Сан-Феличе. Книга вторая - Александр Дюма

Шампионне.

Неаполь, 4 плювиоза VII года Республики (23 января 1799 года)».

Микеле, вместе со всеми слушая чтение этого письма, искал глазами в толпе своего друга Пальюкеллу, но, не найдя его, выбрал четырех лаццарони, на которых мог положиться как на самого себя, и вместе с ними двинулся впереди Сальвато, за которым шагала гренадерская рота.

К архиепископскому собору, расположенному довольно близко от площади Пинье — места отправления маленького кортежа, — путь лежал через улицу Ортичелло, переулок Сан Джакомо деи Руффи и улицу Арчивесковадо, то есть самыми узкими и населенными улицами старого Неаполя. Французы пока не дошли до этой части города, где время от времени для поддержания духа еще трещали ружейные выстрелы черни и где республиканцы, проходя, могли прочесть на лицах горожан только три чувства: ужас, ненависть и оцепенение.

К счастью, Микеле, спасенный Пальмиери, помилованный Шампионне, видя себя уже в форме полковника, гарцующим на прекрасном коне, искренне и со всей пылкостью прямодушной натуры предался своим новым товарищам и, маршируя впереди них, кричал во всю глотку: «Да здравствуют французы!», «Да здравствует генерал Шампионне!», «Да здравствует святой Януарий!» Когда ему казалось, что лица встречных хмурятся, он бросал в воздух горсть карлино, которые передавал ему Сальвато, и разъяснял своим соотечественникам, с каким поручением явился сюда французский офицер. Как правило, это действовало благотворно, свирепые физиономии смягчались, и на них появлялось доброжелательное выражение.

Кроме того, Сальвато, родом из неаполитанской провинции, говорил на местном наречии как уроженец Бассо Порто, время от времени обращался к своим землякам со, словами, действие которых, подкрепленное пригоршнями карлино, оказывалось весьма благотворным.

Таким образом почетная стража достигла собора. Гренадеры выстроились под портиком. Микеле произнес длинную речь, чтобы объяснить соотечественникам свое присутствие здесь; он добавил, что офицер, который командовал гренадерами, спас ему жизнь в ту минуту, когда его собирались расстрелять, и теперь он просит неаполитанцев во имя дружбы к нему, Микеле, чтобы ни одно оскорбление не было нанесено ни Сальвато, ни его гренадерам, ставшим сейчас защитниками святого Януария.

XCIII. В ПРЕДДВЕРИИ ИСПЫТАНИЯ

Едва Микеле, Сальвато и его гренадеры исчезли за углом улицы Ортичелло, как Шампионне пришла в голову одна из тех мыслей, что рождаются в минуты озарения. Он решил, что лучшее средство расстроить ряды лаццарони, все еще продолжавших упорно сопротивляться, и прекратить грабеж одиночек — это отдать королевский дворец на всеобщее разграбление.

Он поспешил сообщить эту мысль нескольким пленным лаццарони, которым возвратили свободу при условии, что они вернутся к своим и заставят их принять участие в этом проекте, якобы исходящем от них самих. Для лаццарони это был способ вознаградить себя за усталость и пролитую кровь.

Сообщение это имело именно то действие, на какое рассчитывал Шампионне. Самые ожесточенные, видя, что город на три четверти взят, потеряли надежду на победу и поэтому сочли более выгодным заняться грабежом, нежели продолжать сражаться.

И действительно, как только разрешение грабить королевский дворец достигло слуха лаццарони, для которых не осталось тайной, что оно исходит от французского генерала, как вся эта толпа рассеялась, устремившись через улицы Толедо и Трибунали к королевскому дворцу, увлекая за собою женщин и детей, опрокидывая часовых, выламывая двери, чтобы, как поток; наводнить собою четыре этажа дворца.

Меньше чем за три часа оттуда было унесено все, вплоть до свинцовых переплетов с окон.

Пальюкелла, которого Микеле тщетно искал на площади Пинье, чтобы сообщить о своей удаче, был одним из первых, кто кинулся ко дворцу и осмотрел его с любопытством и не без выгоды для себя от подвала до чердака и от фасада, смотрящего на церковь святого Фердинанда, до фасада, выходящего на Дарсену.

Фра Пачифико, напротив, видя, что все погибло, с презрением отвернулся от вознаграждения, предложенного его униженному мужеству, и с бескорыстием, делавшим честь давним урокам дисциплины, полученным им на фрегате адмирала Караччоло, отступая шаг за шагом, бился как лев лицом к лицу с врагом, пока не укрылся в своем монастыре, пройдя через Инфраскату и подъем Капуцинов; закрыв за собою ворота монастыря, он поставил осла в конюшню, дубинку бросил в сарай и смешался с толпой братьев, певших в церкви «Dies ilia, dies irae» 12.

Нужно было обладать немалой долей проницательности, чтобы искать в монастыре и распознать под монашеской рясой одного из вождей лаццарони, дравшегося с французами в течение трех дней осады Неаполя.

Николино Караччоло с высоты крепостных стен замка Сант'Эльмо следил за ходом сражений 21, 22 и 23 января и, как мы видели, в ту минуту, когда смог прийти на помощь французам, выполнил свои обязательства по отношению к ним.

Велико же было его удивление, когда он увидел, что лаццарони, хотя никто и не думал их преследовать, поспешно покинули свои посты, сохранив оружие, и не то чтобы стали пятиться к дворцу, но, напротив, ринулись туда.

Через мгновение все ему стало ясно: по той поспешности, с какой они опрокидывали часовых, врывались в двери, мелькали в окнах и на всех этажах, выскакивали на балконы, он понял, что в часы затишья, чтобы не терять время, сражавшиеся превратились в грабителей, и, так как он не знал, что разграбление дворца совершалось по инициативе французского генерала, он послал в этот сброд три пушечных ядра, которые смяли семнадцать человек, среди них одного священника, и откололи ногу мраморного великана, древнего изваяния Юпитера Статора, украшавшего Дворцовую площадь.

В какой мере жажда грабежа овладела толпой и заглушила в ней всякое другое чувство? Мы приведем сейчас два факта, взятые из тысячи подобных; они дадут представление о переменчивости настроений этого народа, который только что проявил чудеса мужества, защищая своего короля.

Адъютант Вильнёв, продолжая удерживать Кастель Нуово, послал лейтенанта во главе патрульного отряда из пятидесяти человек с приказом пробиться сквозь эту обезумевшую от грабежа толпу и добраться до улицы Толедо, чтобы установить связь с французскими аванпостами. Лейтенант позаботился о том, чтобы впереди отряда шло несколько патриотов-лаццарони, которые время от времени восклицали: «Да здравствуют французы! Да здравствует свобода!» На эти крики моряк из Санта Лючии, ярый сторонник Бурбонов — моряки из Санта Лючии до сих пор сплошь приверженцы Бурбонов, — принялся кричать: «Да здравствует король!» Так как этот крик мог иметь нежелательный отклик и побудить толпу к расправе со всем отрядом, лейтенант схватил моряка за воротник, и держа его на расстоянии вытянутой руки, крикнул: «Огонь!»