В омуте любви - Инга Берристер

— Санди? — вопросительно повернулась та к подруге.

Той оставалось лишь кивнуть.

— Да, все в порядке… Я справлюсь… — заверила она, прекрасно понимая, о чем сейчас думает Максин.

Едва дверь закрылась и они с Джанфранко остались одни, Санди устало повернулась к нему.

— Ну и с какой стати ты сказал, что товар будет заменен? Ты же прекрасно знаешь, что это не так…

Голос ее дрогнул и сорвался.

— Санди! Санди, ради Бога, не надо! — взмолился Джанфранко, страдая от ее боли, точно от своей собственной, и умирая от желания сделать что угодно, лишь бы любимая не страдала. — Послушай, нельзя ли куда-нибудь пойти, где мы могли бы поговорить в более… приятной обстановке?

— Я не хочу ни о чем с тобой разговаривать. Что ты мне можешь сказать? горько отозвалась Санди. — Ты уже получил то, за чем приехал — порадовался моим неприятностям. Ну и будь доволен.

Джанфранко покачал головой.

— Ты все неправильно поняла. Я приехал вовсе не за этим. Если не хочешь никуда отсюда уходить, то…

— Нет, только не тут. — Санди с дрожью оглядела груду ящиков. Внезапно она поняла, что не может больше ни минуты оставаться в одном помещении с ними, немыми свидетелями ее глупости.

— Я живу здесь, наверху. Пошли…

— Давай сначала закроем магазин, — ласково предложил Джанфранко.

Санди вспыхнула. Кому, как не ей, надо было в первую очередь подумать именно об этом? Куда делось ее чувство ответственности? Пока она предавалась самобичеванию, Джанфранко как раз успел вернуться.

— Я повесил табличку «Закрыто» и запер входную дверь, — сообщил он.

Санди молча повернулась и отправилась к двери на лестницу. Джанфранко безмолвно последовал за ней.

Оказавшись в гостиной, она заняла оборонительную позицию за спинкой кресла и жестом предложила нежданному гостю занять второе, в противоположном конце комнаты.

— Санди, честное слово, я прилетел вовсе не для того, чтобы злорадствовать или смеяться над тобой. — Не обращая внимания на предложенное кресло, Джанфранко шагнул вперед.

— Тогда для чего же? — недоуменно воскликнула Санди.

Теперь он стоял близко, слишком близко. Разделявшее их кресло казалось преградой столь незначительной, что тело Санди реагировало на присутствие Джанфранко так остро, словно их вовсе ничто не разделяло. Не говоря уж о том, какой эмоциональной встряской стала для нее эта неожиданная встреча.

Не надо было даже закрывать глаза, чтобы представить его обнаженным, вновь почувствовать его запах, прикосновение его рук… Нет, даже больше…

Санди, несчастная жертва собственного пылкого воображения, с трудом подавила невольный мечтательный вздох.

— Чтобы… чтобы предупредить тебя: вдруг ты еще не успела заплатить за стекло, — нашелся Джанфранко.

В конце концов, отчасти так оно и было. Именно эта причина побудила его перейти к действию, хотя истоки желания увидеться с Санди уходили в сферы куда более личные и сложные.

— А как… Откуда ты вообще узнал про… про заказ?

Язык у нее заплетался, мысли путались. От близости любимого голова шла кругом. Совсем рядом — руку протяни. И тогда… тогда… Санди в отчаянии облизнула вмиг пересохшие губы.

Джанфранко с трудом отвел взгляд. Только этого не хватало! Если она продолжит в том же роде, он просто не выдержит, уступит всепоглощающему желанию заключить Санди в объятия. Не ей одной было трудно сконцентрироваться на словах.

— Ну… мне рассказала моя мать. Изделия, которые тебе показывали, были украдены из Музея стекла на острове Мурано. С их помощью злоумышленники соблазняли ничего не подозревающих покупателей сделать большой заказ. Ясное дело, те думали, что получат такой же хороший товар, как видели. А видели они, собственно говоря, настоящую старинную работу…

— Так это не только со мной? В смысле, я не одна такая?..

— Не одна? Нет, ты попала в большую компанию, — заверил ее Джанфранко.

«Не одна такая дура» имела в виду Санди. Наверняка в глубине души Джанфранко ее именно такой и считает. Теперь, когда с глаз незадачливой предпринимательницы спала пелена, она не понимала, как могла хоть на миг принять оригиналы за копии, пусть и превосходной работы. Должно быть, ей слишком хотелось поверить, что так оно и есть..

— А ты… ты уже насовсем вернулся в Англию?

— Ну да. Годовой отпуск закончился, так что теперь я заведую кафедрой в Оксфорде, читаю лекции по современной экономике.

Если в начале знакомства Санди еще могла сомневаться в том, что он университетский преподаватель, то теперь, слушая, как он спокойно, без малейшей аффектации рассуждает о своей карьере, она знала — Джанфранко не лжет. Из них двоих обманщиком оказался не он. Она сама, причем добровольно, даже охотно, обманывала себя. Обманывала во всем: и каковы ее истинные чувства, и почему она их испытывает.

Сердце Санди пронзила резкая, мучительная боль. Нетрудно было представить, как понравится молодой и обаятельный заведующий кафедрой юным студенточкам, как они поголовно в него влюбляются… с той же легкостью, с какой влюбилась она сама.

— Санди, знаешь, насчет этого стекла. Позволь мне поговорить со своим…

— тем временем начал он, но Санди яростно затрясла головой.

— Я знаю, что ты хочешь предложить, Джанфранко. Но спасибо, ничего не выйдет, — заявила она. — У меня просто не хватит денег на новый заказ.

Честно говоря, — она гордо вскинула голову и прямо поглядела в лицо собеседника, — когда ты вошел, я как раз собиралась позвонить своей партнерше и уведомить ее, что придется закрыть дело. Я слишком задолжала банку.

Наступила мучительная пауза. Первой не выдержала Санди.

— Ну что, почему ты не говоришь, что так мне и надо, нечего было тебя не слушаться? — вызывающе спросила она.

— Ох, Санди…

Джанфранко в мгновение ока оказался рядом и заключил ее в объятия, готовый утешить нежными словами, ласково целовать в закрытые веки, щеки, кончик носа… губы…

— Нет! Нет! — Санди судорожно вырвалась из его объятий. — Уходи. Уходи сейчас же! Я хочу, чтобы ты ушел!

— Санди, — запротестовал Джанфранко, но она не слушала его, боялась слушать.

— Ну ладно. Не хочешь сам уйти, тогда уйду я. — И опрометью кинулась к двери.

— Санди, как хочешь. Я уйду… Я уже ухожу, — поспешил успокоить ее Джанфранко.

Боясь даже взглянуть на него, Санди слушала, как удаляются его шаги. И больнее всего было знать, что на этот раз он окончательно уходит из ее жизни. Навсегда. Тогда, в Венеции, она так злилась, что злость до известной степени скрадывала боль и горечь утраты. Осознание, каковы же ее подлинные чувства, пришло позже, когда первый всплеск гнева угас. Теперь же ничто не встанет преградой между Санди и ее горем.