Последний враг - Дмитрий Григорьев

И, словно ее сестра, во всем подобная первой, с одной из башен храма Хрона взлетела вторая, запущенная Лораном. За ней поднялись третья и четвертая. Гилл высек искру, зажег факел, и через несколько мгновений рассыпало разноцветные огненные листья Древо Уиты, и рукотворный Таир, днем отбрасывающий лишь тень, восхищал зрителей своими яркими лучами, и Круговорот Харута, полный огня, уже не напоминал старое тележное колесо…

Представление, приготовленное Гиллом, длилось около полухоры, а усталость, навалившаяся на мастера, была столь велика, что он едва добрался до мастерской и, не раздеваясь, упал на лежанку.

Несмотря на удачное представление, сны его были тяжелы и неприятны. В одном из них Гилл вместе с Тусом взбирался по крутому склону к пещере, той самой, из которой пошел дым перед уходом монахов на праздник. И находясь в Коре, Гилл не раз вспоминал это странное явление природы, показавшееся ему зловещим предзнаменованием. Теперь же, во сне, дым из пещеры валил темными густыми клубами. Тус первым добрался до отверстия. И вдруг… уцепившись за дым, полез наверх.

— Тус! — закричал Гилл. — Куда?

Мастер поднял глаза к небу и вдруг увидел, что не дым это вовсе, а борода. Длинная борода бога, взирающего с небес, губы которого сжаты, а глаза метали молнии. Бог был разъярен…

— Нетон! О Великий Нетон! Пощади! — воскликнул Гилл и проснулся от собственного голоса.

Когда же на следующий день легкое сотрясение прошло по всему Кору и испуганно заревели урры, и поднялось в небо, оторвавшись от земли, целое облако разноцветных эрит, Гилл понял, что ему следует немедленно отправляться назад. Тем более что основное свое дело он выполнил.

Как он ни отговаривал учеников остаться на продолжавшемся празднике, Ури собрался вместе с ним.

Несмотря на тяжесть котомок, заполненных огненными составами, за два дня путники миновали перевал и вышли к реке.

Вид Утаоры испугал мастера: за несколько дней вода опустилась настолько, что река стала вдвое уже. Теперь можно было идти не по тропе, а по мелкой, раздробленной и облизанной водой гальке бывшего дна.

— Поспешим, Ури. Сердце зовет меня. Чудится мне неладное… Смотри, как пересохло русло, — подгонял Гилл ученика.

Однако к вечеру вместе с усталостью пришло и успокоение: глиняные дома небольшого поселка, расположенного на лонгу ниже места впадения в Утаору Асионы, бегущей из Чаши Хрона, были целы. Да и пастухи подтвердили, что сотрясение было настолько слабым, что ни один кувшин, ни одна чашка не упала с полки, ни один камень не слетел с горы. Однако до монастыря оставалось полтора дня пути. И, переночевав в поселке, рассвет путники встречали уже в дороге. И когда достигли они места слияния рек, вновь дурные предчувствия охватили мастера: из двух осталась одна — Утаора. А Асиона, та, вдоль которой лежал путь, превратилась в узенький ручеек.

Последний же день был еще тревожнее. Заболел Ури. Кашель начал мучить его еще в поселке, но к усилившемуся кашлю прибавилась слабость, и после ночевки под открытым небом Гиллу пришлось нести двойной груз. Когда они миновали очередной поворот, то ущелья, ведущего к монастырю, не обнаружили: гора показывала путникам огромный каменный язык оползня. А над оползнем возвышалась, отбрасывая резкую злую тень, вертикальная стена.

По острым и неровным, еще не истертым дождем и ветром камням они подобрались к скале. Вода сочилась из невидимых щелей где-то над головой Гилла, падала вниз, уходила под оползень и лишь затем выбегала на прежнее русло.

Ури вошел в тень, подставил горсть под один из маленьких водопадов.

— Чистая, учитель… Выпью… — и закашлялся.

— Она нашла ход, — ответил Гилл сам себе, не слыша Ури.

— И мы найдем, учитель…

Гилл обвел взглядом зубчатые темные вершины, за которыми скрывалась Чаша Хрона.

— Найдем. Только бы с ними ничего не случилось. Будем молить Богов… Молить Тора, чтобы дал нам путь сквозь эти тверди…

Мастер замер, но вскоре очнулся и продолжил:

— Сейчас мы оставим поклажу… И пока не разъехались паломники, спустимся вниз и найдем добровольцев, способных одолеть горы… Ты, кстати, можешь остаться в поселке до выздоровления… Нет, пожалуй, нам лучше вместе — в Кор.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Черные тела сколотых камней проглатывала белая пелена тумана. Каждый ее глоток заканчивался громким всплеском, приходящим снизу. Лестница получалась узкой, и монахи работали попарно, меняясь каждую четверть хоры: один рубил проход наверху, другой чуть ниже занимался проработкой ступеней. Те же, кто отдыхал, спускались вниз, к основанию лестницы.

Порода оказалась более твердой, чем предполагали ранее, и каждая ступень давалась с трудом. Иногда с неприступного камня соскальзывала кирка, а иногда и ноги. Поэтому, чтобы не сорваться в озеро, монахи страховались веревкой, обхватывающей один из уступов.

«Были бы в достатке крючья и веревки, можно было бы одолеть эту стену…» Мик посмотрел наверх, и этого взгляда хватило, чтобы в мечтах, подобно многоногому хайру, цепляясь пальцами за заметные трещины стены, он медленно пополз наверх. Подобно хайру, добыча которого — небо на вершине и все, что находится за ним. «Надо поговорить с Никитом и попробовать…»

Кирка Мика нацеливалась в еле видимые, порой лишь предполагаемые трещины, кромсала породу, а глаза не забывали просматривать каждую глыбу в поисках берилла. Мысли же его возносились наверх, к изрезанному небом гребню. Он снова спасал обитель… Но в этот раз невесть откуда взявшаяся трезвость преобразила честолюбивые помыслы… В них не было ни благодарного Никита, ни раскаивающегося Рута. Было лишь синее небо и знакомый пейзаж внизу: подернутые туманной дымкой желтые прямоугольные заплаты полей хорены, красноватые полосы кассаты и маленькие темные островки: дома и деревья. Мик уже возвращался.

«Зачем Эронт отправил меня сюда? — сам себя вопрошал конгай. — Предчувствовал ли учитель события? И чему должен научить меня Никит… Все книги, которые мне нужны, есть и у нас…»

«Волею Судьбы, Волею Богов, — Мик вспомнил слова, часто повторяемые Эронтом, — прислушивайся к их голосам, и они укажут тебе…» «Сам Бог указал Эронту. Его воля…» — вспомнил конгай недавние слова Никита.

«В чем они похожи, эти старики, так в твердости своей веры… Тверды, как камни». Мысли вновь перенеслись к темным неровным кускам, с треском и плеском исчезающим в тумане.

Мик по-прежнему предпочитал грубый, требующий больших усилий труд первопроходчика. Не прошло и десяти минт, как он наткнулся на довольно заметную естественную трещину, и работа пошла быстрее. Мик подтянул за собой веревку, которая казалась ему излишней обузой. Однако, обвязываясь, он не стал возражать Руту, а лишь снисходительно усмехнулся: уж чего-чего, а со скалами Мик был в ладу и высоты не боялся. Выломав очередной камень, он повернулся к Мириллу, работавшему сзади: