Радужная Нить - Асия Уэно

— Мы можем возвращаться, — наполовину спросила, наполовину предложила Мэй-Мэй. Я поднял голову. И вспомнил:

— Можем. Разрешишь задать вопрос?

— Задать — конечно, — смеясь, ответила она.

Где-то я уже это слышал…

— Почему ты носишь ханьское имя?

— Потому что так меня назвал господин, — удивилась она, будто я справлялся о чём-то очевидном.

— Тебя… — я помялся, — тебя изготовили по его заказу?

— Нет, я прошла через множество хозяев, и каждый давал мне имя. Но мы, куклы, помним только последнее. Для некоторых память — слишком тяжелый груз.

Она изящно подхватила с пола светильник и помахала мне ладошкой.

— Идёмте, господин огненный мотылёк?

И мы окунулись в сияние звёздных жемчугов Небесной Владычицы. Ненастье закончилось.

Глава 7

Память

(Третий День Земли месяца Светлой Воды, 499-ый год Алой Нити)

Центральная Столица Овара встретила нас мелким обложным дождиком и траурными лентами, изначально белоснежными, а теперь свисающими с домов, оград и арок серыми насквозь промокшими лохмотьями. Сердце исполнилось дурными предчувствиями. Непогода похитила у нас полтора дня, неужели они оказались роковыми?..

Кто-то из семейства Сына Пламени. Но кто?

Несмотря на полуденное время, народа на улицах было мало. Торговля если и велась, то вдалеке от южного въезда в город. А это означало лишь одно: кто-то скончался совсем недавно, не миновало и трёх дней. По обычаю в первые дни траура купля-продажа ограничивается единственной отведённой для этого рыночной площадью, что у Жёлтых Ворот. В иную же пору где только ни натолкнёшься на лоток с жареными лепешками или рыбой, а зазывные голоса лавочников звучат на каждом шагу, исключая внутреннюю площадь при Дворце. Последний опоясан серебристой петлёй Мидорикавы и кольцом высоких стен, под которыми сгрудились наши наделы, словно поддерживающие укрепления изнутри.

Попасть на Дворцовую Площадь можно только через огромную арку — Врата Правителя, возведённые первым императором клана Пламени четыреста девяносто девять лет назад. Он же и основал город, в память о выигранном сражении, переломном в войне Чёрной Нити. Летописи повествуют, что на берегу реки повелел первый Сын Пламени сложить тела воинов, своих и чужих, павших в той битве, засыпать сверху дровами пополам с соломой (стоял жаркий месяц Светлой Земли) и поджечь. Три дня горел великий погребальный костёр, а когда пепел развеялся по равнине, на месте том был заложен город, Овара,[31] вскоре ставший Центральной Столицей. Город, в котором родились многие поколения моих предков. Город, всегда казавшийся мне средоточием памяти о страхе, боли и смерти, поражении и победе. Мой родной город. Белое тебе к лицу, Овара!

По кварталу Ночных Костров мы добрались до Врат Правителя, тоже увешанных лентами скорби, где я предъявил вечно хмурому привратнику свою печать. Мы пересекли опущенный по мирному времени мост. Ещё при первом государе был вырыт канал, и земля в речных объятиях превратилась в островок с обрывистыми, хорошо укреплёнными берегами. Так и появилась Дворцовая Площадь.

Дом наш расположен на её западном краю. Большинство моих родичей обитает здесь. Жилища представителей трёх других кланов — Древа, Земли и Металла — находятся в непосредственной близости от сердца города, но всегда за пределами внутренних стен. Что касается клана Воды, то после войны его потомки смешались с простонародьем, а чистая кровь сохранилась лишь на севере, в Тоси, древнейшей из трёх столиц.

— Прибыли, — я кивнул нарядному Ю и его спутнице, как только повозка остановилась перед входом.

