Зона испытаний - Александр Бахвалов

Она откинула с лица волосы; едва машина тронулась, как они снова осыпались, заслонив чуть не весь профиль.

– Вам нравится Одинцов?

– Анатолий Александрович? Не знаю, не думала об этом. Я всего три дня в редакции. Почему вы спросили?

– Он мой старый приятель, – невнятно отозвался Долотов.

На память пришла девочка, которую он видел на привокзальной площади возле телефонной будки, ее глаза, полные преданности и отчаяния. «Я стала другая?…» И рядом с нею самодовольный хлыщ.

– Непостижимо!.. – усмехнулся Долотов и посмотрел на Ирину. – Вы не знаете, за что женщины ценят сукиных сынов?

– Они их ценят?

– Может быть, сукины сыны понятнее? А сволочная линия прочнее, потому как эфемерности в ней нет? Причины и следствия – все ясно? И положиться на сукиного сына надежнее – всем понятно, за что он служит?

– Таких не ценят. Ими пользуются.

– Не только ваше имя, но и сами вы – прелесть. Придумайте, что вам подарить, как развлечь, куда увезти?.. Вы любите лошадей?

Она снова откинула волосы, но теперь придержала их, всматриваясь в Долотова. В его прямой спине, в крепко посаженной голове, в неожиданном несоответствии неподвижного лица живости произносимых слов было что-то настораживающее, но не опасное. Это она поняла. И еще ей понравились его руки; длинные, уверенные, не умеющие отвлекаться пальцы. В них не было ни жеманства, ни блудливости, ни праздных выражений. Всем, чего они касались, что сжимали, передвигали, они повелевали, и делали это по-мужски изящно, то есть просто, строго, всерьез.

– Вам придется меня подождать. Немного.

– Сколько угодно.

…Ирина была москвичкой, училась журналистике, в Энск приехала по вызову редакции, где готовился к печати ее большой очерк о первых шагах воздухоплавания в России. В городе никого не знает, как и самого города.

Живет в центре, в старой гостинице. Знает английский, увлечена воздухоплаванием, знакома со многими старыми авиаторами, отлично водит автомобиль. Вначале она попросила познакомить ее с достопримечательностями города, затем – отвезти в деревню, где родился известный поэт, а чтобы время в пути не пропало даром – «популярно осветить основные аспекты методики летных испытаний».

– Я жадная, да? Дело в том, что в два часа ночи мне уезжать.

…Из деревни, в которой родился известный поэт, возвращались затемно. Половину пути говорили о самолетах.

– А теперь выкладывайте, чем я обязана вашему вниманию? Если скажете, что молниеносно прониклись каким-то особым чувством, я не поверю.

– Проникся – признательностью. Это хорошее чувство.

– Господи, за что?

– За то, что вас зовут Ириной

– Я так и думала… – Она помолчала и с уверенностью прибавила: – С вами что-то произошло.

– Вот и я, когда вы расспрашивали меня о самолетах, думал: «Что-то происходит в этом мире. Даже те из девушек, которых зовут Иринами, перестали понимать, чему радовался господь бог, когда творил их».

– А теперь? Проступило божественное?

– Видимо, да. Если мне захотелось расцеловать вас.

– И что же?

– Боюсь, придется возвращаться к самолетам. – Переждав ее смех, он сказал: – Хватит и того, что вы сегодня со мной.

– Не зря целый день у меня такое чувство, что с вами не все ладно… Такая полоса, да?

– Такая полоса. Мой вам совет: не принимайте свои дни за полосу, это не проходит даром.

– Не сотвори в себе кумира?

– Вы умница, Ирина. Именно в себе. На этом свете все сложнее наших представлений о сложности… Был у нас летчик. Димов. Молодой, веселый, красавец. Теперь его нет. Его хватало лишь на то, чтобы следовать правилам. Знаете таких? Учатся как девочки, экзамены сдают примерно, летают строго по наставлениям. Все у них чисто, гладко, объяснено и доказано. Это хорошо, это плохо, сюда можно, туда нельзя. Работают как живут и живут как работают. Все по полочкам, прошито и пронумеровано. Их всегда подмывает вмешаться, если что-то происходит не так, как их учили.

– У вас есть что-то общее с этим парнем?

– Я говорил, вы умница.

– Что с ним случилось?

– Что случилось?

Несколько мгновений Долотов смотрел на спутницу, ожидавшую ответа со сложенными под грудью руками, и вдруг его неприятно кольнула эта праздная поза, стремление начинающей журналистки при случае обогатиться чужим опытом, не испытав чужой боли.

– На словах не объяснишь. Это надо почувствовать. Садитесь на мое место, – сказал он, приподнимаясь на сиденье. – Сейчас вы все поймете!

Предчувствуя нечто необычное, с округлившимися, блестящими азартом глазами она охотно втиснулась на место Долотова, взялась за руль. Неуверенно попетляв по пустынному асфальту, «Волга» выровняла ход.

– Разгоняйте, – сказал он, когда Ирина освоилась за рулем. – Сейчас будет мост, за ним крутой поворот.

– Ну?

– Не сбавляйте скорости и в начале поворота бросьте руль!

– Вы что?!

– За вас сработает автоматика.

Набирая скорость, машина мчалась по старому, растрескавшемуся асфальту. Наконец впереди показались белые перила небольшого моста.

– Сейчас! сказал Долотов, испытующе вглядываясь в напряженное лицо Ирины.

Машина минула мост, показался крутой поворот вправо.

– Бросайте!

Подчиняясь, она на несколько мгновений оставила руль и тут же схватилась снова. Но «Волга» уже сорвалась с дороги, скатилась с насыпи и, подпрыгивая, неслась вдоль опушки леса. До деревьев оставалось совсем немного, когда машина наконец встала. Отражаемый березами свет фар освещал лицо Ирины, в изнеможении запрокинувшей голову.

– Мы сумасшедшие, – сказала она.

– Не смогли? А ведь просто. Вот и он не смог… Испугались?

– Не знаю… Нет, не то… Было и жутко, и радостно. Так бывает, когда любишь и тебе все равно: или разобьешься вдребезги, или сердце лопнет от счастья.

Оставшийся путь она сидела примолкшая.

«По крайней мере, я познакомил ее «с некоторыми аспектами», – думал Долотов, задним числом испытывая неловкость из-за мальчишеской выходки, напоминавшей посадку с Лютровым на спарке.

– Вы любите свою жену? – вдруг спросила она, когда они подъезжали к городу.

– Нет.

– А если бы любили и она попросила вас оставить вашу работу?

– Оставьте молитву ради женщины, говорил Златоуст. Молитву бы я оставил. Работу нет. Я сам ее выбрал.

– Но ведь так жить страшно.

– Страшно жить кое-как.

9

О том, что Разумихин назначил Долотова испытывать С-441 на большие утлы, Чернорай узнал от Руканова сразу же после возвращения из Москвы. Володя вызвал к себе Чернорая, чтобы, как он сказал, «ввести во все аспекты решения».

– Летная репутация Долотова, на мой взгляд, критически не осмыслена, – говорил Руканов. – Это как раз тот случай смешения понятий, когда везение принимается за талант. Но такова власть легенды, вы должны понять это.