Сват из Перигора - Джулия Стюарт

Сваха размышлял о горстке клиентов, что заходили к нему в «Грезы сердца» на прошлой неделе, и особенно о том, кто беспокоил его больше других, — о Жильбере Дюбиссоне. Гийому не понадобилось долго убеждать почтальона забыть о «Непревзойденных Бронзовых» и перейти сразу к значительно более дорогостоящим «Непревзойденным Серебряным Услугам». Но скажите, где найти женщину, которая захочет иметь дело с болтуном, да еще с сомнительными мочеиспускательными привычками? И хотя у почтальона — как и у любого другого в деревне, — бесспорно, имелись свои таланты, сваха нисколько не сомневался, что от мужчины женщине нужно нечто гораздо большее, чем умение, пусть и немаловажное, выращивать спаржу. С первой минуты, как Гийом открыл «Грезы сердца», этот человек почти ежедневно доводил сваху до белого каления своими визитами из дома через дорогу, «посмотреть, как идут дела». Как цикада, почтальон обнаруживал себя на слух, производя звуки, большую часть которых можно было смело пропускать мимо ушей, особенно когда тот взахлеб разглагольствовал о своих деревянных ящиках для цветов. Иногда у мерзавца хватало наглости заявиться с пачкой печенья «Пти Борр Лю» и просиживать на скамейке всю вторую половину дня. Уже одно это было невыносимо, но сваха не сомневался, что присутствие Жильбера Дюбиссона отпугивает потенциальных клиентов, — не говоря уж о крошках, веером разлетавшихся по сторонам с каждым почтальонским чихом.

«Возможно, моя Гениальнейшая Идея вовсе не была уж такой гениальной и я совершил ужаснейшую ошибку, — рассуждал Гийом Ладусет, уставясь в пространство. — Что будет, если я не найду для своих клиентов достойного объекта любви? Они же возненавидят меня. Попрут вон из деревни. Кто тогда присмотрит за моим potager?»[13]

Он смотрел перед собой, ничего не видя. «И вообще, кто я такой, чтобы давать советы в делах сердечных?» — вопросил Гийом, вспомнив о письме, которое выкопал накануне и на которое так и не смог ответить. Он тяжко вздохнул и уже собирался заварить себе еще чашечку кофе, но тут внимание его привлекло нечто подозрительное на левой магазинной кожаной сандалии. Он поднял сандалию с пола и поднес к носу. Гийом как раз изучал, ярясь с каждой секундой все сильнее, то, что без сомнения являлось следами куриного клюва, когда дверь в контору неожиданно отворилась. Это была Эмилия Фрэсс.

Несколько мгновений Гийом смотрел на гостью — зияющая рана самоуничижения мешала ему двинуться с места. Но все же нагнулся, уронил поклеванную обувку на пол и незаметно сунул в нее ногу. После чего встал и, должно быть, направился к двери, но когда позже, ночью, уже в постели, Гийом пытался мысленно воспроизвести тот момент, то так и не смог вспомнить, как же все это происходило. Ринулся ли он к ней навстречу, как потерявший голову дурачок, или волочил ноги, точно дряхлый старик? Единственное, что он помнил, — так это то, как молча придерживал дверь открытой. Наверное, он стоял там столб столбом, ибо Эмилия Фрэсс в итоге спросила:

— Я могу войти?

— Да, да, конечно, входи же, входи, — зачастил Гийом, не сводя с Эмилии глаз, а та прошла мимо, остановилась посреди комнаты и повернулась к нему лицом.

Вспомнив о манерах, сваха приблизился к визитерше и поцеловал в обе щеки. Наклоняясь, он вдохнул аромат ее кожи — такой знакомый, словно и не было этих долгих двадцати девяти лет. Но когда позже, ночью, уже в постели, Гийом пытался вновь вспомнить этот запах, то не смог.

Проводив владелицу замка к креслу и предложив кофе, Гийом прошел к маленькому столику в глубине конторы. Но там, стоя перед кофеваркой, спиной к гостье, он обнаружил, что забыл, что же делать дальше. А когда наконец вспомнил и прождал несколько минут, пока вода пройдет через фильтр, то вдруг сообразил, что вилка вынута из розетки, — привычка, которую он перенял от своей матери на случай электрической бури. И, представляя, как Эмилия Фрэсс сидит у него за спиной на мягкой подушке с вышитым вручную редисом и с отвращением разглядывает жуткие розовые стены, он жалел, что не перекрасил их в другой цвет.

Но вот две полные чашки водружены на стол с чернильным пятном, которое Гийом поспешно прикрыл телефонным аппаратом. Затем сел на вращающийся стул и вновь посмотрел на Эмилию Фрэсс. Та ответила взглядом глаз цвета свежего шалфея и улыбнулась.

— Я очень рад видеть тебя, — улыбнулся ей в ответ сваха.