Парадные арки домов выходят на улицу, почтительно взирая на Летнюю Резиденцию. Когда двор переезжает — такая толкотня стоит! И это несмотря на все правила, требующие уважительного отношения чиновников низкого ранга (обычно из семей, состоящих в отдалённом родстве с императорской) к придворным высокого ранга, родовитым и обладающим правом преимущественного проезда. Но положение — это одно, влияние — другое, а имя — и вовсе третье. Мой дед Кото-но Ринтаро двадцать лет занимал пост Министра Левой Руки, не будучи близким родственником семьи правителя. Да и брат наделён высочайшими полномочиями не по происхождению, а за заслуги перед отечеством. И всё же такие примеры редки, оттого и возникают споры. А ещё, мнится мне, вся эта бессмысленная суета и склоки, противопоставляющие заслуженные чины врождённой знатности — показатель общего смятения в рядах приближённых Сына Пламени, а также беспорядка в стране…

Что во дворце, то и на дворе… А что у нас во дворце? Скоро узнаем. Прямо напасти какие-то свалились на Алую Нить: только брат покончил с восстанием в провинции, как стали перешёптываться о проклятии, а теперь ещё и траур. Что-то будет?..

Я провёл гостей через красную арку парадного входа (с двумя птицами Хоо, гордо восседающими по углам) и по высоким дощатым подмосткам — к дому. Сосновый настил возвышается над землёй на полтора человеческих роста и пересекается с другими, такими же. Сад, разбитый под ними, выглядит совсем иначе, когда прогуливаешься по мощёным мелкой розовой галькой тропинкам. А сверху всё кажется маленьким, аккуратным и изумительно упорядоченным. Верхушки приземистых мандариновых деревцев качаются едва ли на высоте моей груди, наполняя воздух чарующим свежим ароматом. Я сорвал цветущую ветвь с мелкими капельками на сомкнутых из-за дождя лепестках и протянул её Мэй-Мэй; та рассмеялась, но дар приняла. Взор мой скользнул от лица девушки, сосредоточенно втыкающей белоснежное украшение в причёску, к земле, на тёмное пятно посреди сада. Место, где росло дедушкино любимое дерево, так и осталось нетронутым после его кончины: отец знал о нежной привязанности тестя и не позволил засадить этот участок цветами. Я поддержал его решение, зато братцу обгорелый пень как будто жить мешает! Хоно частенько заводит речь о том, чтобы выкорчевать этот мрачный призрак прошлого, но отец непреклонен. Редкое явление, когда речь заходит о старшем сыне.

Хитэёми-но Хидэ выделял его с детства, всячески потакая — в пределах разумного, конечно. Но, если что в отношении отца к нам двоим и задевало, то это равнодушие ко мне, а не любовь к Хономару, милому брату. Разве можно его не любить? Во всяком деле он первый, истинный наследник рода Хитэёми, в чьих жилах собрались лучшие капли его крови. А я, на пять лет младше, вылитый Кото, весь в мать и её отца. Тоже неплохо! До смерти дедушки я считал, что лучшей доли и желать нельзя.

Отец и мать не играли в моей жизни важной роли. Я уважал деда и преклонялся перед ним. Старик не баловал никого, но в глубине души я чувствовал: именно на меня он возлагает некие безмолвные надежды. И это льстило. Когда Хоно прогуливал занятия (бывший Левый Министр обучал внуков начертаниям, а также истории летописной и легендарной), ему не доставалось настолько крепко! Но я и небрежение науками выказывал реже — очень уж интересные вещи можно было узнать от деда. Даже Хоно, с его непоседливостью и жаждой действий, в упоении внимал рассказам о битвах прошлого, давнего и не столь отдалённого, дворцовых интригах, мрачных временах Чёрной Нити и светлых — Золотой (столь древней, что никто не помнит её предшественниц). Зато истории о необычайных происшествиях он считал и по сию пору считает нелепыми детскими сказками. Эх, познакомить бы его с юмеми и Мэй-Мэй! Жаль, нет сейчас брата в столице, и не вернётся он, пока не закончит осмотр гарнизонов севернее Овары и в Тоси, а это — надолго.