Игра втемную (СИ) - Герман Татьяна "Алекс Кейн"

Удивленный, что меня так легко заметили, я согласился.

— Ладно. Раз у вас такие законы — ничего не имею против.

— Вот и прекрасно. Постой здесь, пока инвиз не спадет.

На его шее блеснул медальон с камнем болотного цвета. Сейчас он тускло светился, а внутри него бегала маленькая искорка. Похоже, именно этот артефакт помогает охраннику выявлять невидимок.

Вот блин, весь план насмарку. Придется изворачиваться.

Сцепив руки на груди, я привалился к стене и стал ждать. Мимо туда-сюда сновали темные личности всяческих мастей. Голову даю на отсечение, что вон тот невзрачный парень с изящными пальцами пианиста — щипач. Мужик с рваным шрамом на правой щеке и пустым взглядом — наверняка безжалостный убийца. А этот сморщенный старик, скорее всего, уже отошел от дел и теперь просто наслаждается жизнью.

Контингент подобрался самый разношерстный. Некоторые напоминали лихих пиратов, другие походили на бродяг, третьи и вовсе выглядели настоящими разбойниками с большой дороги. Даже походка у всех была разная: одни уверенно топали, вторые словно бы крались, кто-то шаркал, кто-то на ходу пританцовывал.

Дверь в очередной раз открылась, и вошел рыжий Лотрес. Я машинально заметил время: семь-двенадцать вечера. Он кивнул охраннику и проскользнул в зал.

— Вот, теперь другое дело, заходи, — махнул мне Клеснер, когда инвиз спал.

Обведя глазами зал, я нашел веснушчатого мальчишку и выбрал столик поближе к нему. Охота началась!

Новый план я пока не выработал. Заключая с Селтербейером договор, я надеялся именно на невидимость, хоть и понимал, что это наивно. Но раз все сорвалось, придется пошевелить мозгами. А для начала понаблюдать за Лотресом. Вдруг повезет, и замечу нечто особенное. Если он постоянно выигрывает, то не может у него не быть какого-то секрета.

Своего подопечного я обнаружил за столом, на котором, кроме колоды карт, денег и пары кружек пива, ничего не было. Но зато вокруг уже собралось несколько болельщиков-завсегдатаев. Я пристроился через стол от него, заказал ужин и покосился на юношу. Ну, то есть, конечно, на старика, но выглядел он лет на семнадцать. Похоже, он специально так сильно омолодился в неведомом водопаде, чтобы смотреться неопытным и доверчивым. Лохом, короче.

Лотрес взял из колоды карту, добавил к своим и задумался. Посидел, посмотрел и, слегка вздрогнув, сделал ход. Я перевел взгляд на его соперника: тучный мужик лет сорока по имени Стефирий. Дыра на рукаве темной рубахи, грязная бандана на голове. Он нахмурился и неохотно бросил:

— Отвечаю.

Глядя на придвинутую им стопку монет, Лотрес едва заметно улыбнулся. Посмотрел на свои карты и ненадолго застыл. Потом почти неуловимым движением дернул плечами, словно его что-то напугало, и продолжил игру.

Эти маленькие странности привлекли мое внимание. За то время, что я наблюдал за своей жертвой, Лотрес вздрогнул восемь раз, причем так слабо и неявно, что это можно было отследить, только имея «Ясный взор». То ли он нервный, то ли, обдумывая ход, столь глубоко уходит в себя, что отрешается от всего окружающего. А может, за этим что-то кроется.

Лотрес сидел в трактире почти до полуночи. И выиграл, по моим прикидкам, не меньше полусотни золотых. Моща, конечно.

Когда он покинул «Темную личность», я отправился за ним, уйдя по пути в инвиз. Он прошел несколько кварталов и свернул на улицу, на которой раньше мне бывать не доводилось. Здесь все было, как в других районах, и все-таки по-другому. Перед каждым домом за нарядным штакетником цвел палисадник, да и сами дома походили скорее на небольшие дворцы. Разноцветные крыши, мраморные колонны, балконы с богатой балюстрадой, элементы лепнины на стенах.

В одно из таких имений и вошел Лотрес. Постояв немного, я направился домой. Теперь мне известно, где он живет. Но что это дает?

В целом, успехом сегодня мои старания не увенчались, и настроение было откровенно поганое. Я все чаще возвращался мыслями к разговору с Арсением и мучительно думал, как найти Басю.

