История у костра: легенда о спасительнице - Виктория Михайловна Верченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Фитта! – осипшим от холода голосом крикнула Нейсиль, пытаясь ближе прильнуть к решётке, – Фитта, проснись, прошу!
Некоторые заключённые зашевелились, а собеседники обратили на полуфальмийку своё внимание, начав изучать её взглядом.
– Фитта, услышь меня! – отчаянно прохрипела Нейсиль на фальмском, уронив три крупных слезы, после чего закашлялась.
Воздух был очень холодным, у всех из носа и рта шёл пар. Девушка и не думала, что может быть так холодно в океане. Где же они уже плывут?
– «Уже очень далеко от Островов», – подсказывало что-то Нейсиль.
– Нейсиль… – донёсся слабый звук до её слуха.
Она подняла голову, снова посмотрев через прутья решёток. Её лицо озарила радостная улыбка:
– Фитта! Фи, моя милая Фи…! Ты проснулась…
– Нейсиль, как же я рада тебя видеть, – кашлянув, произнесла фальмийка более слышным голосом. Было слышно, что ей очень тяжело громко говорить, – Я думала, что они тебя убили. Как ты?
Нейсиль грустно улыбнулась, сочувственно пытаясь вглядеться в глаза подруги:
– Лучше, чем ты, милая… О, силы всевышние, как же мне жаль, что из-за меня мы здесь! Прости меня, прости, Фи! Как я могла быть такой глупой…?
Она снова проронила слёзы, яростно зарычав в порыве начинающейся истерики.
– Нейс, пожалуйста, не вини себя! Я виновата во всём, я и только я! Это ведь я решила выпроводить тех громил. Не плачь, пожалуйста, ты ведь такая сильная! Мы справимся. Мы что-нибудь придумаем, – поспешила успокоить её Фитта и натянула подбодряющую улыбку, – Заболеешь ведь, голова разболится, не плачь, умоляю тебя! Будь сильной, такой же как и всегда.
Полуфальмийка нервно усмехнулась, попытавшись отдышаться:
– Ты права, Фи. Слезами здесь никак не поможешь! Мы обе виноваты. Прости меня за мою слабость, просто, я так устала…
Фальмийка снова закрыла глаза, а почти все заключённые наоборот их открыли, очнувшись от нарастающего шума волн и голосов девушек. Большинство фальмов были женского пола и молодые – в соседней с Нейсиль клетке сидела маленькая девочка лет одиннадцати и испуганно шевелила ушами.
Все вздрогнули, когда послышался скрип. Из люка сверху спустился по лестнице хмурый мужчина, таща в руках большую корзину. Он подошёл к клетке Нейсиль и вынул из корзины тонкий, но длинный кусок чёрного хлеба, пропихнул его между прутьями , после чего тот с глухим звуком упал прямо к носу девушки на пол. Мужчина сделал тоже самое со всеми клетками, видимо не заботясь о том, что заключённые на данный момент нуждаются больше в воде, чем в пище. Но после того, как кусок хлеба упал в последней клетке, гженец ушёл так же быстро, как и пришёл.
Полуфальмийка наклонилась к хлебу и оторвала зубами от него один кусочек. Сухой хлеб не лез в горло. Она с трудом его проглотила, больше не притронувшись к ломтю.
ГЛАВА 10. На грани.
Гженское грузовое судно должно было прибыть на Родину ровно через две недели после отплытия от Нирита. Из-за сильных бурь была задержка на один-два дня. Корабль шёл четырнадцатый день, а далеко-далеко виднелись берега земель Гжены. Но конечно же, никто из пленников не имел понятия о том, сколько дней уже прошло. Нейсиль совершенно потеряла счёт времени: она не знала, когда был день, когда ночь. Минуты ей казались часами, а часы – днями. Её постоянно клонило в сон от нехватки питания и холода. Иногда она заставляла себя открыть глаза и смотреть на Фитту – проверяла, жива ли она. Нейсиль было страшно увидеть расслабленное лицо, освобождённое от мук. Увидеть приоткрывшиеся бесцветные губы, безвольно мотающуюся голову туда-сюда от покачивания на волнах. Буквально пару дней назад из дальней клетки стал идти самый неприятный запах из всех запахов, что окружали пленников. Молодая и самая исхудавшая из всех присутствующих фальмиек умерла, не справившись в тяжёлых условиях. Её забрали. Куда, никто не знал, но навряд ли её решили выбросить за борт: в Гжене фальм ценился как живым, так и мёртвым.
Тусклые керосиновые фонари, которые хоть как-то разгоняли мрак в их заточении почти перестали светить: менять их требовалось каждые шесть часов, поэтому часто заключённые оставались в темноте.
В такой же темноте мрачный покой нарушил уже привычный скрип открывания люка, но вместо одного гженца с фонарём и корзиной спустились шестеро: в их руках не было никаких корзин. Они подходили к клеткам и открывали их, грубо вытаскивая заключённых.
Один из гженцев взвалил Нейсиль себе на плечо и передал наверх через люк другому гженцу. Ту же операцию проделывали со всеми фальмами.
Их поочерёдно волокли по длинным коридорам, после оказавшись на палубе. Всё вокруг было в снегу, что переливался в свете огромной луны. Сами гженцы были одеты в тёплые меха, а пленникам не дали даже тонких одеял.
Нейсиль продолжили тащить на огромном плече, уже спустившись с корабля. Мужчины шагали с фальмами в виде груза по заснеженному порту, то и дело перекидываясь парой слов с окружающими работягами и местными караульными. Пройдя несколько метров от пристанищ кораблей, пленников загрузили в карету-повозку. Они тряслись в этой адской коробке, которая неслась, как сумасшедшая, примерно часа три.
Когда повозка остановилась, замёрзших пленников выгрузили из неё и завели в огромное серое здание, проведя по множеству узких коридоров, после чего снова заперли в клетках, похожих на те, в каких они находились на корабле. Нейсиль положили во втором ряду камер, а Фитту в четвёртом.
Не оставив заключённым ни зажжённой свечки, гженцы ушли, хлопнув тяжёлой железной дверью.
– Нейсиль, ты ведь здесь? – прозвучал в пугающей тишине голос Фитты.
– Да, Фи. Ты как?
– Не волнуйся, всё нормально. Интересно, долго нас здесь продержат…? – прозвучал ответ, после чего наступила тишина, иногда прерываемая чьим-то шёпотом.
Внезапно, через несколько весьма долгих минут или коротких часов дверь медленно приоткрылась. Через щель полился слабый дрожащий свет.
Спустя несколько секунд какой-то возни снаружи, в помещение прокрался большой силуэт. Он зажёг маленький керосиновый фонарь и начал медленно двигаться к клеткам. По очертаниям было понятно, что это мужчина. Но Нейсиль
