Марафон с риском для жизни - Наталья Александрова

– Почему – последний раз? Вы куда-нибудь уезжаете?

– О, не спрашивайте меня об этом! – драматически воскликнула Надежда. – Я не хочу расстраивать такого милого человека! Я не хочу взваливать на ваши хрупкие плечи груз своих несчастий! Я уезжаю, очень скоро уезжаю туда, откуда нет возврата…

При этом она закатывала глаза и размахивала носовым платком в точности так, как это делают актрисы в бесконечных латиноамериканских сериалах. Нина смотрела на нее в полном обалдении, и даже наглая рыжая продавщица прервала свой увлекательный телефонный разговор и в восторге наблюдала за неожиданным шоу.

Продавец нервно повел своими «хрупкими» плечами пятьдесят шестого размера и безнадежно проговорил:

– Ну зачем же вы так расстраиваетесь? Вы прекрасно выглядите и нисколько… то есть совершенно… то есть… – Он совершенно запутался в своих мыслях и растерянно замолчал.

– Внешность обманчива! – с новой силой возопила Надежда. – Не нужно меня утешать! Я уже все пережила… и передумала… Единственное, что мне еще осталось, – встретиться с любимой племянницей и сообщить ей свою последнюю волю…

– Подождите, – проблеял запуганный продавец, – она скоро должна прийти… Я не знаю, куда она вышла… Она всегда сообщает…

– Боюсь, я не смогу дождаться ее… Мне так мало осталось… Может быть, вы сможете мне помочь?

– Чем же? – Продавец сделал еще одну попытку освободиться, но Надежда стояла насмерть и не выпускала злополучную пуговицу.

– У вас ведь есть адреса всех сотрудников… Найдите адрес моей единственной и любимой племянницы!

– Да-да, конечно.

Толстяк наконец смог вырваться из плена и бросился к столику с телефоном.

– Сейчас, минутку… – бормотал он, перелистывая тоненькую тетрадку. – Вот, это здесь… Бармалеева улица, дом пять, квартира семнадцать… Но позвольте, – он поднял на Надежду удивленный взгляд, – она говорила, что живет у своей тети… Я ничего не понимаю!

– У человека может быть и не одна тетя! – с достоинством отозвалась Надежда Николаевна.

– Конечно… Но разве вы не знаете адрес своей родственницы? – Теперь толстяк смотрел на Надежду с неожиданно взыгравшей подозрительностью.

– Я – тетя от первого брака, – невозмутимо ответила Надежда, – а та тетя – от третьего…

В ее устах загадочное выражение «тетя от третьего брака» прозвучало пренебрежительно и осуждающе, как «человек третьего сорта».

Надежда Николаевна снова развернулась и величественно двинулась к выходу, бормоча про себя:

– Бармалеева улица, дом пять, квартира семнадцать…

Потрясенные ее визитом, сотрудники «Бахчисарайского фонтана» долго смотрели ей вслед.

– Интересно, в Мариуполе все такие? – проговорил наконец толстяк.

– Слушай, для чего тебе понадобилось так человека пугать? – спрашивала Нина на бегу. – Он же наверняка подумал, что ты ненормальная! И потом, как мы пойдем к Вике домой? Прямо, можно сказать, волку в пасть! И вообще, куда мы так несемся?

Надежда, внимая Нине, решила ответить на вопросы в обратном порядке. И для этой цели остановилась так внезапно, что Нина налетела на нее. Потирая ушибленное плечо, Надежда сказала:

– К метро! Мы несемся к станции метро «Фрунзенская», от нее прямая ветка до «Петроградской». А там до Бармалеевой улицы рукой подать, пешком пройдем. Дальше, мы же выяснили, что Вика с самого утра была на работе и никуда не отлучалась, значит, это не она убила Витю. Да я, честно говоря, так никогда и не думала.

– Но с Горностаевой-то она ругалась, ты сама говорила! – запальчиво возразила Нина.

– Слушай, давай уж примем за основную гипотезу, что убийца у нас всего один! – рассердилась Надежда. – То есть если Вика своего Витю не трогала, то, значит, и журналистку не она придушила. И Илью тоже не она. А то мы совсем запутаемся.

– Ну как знаешь, – обиделась Нина.

– Но поговорить с Викой очень даже надо, – не унималась Надежда, – возможно, она кое-что знает. А то получается, что мы в тупике. Получается, что убил Ирину ее бородатый хахаль, больше некому. А ему нет смысла этого делать. Но я так просто не отступлю.

– А уж я тем более! – пообещала Нина. – Этак убийца всех нас передушит да перетопит…

– А насчет того, что тот толстый тип в магазине принял меня за ненормальную, так это даже хорошо, – невозмутимо продолжала Надежда. – Он старался поскорее от нас избавиться и все выболтал.

– Ну надо же такое придумать – тетя от третьего брака! – фыркнула Нина. – Слушай, ну ты и отчаянная! И зачем вы в свое время с Ильей развелись?..

На этот вопрос у Надежды не было ответа.

Бармалеева улица расположена среди многочисленных тихих и уютных улочек и переулков Петроградской стороны. Ее название не связано своим происхождением с обаятельным разбойником из сказки Корнея Ивановича Чуковского. Такую звучную форму приобрела в русском языке фамилия крупного английского предпринимателя Бромлея, владевшего в Петербурге заводом, и когда Чуковский подбирал имя для своего разбойника, ему на глаза попалась табличка с названием этой улицы.

Женщины подошли к дому номер пять по Бармалеевой и уставились на табличку с номерами квартир. Как это часто бывает в старых районах, квартиры были расположены в художественном беспорядке. На первом этаже имелись номера три и девять, на втором – пять и одиннадцать. Дальше устанавливался некоторый порядок, однако семнадцатой квартиры не было в помине.

Поскольку других подъездов в пределах видимости не наблюдалось, неудачливые сыщицы в растерянности остановились на тротуаре.

– Чего ищете-то? – поинтересовалась проходившая мимо старуха чрезвычайно грозного вида, опиравшаяся на толстую суковатую палку.

– Да вот семнадцатую квартиру никак не можем найти, – пожаловалась Надежда, окинув бабку опасливым взглядом.

– Семнадцатую? – грозно переспросила старуха. – А кто вам нужен в семнадцатой? Если Василий Конопатов, так его уж посадили, Василия вашего! Нечего его искать!

– Да не знаем мы никакого Василия! – отмахнулась Надежда Николаевна. – Женщину мы ищем, с работы. Заболела она, а мы из профкома, с общественным поручением…

Услышав забытые слова «профком» и «общественное поручение», старуха несколько смягчилась и нехотя сообщила, что семнадцатая квартира, вопреки всякой логике, находится за углом, на Левашовском проспекте.

Сдержанно поблагодарив старую партизанку, женщины свернули за угол и действительно нашли нужную квартиру. Правда, размещалась она под самой крышей, на шестом этаже, а лифта, разумеется, в доме не было.

Шестой этаж старого дома на Петроградской – это примерно то же, что двенадцатый в доме послевоенной постройки, поэтому, когда Надежда и Нина подошли к двери семнадцатой квартиры, они чувствовали себя альпинистами, только что совершившими невероятно трудное восхождение. С тем только отличием, что альпинисты дышат свежим, хотя и разреженным воздухом горных вершин, а наши героини вдыхали ароматы щей, подгоревшей каши, хозяйственного мыла и кошачьей мочи – тот неповторимый букет, которым благоухает обычно черная лестница в старом, запущенном доме.

На двери семнадцатой квартиры красовалась целая выставка разнообразных звонков с табличками.

Пожелтевшая картонка с кривой, расплывшейся надписью: «Корытов».

Узенький листок с фамилией: «Коровкины».

Приколотая кнопкой аккуратненькая визитка: «Л. Ласточкина».

Голубой глянцевый прямоугольник с залихватской росписью: «Леонид Семипалатинский».

Мятая бумажка с угрожающей фамилией: «Р. Облаева».

Сохранившаяся с незапамятных времен медная табличка с каллиграфической гравировкой: «Е. К. Собакинд».

В общем, самая натуральная, глухая и дремучая коммуналка, которую никто не расселил и вряд ли когда-нибудь станет расселять, принимая во внимание жуткий шестой этаж, кошмарную лестницу и общее состояние дома.

Фамилии «Топорова» на двери не было. Впрочем, Викина тетя вполне могла носить совершенно другую фамилию.

Надежда секунду поколебалась и ткнула пальцем в первый попавшийся звонок – в тот, рядом с которым красовалась незамысловатая фамилия Корытов.

Некоторое время ничего не происходило.

Наконец за дверью послышался глухой удар, и сразу за ним последовала громкая и чрезвычайно выразительная матерная тирада.

– Понавешали тут всякого барахла! – завершив трехэтажную реплику, выкрикнул хриплый мужской голос и тут же добавил: – Ну иду я, иду!

Загремели запоры, и на пороге возникло опухшее, небритое создание в грязной майке и фиолетовых заношенных штанах, сильно напоминающих кальсоны.

– Чего надо? – хрипло осведомился этот венец творения. – Я на лечение не согласный, а если вас Клавка прислала, так я ей, вобле сушеной, еще зимой сказал, чтобы катилась на все четыре…