— Ни спать не дают, ни есть! Сам-то, небось, насытился, а мне страдай. Никакой заботы об артефакте, хоть ищи себе другого хозяина!

Еще чего, размечталась! Молча отколов булавку, я ткнул ею в палец, и Зараза довольно заурчала.

Когда на следующее утро я спустился позавтракать, меня окликнул знакомый голос:

— Гермес!

Обернувшись, я увидел за столом худосочного парня в убогой мантии. Он с радостным удивлением смотрел на меня, а мне понадобилось время, чтобы узнать его. Гааз, хилер, любезно лечивший меня на ферме.

— Привет.

Было заметно, что посетители смотрят на парня с брезгливостью. На лице толстого торговца с говорящим именем Брюлик, сидевшего в углу у окна, было написано откровенное отвращение. Его расшитый серебряной нитью кафтан смотрелся королевским нарядом по сравнению с жалким одеянием Гааза.

Вид у того и в самом деле был затрапезный. Потертая, местами грязная мантия, впалые щеки, голодный взгляд. Я подсел за его стол. Перед парнем стояла миска с какой-то размазней и кружка.

— Пиво? — засмеялся я, кивнув на нее. — Не рановато?

Он виновато пожал плечами.

— Вода. Ее бесплатно дают.

Было очевидно, что Гааз бедствует. Хардкор ведь не только на меня распространяется.

Сделав знак Бурзену, я продиктовал заказ и добавил:

— Все в двойном экземпляре.

Лекарь, уставившись на меня, покачал головой.

— Не надо.

— Надо. Хоть поешь нормально. Давно здесь?

— Второй день.

Я стал расспрашивать о том, как он устроился. Поначалу Гааз был немногословен и слегка стеснялся, но когда принесли заказ, расслабился. За полминуты умяв сэндвич с вареной курицей, запив его морсом, он откинулся на спинку стула и блаженно закрыл глаза.

— Как хорошо… Спасибо тебе, кажется, сто лет сытно не ел. Только вчера приехал с фермы, а там питание… Сам знаешь. Весь вечер рубил дрова по квесту, чтобы заработать на ночлег. Вот, осталась десятка, решил позавтракать, но цены… Эта каша восемь медяков стоила.

Выудив из инвентаря пару серебряных монет, я положил их на стол и толкнул к нему.

— Держи.

— Нет, что ты. И не проси, не возьму!

— Кончай, а? Мы должны помогать друг другу, тут в одиночку не выживешь.

Он удивленно посмотрел на меня.

— На ферме ты иначе говорил. И вообще сильно изменился.

— Приоделся? — засмеялся я.

— Нет, дело не в этом. Взгляд другой, человеческий. Ты смотришь на других.

— Не понял. А раньше на кого?

Его лицо стало серьезным и немного печальным.

— А раньше — в себя. Только в себя.

Не могу сказать, что я уловил все нюансы, но общая суть сказанного была мне ясна.

Бурзен принес корзинку с фруктами, и я подвинул ее к Гаазу.

— Как там на ферме?

— О-о… — засмеялся он и несмело взял грушу. — Можно? Когда ты сбежал, Миклуха был в ярости. Клялся, что достанет тебя здесь. Найдет и запрет на респе.

— Боюсь, это будет для него затруднительно.

— Конечно, ты, небось, уже уровней десять поднял.

— Почти, — я задумчиво посмотрел на надпись над его головой. — Еще там, на ферме, хотел спросить — почему такое необычное имя?

А сам себя с удивлением поймал на мысли, что раньше сказал бы «дурацкое».

— Гааз? — он в недоумении поднял брови. — Это же доктор. Неужели не слышал?

— Не-а.

— О, это был врач от Бога. Федор Петрович Гааз. Прославился необычайной добротой. Бесплатно принимал пациентов, ходил по тюрьмам и лечил заключенных. Его могила до сих пор сохранилась, и знаешь, что на ней написано? «Спешите делать добро».

— Прикольно, — хмыкнул я.

— Ага. О нем ходит множество легенд. Был, например, такой случай. Как-то холодной зимней ночью он спешил к больному, и вдруг на него напали два разбойника. Скидывай, говорят, шубу, или прирежем. А он в ответ — вижу, вы люди бедные, поэтому с удовольствием отдал бы вам ее, но тогда я замерзну до смерти, не попаду к пациенту, и он может умереть. Тут один из бандюганов его узнал, они бросились ему в ноги, типа прости нас, не думали, что это ты, благодетель. Да еще и проводили, чтобы никто его не обидел по дороге.