Братья наши меньшие - Владимир Данихнов

— Кульно, — сказал наконец толстячок и высморкался в бандану. Поймал мой неодобрительный взгляд, смешно дернул головой и пожал узенькими плечами: — А что тут такого? Мы — сливки общества, Полев. Нам все можно. — И высморкался еще раз, на этот раз демонстративно повернувшись к танцующему залу. — Так-то вот, неудачники! Смотрите внимательно, я плюю на условности, я сморкаюсь в свою одежду! Вы, зажатые обыватели!

«Неудачники» не обратили на него никакого внимания.

Я взял стакан с головы Коли и отпил. Становилось веселее; подумалось еще, что не стар я для подобных забав. Почему бы и нет? Ноги пустить в пляс несложно, благо техника танца примитивная — маши руками, как мельница, да выбивай некое подобие чечетки. Некоторые, правда, еще по полу валялись, кружились замысловато, прижав колени к животу, но их было немного, и сразу становилось ясно, что это необязательно.

Толстячок подпрыгнул передо мной пару раз, помахал рукой, привлекая внимание.

— Чего?

— То, что я тебе сказал: подумал? Вступай в нашу организацию, дружище, и будет тебе счастье. А также защита и покровительство. Своих в беде не бросаем. А сам ты пропадешь, видит Бог.

Я вспомнил загадочное письмо и признался:

— Не нравится мне что-то. Слишком просто получается: пришел, встретили, предложили.

— А? — переспросил Прокуроров, вытирая банданой потный лоб.

— Слишком все просто, — повторил я.

Прокуроров довольно потер руки:

— Тебе так кажется. Не все просто. Организация у нас маленькая, и, чтобы выжить, необходимо держаться друг друга; выполнять всякие поручения босса, а он плохого не желает, поверь. Все для блага Семьи.

Я вернул стакан Коле на голову.

— Ыгы.

— Вот-вот! Нет, ты не бойся, денег у нас хватает, тут другое дело. Кое-какие услуги придется оказывать Семье.

— Блин! Такое чувство, будто меня в мафиозную семью принимают!

Толстяк опять замахал руками, на этот раз отчаянно, словно на него налетела стая комаров. Такой был этот Прокуроров — любитель руками помахать.

— Ну что за сравнения! Какая мы мафия? Самые обычные люди… ну то есть не совсем люди… которые хотят жить спокойно. Возвышаясь над быдлом. — Он снова повернулся к танцующим и высморкался.

— Получите, козлы!

Из-за этих идиотов похитили Машу?

— Эй, это твой виски? — спросил у меня потный парнишка, весь в черной, с серебристыми пуговками-кнопками, свиной коже. Он стоял рядом с Колей и показывал на мой стакан. — Можно угоститься?

— Валяй, — ответил я и повернулся к Прокуророву. — Так что вам от меня надо?

— Ну-у… — протянул весело толстячок, разводя руки в стороны, словно собирался тянуть «у-у» вечно. — Нужна нам услуга с твоей стороны. В качестве вступительного взноса, так сказать. Помнишь бомжа со скарабеем в груди?

— Ракового? — переспросил я, краем глаза следя за действиями потного в коже. Он быстро опустошал стакан. — А ну положь! — прикрикнул я на него. Тип вернул стакан на голову Громова-младшего и исчез в толпе. Виски осталось немного: на самом донышке, а посередке сиротливо таяла ледышка.

— Да нет, то настоящий скарабей был.

— Ыгы.

— Что за слово такое! — взвился вдруг толстяк. — Хрена ты его все время повторяешь?

— Я ж у тебя не спрашиваю, откуда фамилия твоя дурацкая — Прокуроров.

Толстяк замялся, промокнул краешком банданы вспотевший лоб, вздохнул пару раз тяжко и ответил с необычайной грустью в голосе. Такая грусть случается со всеми, кто сидит на пляже на мелкодисперсном песочке и смотрит на закат: на то, как горячее южное солнце опускается в море. Впрочем, никакого заката здесь не было, и, значит, грусть Прокуророва была поддельной.

А сказал он вот что:

— Эх, Кирилл… это очень печальная история, и рассказывать ее пришлось бы не день и не два. Это история о предательстве, любви и несчастном ребенке, который зачат был от… хм… В общем, это история о преступной зоофилии, долгом суде и добром прокуроре. Неважно. Потом расскажу. Короче говоря, насчет скарабейного… помнишь, что он кричал?

— Нет.

— Он кого-то ищет.

— На черта?

Толстяк повертел головой из стороны в сторону, потом поманил меня пальцем, а когда я наклонился к нему, прошептал заговорщицки на ухо:

— Честно говоря, я и сам не знаю. Вот шеф, он все знает. Но не говорит. Ведь это он сегодня вызвал меня на ковер и сказал: «Слушай, Прокуроров, внимательно. Слушай и запоминай. Новенькому, Полеву, если захочет к нам присоединиться, дай задание. Задание такое: необходимо найти субъекта или субъектов, которых искал бомж со скарабеем; есть подозрение, что бомж относится к неким силам, что плетут против нас заговор, силам темным и связанным с Древним Египтом. Вот так.

Примет разыскиваемого мы не знаем (пока не знаем, но движемся в нужном направлении, подвергая скарабейного бомжа страшным пыткам, — и скоро он заговорит). Хотя вру, почему не знаем? Есть примета. Из груди субъекта торчит такой же скарабей. Полев видел его, поэтому должен узнать. Все. Если он выполнит задание, тогда с радостью примем мы Полева в наши ряды; тогда я кое-чего открою ему насчет нашего и его, кстати, предназначения. Ну что, запомнил, тупая скотина Прокуроров, или повторить тебе?»

Вот что сказал шеф. Я от страха чуть не — извини за физиологическую подробность! — обкакался. Раскланялся, короче, задницу шефу еще полизал, фигурально выражаясь, мол, какой вы умный и дальновидный, и ретировался. Пока тебя здесь ждал, разглядывал танцующих девчонок, но, так как ни одна из них на меня не поведется, я не предпринимал ничего, чтобы соблазнить нимфеток. Вместо этого представлял, как приду сегодня поздно ночью домой, заберусь под одеяло и…

— Эй, старик, — перебил я его, допивая виски. — Ты чего раздухарился? Мне эти подробности знать вовсе не обязательно и, честно говоря, тошно. Ты мне лучше скажи: что за скарабей такой?

Лысый помотал головой: не знаю, мол. Потом он замер на секунду; посмотрел пусто, как бы мимо меня, снова обтер лоб промокшей банданой и пробормотал:

— Ой, наговорил я тут… прости меня, дружище Полев… моя проблема и мое же «желтое» умение — если говорю что-то, увлечься могу и болтаю тогда долго-долго, без перерыва, причем всю правду как на духу говорю, ни слова лжи не вплетаю.

— Твоя способность? — вылупился я на него. — Я-то думал, у меня идиотское умение: возраст людей угадывать, а у тебя… у тебя вообще не способность, а психическое заболевание какое-то. Шизо…

— Нет, способность! — крикнул толстяк, вжал голову в плечи, зыркнул заплывшими глазенками по сторонам, а потом сказал тихо: — Эта моя способность помогает открывать такую правду, о которой я и сам не догадываюсь. Например, когда с шефом прощался, думал, что не задницу ему лижу, а храбро так, даже с ехидством некоторым, прощаюсь, в отместку над шефом прикалываюсь, в общем. А вот как оно, оказывается, на самом-то деле было.