В лабиринтах романа-загадки: Комментарий к роману В. П. Катаева «Алмазный мой венец» - Мария Котова

302. Потом настало время Метерлинка. — Об увлечении Ю. Олеши Метерлинком см. в его записях (Олеша 2001. С. 381–383).

303. Некоторое время ключик носился с книгой, кажется, Уолтера Патера, «Воображаемые портреты», очаровавшей его своей раскованностью и метафоричностью. — См., например, издание: Патер У. Воображаемые портреты. — Ребенок в доме. М., 1908.

304. Зачитывался он также «Крестовым походом детей», если не ошибаюсь Марселя Швоба. — Речь идет об издании: Швоб М. Крестовый поход для детей. СПб., 1910.

305. Всю жизнь ключик преклонялся перед Эдгаром По, считал его величайшим писателем мира. — Об отношении Ю. Олеши к Эдгару По см. в его записях (Олеша 2001. С. 344, 371).

306. Ключик упорно настаивал, что Вертинский — выдающийся поэт, в доказательство чего приводил строчку: «Аллилуйя, как синяя птица». — Из песенки Александра Николаевича Вертинского (1889–1957) «Аллилуйя» (1916–1917).

307. Самое поразительное было то, что впоследствии однажды сам неумолимый Командор сказал мне, что считает Вертинского большим поэтом, а дождаться от Командора такой оценки было делом нелегким. — В мемуарах Л. Ю. Брик рассказывается о том, что В. Маяковский любил напевать юмористически переиначенные строки из песенки А. Вертинского «Лиловый негр» (1916). (Брик Л. Ю. // О Маяковском. С. 347). См. также в записях Ю. Олеши: «Я хочу вспомнить здесь, в этом некрологе ушедшему артисту и, безусловно, поэту, мнение о нем Владимира Маяковского, не оставшееся у меня в памяти в точности, но сводившееся к тому, что он, Маяковский, очень высоко ставит творчество Вертинского» (Олеша 2001. С. 330).

308. Увлекался ключик также и Уэллсом. — Об отношении Ю. Олеши к Г. Уэллсу см. в его записях (Олеша 2001. С. 371–374).

309. Не знаю, заметили ли исследователи громадное влияние Уэллса-фантаста на Командора, автора почти всегда фантастических поэм и «Бани» с ее машиной времени. — Ср. с репликой изобретателя Чудакова из «Бани» Маяковского: «Смотри, фейерверочные фантазии Уэльса, футуристическая мощь Эйнштейна, звериные навыки спячки медведей и йогов — все, все спрессовано, сжато и слито в этой машине» (Маяковский В. В. Полн. собр. соч.: в 13-ти тт. Т. 11. М., 1958. С. 280).

310. Не говорю уж о постоянном, устойчивом влиянии на ключика Толстого и Достоевского. — Ср., однако, в мемуарах Л. И. Славина: «Есть мнение, особенно распространенное в актерской среде, что Достоевского с его визионерством, с его мучительными резекциями души, с его обостренным вниманием, направленным на самого себя, Олеша предпочитал всем другим художникам. Это заблуждение основано на неполном знании Олеши. Толстой — вот к кому тянулось все то доброе и ясное, что было в Олеше. Признаки неприязни к Достоевскому и прежде проскальзывали в печатных высказываниях Олеши» (Славин Л. И. // Об Олеше. С. 13–14). Об отношении Ю. Олеши к Достоевскому см. в его записях (Олеша 2001. С. 294–297).

311. Однажды я прочитал ключику Бунина <…> Ключик поморщился. Но, видно, поэзии Бунина удалось проникнуть в тайное тайных ключика; в один прекрасный день, вернувшись из деревни <…> ключик прочитал мне новое стихотворение под названием «В степи», посвященное мне и написанное «под Бунина». «Иду в степи под золотым закатом… Как хорошо здесь! Весь простор — румян, и все в огне, а по далеким хатам ползет, дымясь, сиреневый туман» — ну и так далее. — Это ст-ние Ю. Олеши было впервые опубликовано Е. Розановой (См.: Знамя коммунизма. 1965. 11 августа. С. 3; см. также: Олеша Юрий. Облака: Стихи. Одесса, 1999. С. 11). Приводим его полный текст по автографу (РГАЛИ. Ф. 358. Оп. 2. Ед. хр. 38. Л. 10):

                      В СТЕПИ                                               Вал. Катаеву

Иду в степи под золотым закатом…Как хорошо здесь! Весь простор — румян,И все в огне, а по далеким хатамПолзет, дымясь, сиреневый туман…

Темнеет быстро. Над сухим бурьяномВзошла и стала бледная лунаИ закачалась в облаке багряном.Все умерло. Бескрайность. Тишина.А вдоль межи — подсолнечники-астры…Вдруг хрустнет сзади, будто чьи шаги,Трещит сверчок, а запоздалый ястребВ зеленом небе зачертил круги…

Легко идется без дневного зноя,И пахнет все, а запахи остры…Вдали табун, другой: идут «в ночное»И запылали в синеве костры…

Об отношении Олеши к И. Бунину и о знакомстве с ним через посредничество К. см.: Олеша 2001. С. 304–309.