— И я очень рада видеть тебя, Гийом.

— Ты совсем не изменилась.

— Я поседела, — застеснялась гостья, и рука ее инстинктивно потянулась к затылку.

— Тебе очень идет.

— Спасибо.

Они замолчали, но продолжали смотреть друг на друга.

— Лизетт Робер говорила, ты бросил парикмахерство и открыл брачную контору.

— Так и есть. А ты, я слышал, замок купила?

— Да, верно.

— Ну и как он тебе?

— Я его просто обожаю!

В комнате вновь расцвело молчание.

— Вообще-то, — первой нарушила паузу Эмилия Фрэсс, — я тут как раз подумала, что, может, ты сумеешь мне помочь.

— Господи, ну конечно. Разумеется, тебе нужна помощь — попробуй-ка разберись там со всем в одиночку! Что я могу сделать для тебя?

— О, это никак не связано с замком.

— Нет? — искренне удивился Гийом Ладусет.

— Я думала, вдруг ты поможешь мне найти любовь?

Спустя полчаса — в старинном шафрановом платье, будто обрезанном по колено, и с белым георгином в волосах, заколотых на макушке чем-то блестящим, — Эмилия Фрэсс покинула «Грезы сердца» уже в качестве клиента, подписавшегося на «Непревзойденную Серебряную Услугу».

Прохрустев по ковру из засохшего голубиного помета, устилавшему подъемный мост, владелица замка толкнула массивную, выбеленную солнцем дверь, которую держала незапертой в надежде, что кто-нибудь украдет коллекцию ужасных старых кукол в истлевших кружевах. Она сбросила свои нелепые средневековые туфли и прошагала мимо скелета ламы по коридору, заросшему цветастой колонией плесени, которую весь ученый мир считал давно вымершей. В прохладе кухни она окинула взглядом сверкающие медные котелки и сковородки. В предвкушении приятного дня, который она собиралась посвятить чистке того немногого, что еще осталось, Эмилия сняла с полки большую форму для булочек и расположилась на кресле с резными ножками в виде вепрей. Она терла медные выпуклости внутри и снаружи, пока не увидела в отражении свою голову, искаженную до отвратительнейших пропорций. Вернув форму обратно на полку, Эмилия взяла сковороду для камбалы. Но не успела владелица замка приступить к плоской крышке, как раздался звонок. Оставив крышку на столе, она прошлепала босыми ногами обратно по коридору, мимо скелета ламы, и открыла дверь. На пороге, щурясь от солнца, стоял незнакомый мужчина. В одной руке он держал блокнот, другая прижимала к животу мягкий кожаный портфель. Понадобилось не меньше минуты, прежде чем глаза Эмилии Фрэсс приспособились к свету, и лишь тогда она заметила на правом ботинке гостя нечто похожее на пятно от рвоты.

— Прошу простить за беспокойство, мадам. Меня зовут Жан-Франсуа Лаффоре, я работаю в районной администрации, — представился мужчина.

— Очень приятно, — ответила Эмилия Фрэсс. — Я полагаю, вы пришли на экскурсию?

— Боюсь, я здесь по долгу службы, мадам.

— О, понимаю. Что ж, тогда давайте для начала спрячемся от солнца, иначе вы скоро выгорите, как эта старая дверь. Входите, входите же. Не бойтесь, эта лама не кусается. Не обращайте внимания на мои руки — я чистила медь. Прошу вас, следуйте за мной на кухню, я только вымою их — и тогда я полностью в вашем распоряжении.

Хозяйка провела человека из совета по коридору, заросшему колонией цветастой плесени, в кухню со сводчатым потолком, где тот остановился и несколько минут стоял в своих унылых брючках не по размеру, руки на бедрах, с восхищением разглядывая кастрюли и сковородки, сияющие, точно жаркие угли.

— Надо отдать должное вашему упорству, мадам. У вас просто замечательная коллекция. Много лет назад я был в этом замке, но даже подумать не мог, что они из меди.

— Прошу вас, присаживайтесь.

Эмилия указала на старинное деревянное кресло, сиденье которого сдвигалось, открывая тайник, куда в былые времена прятали соль от сборщика налогов. Увидев, что гость колеблется, хозяйка заверила его, что ей гораздо больше по душе, когда всей этой стариной пользуются, а не просто смотрят. Пока она мыла руки, человек из совета еще раз извинился за беспокойство.

— Полно вам, — отмахнулась Эмилия, — мне очень приятно, когда у меня гости. Не так-то много людей приходит сюда. Их слишком страшат скандальные бастионы. Господи, да вы, наверное, пить хотите? Что вам предложить? Может, бокал розового?

— Спасибо, — поблагодарил Жан-Франсуа Лаффоре. — Я бы не отказался от стакана воды.

Передав гостю стакан, Эмилия села.