Отверженный III: Вызов (СИ) - Опсокополос Алексис

— Надеюсь, через полтора месяца я смогу порадовать императора хорошими новостями, — сказал барон доктору, после чего обратился к руководителю центра: — Как у вас идёт подготовка к турниру? Кого планируете выставить? Есть среди бойцов менталисты или обладатели уникального Дара?

— С менталистами проблема, Ваша Милость! — ответил майор Нидербергер. — Менталистов ещё ни в одном центре не было выявлено. Полагаю, Вы это и без меня знаете. Доктор Штеблер допускает, что блокатор-7 сильнее всего тормозит именно развитие ментальной магии. А с уникальным Даром у нас четверо курсантов. Трое из них девятого уровня. Их всех, согласно распоряжению министерства, готовим к переводу в военную магическую академию в Люблине. Помимо этого, у нас есть несколько очень сильных стихийщиков. Не желаете на них посмотреть? Мы можем организовать показательные поединки.

— Эти ваши сильные стихийщики будут на предстоящем турнире? — спросил барон.

— Должны, Ваша Милость! Если выиграют отбор, то поедут на турнир. В этом плане ни у кого нет привилегий. Но всякое случается, поэтому я и предлагаю Вам их здесь посмотреть.

— Не вижу смысла, — отрезал фон Лангерман. — Если они не пройдут отбор, то нечего на них и смотреть!

— Вы правы, Ваша Милость! — согласился майор Нидербергер. — Не желаете ознакомиться с материально-технической базой нашего центра?

— Нет, не желаю. Я хочу поговорить с вашими сотрудниками. С каждым, кто занимает более или менее значимую должность. И планирую воспользоваться для этого Вашим кабинетом.

— Мой кабинет, как и его хозяин, всегда в Вашем распоряжении!

— В таком случае велите собрать сотрудников. Времени у меня немного, но я хочу поговорить с каждым в отдельности.

Глава 14

Утром в четверг я проснулся в плохом настроении. Две ночи не было этих непонятных снов, и вот на тебе — вернулись. Снова та же девушка-блондинка, тот же старик и ещё какие-то незнакомые мне люди. И снова «без звука». Сами по себе эти сны меня не тревожили, мало ли что может присниться, не кошмары и ладно. Настораживало другое — я понимал: просто так эти люди мне сниться не могут, тем более изо дня в день, значит, где-то я их уже видел. Но вот только понятия не имел — где.

Я прокручивал в голове всю свою жизнь и не мог вспомнить никого из тех, кто мне снился. И если старика я ещё мог где-то увидеть, да потом забыть, то уж такая красивая девушка точно отложилась бы в моей памяти. Но, увы, она казалась мне совершенно незнакомой. Впрочем, не стоило забывать, что с памятью у меня были проблемы — и немалые. И не только у меня.

Доктор Штеблер сказал, что это всё из-за Дара, и такое часто случается у одарённых — после шестнадцати лет мозг тратит часть ресурса на адаптацию к магии, и это отражается на некоторых его функциях, в том числе и на памяти. Поэтому нам и вводили каждый понедельник специальный препарат — стимулятор магической активности. Он позволял организму лучше адаптироваться к новым возможностям и снижал нагрузку на те участки мозга, которые отвечали в том числе и за память. И надо сказать, это неплохо помогало.

Детство своё я помнил плохо. Да и чего там было помнить? Родители мои были фермерами. Мы жили в Лодзинском воеводстве, и всё своё детство до трёх лет я провёл на ферме. А потом случилось то, что перевернуло всю мою жизнь — возвращаясь из Лодзи с осенней сельскохозяйственной ярмарки, родители попали в страшную аварию и погибли. Так как близких родственников у меня не было, а дальним я был не нужен, то меня определили в детский дом. Там и я прожил до шестнадцати лет, до момента, когда у меня открылся Дар.

Жизнь в детском доме я тоже помнил плохо, но почему-то был уверен, что недовольного старика из снов и девушки-блондинки я там не видел. После того как открылся Дар, у меня начались проблемы не только с памятью, но и в целом со здоровьем, и когда ситуация ухудшилась настолько, что я забыл почти всё, что знал, меня отвезли в Лодзь в военный госпиталь — там были одарённые лекари, которым меня решили показать. А дальше мне повезло — лекарь, к которому я попал, слышал о случаях, когда Дар влиял на некоторые функции мозга. Меня проверили, и оказалось, что я одарённый.

На следующий же день меня перевели в специальный реабилитационный центр, там я впервые увидел доктора Штеблера. Пробыл я в реабилитационном центре недолго — меня тщательно, но быстро обследовали и почти сразу же перевели в Восточный. Первые дни пребывания в нашем центре я помнил тоже плохо, но постепенно память пришла в норму. Хотя называть это нормой всё же не совсем правильно — детство на ферме и годы в детдоме я помнил очень смутно, можно сказать, совсем не помнил, и уже даже не надеялся, что память о первых шестнадцати годах жизни вернётся ко мне в полном объёме. Но зато всё, что произошло с момента, как я начал получать в Восточном инъекции стимулятора магической активности, я помнил просто прекрасно. И это не могло не радовать.

Раз в месяц с нами беседовал доктор Штеблер. Он задавал вопросы о самочувствии, интересовался, как идёт обучение магии, спрашивал не возникают ли у нас какие-либо странные видения. Доктор разговаривал с каждым из нас, и хоть курсантам запрещалась обсуждать друг с другом своё прошлое, я догадывался, что проблемы с памятью испытывали почти все.

Однозначно имело смысл рассказать Штеблеру о моих снах. Возможно, это чудодейственный стимулятор, который нам кололи каждый понедельник, наконец-то начал раскрывать тайники моей памяти. Я собирался попросить доктора увеличить мне дозу, если, конечно, это безопасно. Очень уж хотелось подробнее вспомнить своё прошлое.

Можно было обсудить это с Агатой и Томашом, возможно, и они испытывали что-то подобное. С кем-либо ещё разговаривать на эту тему было опасно — могли рассказать куратору нашего отряда обер-лейтенанту Вимбергу, и мне бы не поздоровилось. Ведь говорить о возвращении памяти и не коснуться темы своего прошлого было просто невозможно, а запрет на обсуждение личной жизни до приезда в Восточный был одним из главных. И это было логично — нас готовили к серьёзной государственной службе.

Лучшие из нас могли стать в будущем тайными агентами или разведчиками, остальные отправиться на менее престижные должности, но всё в те же секретные службы Его Императорского Величества. Мы должны были покинуть Восточный и забыть обо всех, с кем учились, и никогда в будущем при случайной встрече не показывать, что были знакомы. Разумеется, вспоминать годы совместной учёбы не возбранялась, встреться мы на службе в одной структуре.

Но хоть большинство из нас правила старались не нарушать, особо болтливые ребята всё равно рассказывали о своём прошлом, и я понял, что чуть ли не все мы были набраны из различных детских домов. Это было логично: бывший детдомовец, у которого нет семьи, и которому не за кого переживать — идеальный работник спецслужб.

Нам и отношения не рекомендовали заводить, хотя особо и не запрещали. Многие из курсантов крутили романы. Кто-то совсем тайно, а кто-то, как мы с Агатой, вполне открыто. Но все мы понимали: наши романы закончатся с окончанием обучения. Это было неприятно — знать, что у твоих отношений нет будущего, но без них жизнь была бы уж совсем серой и скучной.

Мысли о том, что при первой же возможности надо попросить доктора Штеблера увеличить мне дозу стимулятора магической активности и что это может помочь мне вспомнить прошлое, немного подняли настроение, и я направился умываться. И ещё надо было не забыть обязательно обсудить странные сны с Агатой и Томашом.

За завтраком поговорить с Томашом не получилось. Вопрос был серьёзный, не для пятиминутного разговора в спешке, и я решил перенести это дело на вторую половину дня. Да и стоило как следует перед этим всё обдумать, чтобы не сболтнуть лишнего. Томаш мне друг, но мало ли, куда мог повернуть разговор.

Первым занятием у нас стояла теория заклинаний, её преподавал куратор нашей группы — обер-лейтенант Михаэль Вимберг. Так как центр «Ост» находился в ведении Министерства имперской обороны, то почти все наши преподаватели были военными. Гражданских было всего трое: пани Митрош учила нас лекарскому делу, пани Милевска — артефакторике, а пан Ярош преподавал физкультуру.