312. Думаю, что влиял на ключика также и Станислав Пшибышевский — польский декадент, имевший в то время большой успех. «Под Пшибышевского» ключик написал драму «Маленькое сердце», которую однажды и разыграли поклонники его таланта на сцене местного музыкального училища. Я был помощником режиссера, и в сцене, когда некий «золотоволосый Антек» должен был застрелиться от любви к некой Ванде, я должен был за кулисами выстрелить из настоящего револьвера в потолок. Но, конечно, мой револьвер дал осечку, и некоторое время «золотоволосый Антек» растерянно вертел в руках бутафорский револьвер, время от времени неуверенно прикладывая его то к виску, то к сердцу, а мой настоящий револьвер, как нарочно, давал осечку за осечкой. Тогда я трахнул подвернувшимся табуретом по доскам театрального пола. «Золотоволосый Антек», вздрогнув от неожиданности, поспешил приложить бутафорский револьвер к сердцу и с некоторым опозданием упал под стол, так что пьеса в конечном итоге закончилась благополучно. — Воспроизводится литературная ситуация: из рассказа В. Ю. Драгунского «Смерть шпиона Гадюкина» — «шпион Гадюкин» («золотоволосый Антек») — Дениска Кораблев (К.). Ср. также в «Автобиографии» Ю. Олеши: «Литературой стал заниматься поздно, лет восемнадцати. Стихи. Написал пьесу — „Маленькое сердце“. Ставилась в Одессе. Один раз. Провалилась. Подражал Пшибышевскому» (РГАЛИ. Ф. 358. Оп. 1. Ед. хр. 21. Л. 4). Об увлеченности молодого Олеши творчеством польского модернистского прозаика и драматурга Станислава Пшибышевского (1868–1927) свидетельствует и то обстоятельство, что эпиграфом из него сопровождается одно из ст-ний Олеши 1916 г. (См.: РГАЛИ. Ф. 358. Оп. 2. Ед. хр. 386. Л. 8). О пьесе Олеши «Маленькое сердце» ср. в мемуарах Б. В. Бобовича: «Много лет назад Олеша читал нам свою юношески трогательную лирическую пьесу „Маленькое сердце“. Уже тогда она свидетельствовала об авторском вкусе, протестующем против шаблона и литературной приземленности. Было в этой пьесе что-то от Стриндберга, но собственное ощущение явлений, влечение к прекрасному в этой пьесе светилось совсем по-олешински. Мы, участники литературного кружка „Зеленая лампа“, разыграли „Маленькое сердце“ на сцене Одесской консерватории. Часто потом Юрий Олеша вспоминал об этом своем раннем драматургическом опыте и говорил о нем и грустно, и, может быть, чуть иронически, но всегда с щемящей жалостью об ушедшей юности, с чуть звучавшей в его голосе болью и добротой» (Бобович Б. // Об Олеше. С. 24) и П. Ершова: «Под влиянием жеманного стихотворения З. Шишовой о самоубийстве юноши из-за любви Юрий Олеша внезапно и стремительно написал трехактную пьесу в стихах — „Маленькое сердце“, — каждый акт минут на десять на пятнадцать. Это был его первый драматургический опыт, где слышались отзвуки и Метерлинка, и Леонида Андреева, и все было зыбко, неясно, загадочно: „Маленькое Сердце“ надо было не понимать, а „чувствовать“. Недолго думая, вся братия поставила этот спектакль и доставила себе больше удовольствия, чем публике. Олеша ходил то именинником, то омрачался: — Театр удивительная вещь, — качал он головой, — у него дьявольские тайны и законы. Пишешь и воображаешь так, а выходит этак…» (Ершов П. Одесская литературная колыбель (Отрывки из воспоминаний) // Опыты. <Нью-Йорк>. 1957. № 8. С. 97). См. также в неопубликованном очерке Г. И. Долинова «Литературный путь Юрия Олеши», написанном в конце 1920-х гг. (ОР РНБ. Ф. 260. Ед. хр. 11. Л. 3–4): «<…> в Апреле 1918-го года появился журнал „Южный огонек“ <…> <в 1 номере которого. — Коммент.> помещена заметка о постановке в зале консерватории 11-го апреля пьесы Юрия Олеши „Маленькое сердце“ <…> Пьеса была поставлена и разыграна силами того же студенческого лит<ературного> кружка и частично членами организованного тогда же Валентином Катаевым, на коммерческих началах, кружка „Зеленая лампа“. Ставил пьесу лектор кружка Петр Ершов. Во 2-м № <«>Ю<жного> огонька<»> помещен снимок всего ансамбля, игравшего пьесу во главе с Ю. Олешей. Пьеса, помнится, была написана на сюжет стихотворения одной из поэтесс кружка <-> Шишовой. Цитируем: