потеряют его в море. Но будучи по натуре скептиком, тюдзю не слишком-то полагался на удачу, а потому приказал передать на базу зашифрованную радиограмму. В ней он докладывал о потерях – своих и противника, сообщал о том, что боезапаса осталось не более половины штатного боекомплекта, информировал о резком снижении эскадренного хода, а также вежливо интересовался, не будет ли командующий Северным флотом настолько любезен, чтобы оказать эскадре помощь авиацией берегового базирования. Разумеется, он – Оикава, понимает, сколь сложно будет исполнить его такую несвоевременную просьбу, но…

Командующий Северным флотом вице-адмирал Арсений Григорьевич Головко еще раз перечитал расшифровку радиограммы Косиро Оикавы и тихо выматерился сквозь зубы. Цветистые обороты восточной вежливости не могли скрыть главного: Соединенная эскадра Стран Социализма – на грани разгрома! Да, они нанесли врагу немалые потери, и случись что – дорого продадут свои жизни, но допустить уничтожение кораблей – таких мощных и таких нужных именно здесь, на Севере! – ни в коем случае нельзя. И дело даже не в том, что за такое достанется по самое не могу! Конечно, товарищ Сталин – не пай-мальчик из детского сада, и если эскадра погибнет, Головко по головке не погладят, но самое страшное – Мурманск останется беззащитным. И захват Скандинавии будет бессмысленным: в любой момент англичане и французы высадят на берегу десант, от которого не помогут никакие ракеты береговой обороны…

Головко снова выматерился, затем нажал кнопку селекторной связи:

– Кузнецова[79] мне! Немедленно! – после чего поднял глаза на адъютанта, принесшего расшифровку сообщения Оикавы. – Зашифруйте и передайте на объединенную эскадру за моей подписью: «В связи с полученными тяжелыми повреждениями основных боевых кораблей приказываю следовать в Нарвик»…

Гидросамолет взлетел с чудом уцелевшей катапульты крейсера «Могами», круто пошел вверх, и почти тут же эфир взорвался криком: «Западные дьяволы! Они здесь!» Выслушав новость, тюдзю Оикава долго сидел молча, сосредоточенно глядя на портрет Сына Неба, и размышлял. Эскадра уже двадцать три часа шла максимально возможным ходом на восток. Приказ идти в Нарвик пришелся очень кстати: не все японские корабли смогли бы одолеть долгую дорогу до Мурманска. И вот теперь, когда они почти дошли…

Сохраняя маску абсолютного спокойствия, Оикава спросил флаг-штурмана:

– Накада-сан, сколько нам осталось до Нарвика?

Тот вскочил, коротко поклонился:

– Нарвик от нас на расстоянии ста шестидесяти миль, Оикава-сан. Это немногим менее двенадцати часов полным ходом…

Да, действительно. Почти дошли. Не хватило буквально одной соломинки…[80]

– Такаянага-сан, – тюдзю повернулся к командиру флагмана. – Прикажите готовить «Ямато» к бою.

Дайса так же коротко поклонился и начал отдавать необходимые распоряжения. А Оикава уже запрашивал Аоики, есть ли возможность поймать нужный для взлета остатков авиагруппы ветер, чтобы не утопить при этом корабль…

Повинуясь приказам, крейсера растягивались в длинную кильватерную колонну, на уцелевших эсминцах готовили к бою торпедные аппараты. Но Оикава слишком хорошо осознавал тщетность этих приготовлений: слишком мало кораблей у него, и слишком много – у противника.

Покончив с приказами, он поклонился портретам Божественного Тенно и Сталина, затем положил перед собой чистый лист гладкой рисовой бумаги и достал свою любимую нефритовую тушечницу. Проверил, не высохла ли тушь, выбрал в бамбуковом футляре кисточку…

На бумагу легли черные знаки:

Сходят снега с горы.Так же уходим и мы,Если велит долг.

Оикава посидел, медитируя над своим предсмертным хайку, потом взял другой лист и переписал стихотворение, заменив «долг» на «честь». Снова помедитировал, взял первый вариант хайку и сжег его в бронзовой курильнице. Теперь все. Он подготовился к смерти и готов встретить ее бестрепетно и спокойно, как и подобает истинному самураю, служащему великому делу Сына Неба.