Лабиринт мертвеца - Евгений Всеволодович Рудашевский

я отправляю рифмованные рождественские поздравления. Итак, я Пэм. Мне 73. Я учитель на пенсии».

– Здорово, правда?! Вот такой шепоток от старушки Пэм. Я буду слышать её голос и через пятьдесят лет. Может, лет через двести её голос услышат мои правнуки, если вдруг найдут контейнер с моими открытками.

– Ой, Оль! Знаешь… Правнуки, двести лет… Давай лучше закажем «Бранч энд Боул».

Я рассмеялась и напомнила Насте, что у меня лежит её чемодан. Настя пообещала забрать его как-нибудь в другой раз. Вскоре нам привезли по миске кето-боула с рикоттой, жареной грудинкой и стружкой миндаля, и я попросила Настю почаще заглядывать ко мне по утрам. Мы сели заниматься математикой. Без Гаммера быстро заскучали и отправились гулять. В Калининграде ещё лежал снег, но город уже пах нарождавшейся весной, и день прошёл хорошо.

Вечером я вернулась в мансарду и открыла Честертона. Это был пухлый томик семьдесят пятого года с чёрно-белым портретом автора на фронтисписе, сероватыми страницами и пожелтевшим обрезом. На коленкоровом переплёте красовался графический рисунок с отцом Брауном, священником церкви Святого Доминика, – главным героем собранных в книге рассказов.

Отец Браун был Шерлоком Холмсом в сутане. Он с неизменным дружелюбием решал сложнейшие детективные головоломки. Книга мне понравилась. Нет, местами встречалось всякое смешное: «Тут он сплюнул на пол, но даже по тому, как он это сделал, сразу видно было, что он происхождения благородного» из «Странного преступления Джона Боулнойза», – и мне захотелось увидеть, как нужно так сплюнуть, чтобы в тебе разглядели благородное происхождение. Ещё там были слишком уж романтичные и потому жутковато-нелепые описания убитых людей: «Словно по роковой, поистине дьявольской прихоти, кровь медленно сочилась в светящуюся воду, и струйка змеилась, прозрачно-алая, как предзакатное облако». И я бы придралась к навязчивому использованию нимба – в одном только «Зеркале судьи» он упоминался при описании трёх персонажей подряд! Но в остальном мне Честертон понравился.

– Я действительно зануда! Ну и что? Хочу быть занудой и буду! Зануда, говорящая с собой вслух. Почему бы и нет? Старушка Пэм одобрила бы.

Книгу я прочитала быстро. Болгария в ней не упоминалась. Египетские стервятники не летали. Орфей на части не рвался. По каменистому пляжу коровы не разгуливали. Девятую тетрадь «Оцеолы» никто не искал и в Кёнигсберг гостить не приезжал. Правда, в «Волшебной сказке отца Брауна» события разворачивались в Пруссии, и я дважды перечитала этот рассказ. В нём отец Браун разгадал тайну жутковатой гибели князя Отто, правившего в некоем Хейлигвальденштейне. Я полезла в интернет, однако Хейлигвальденштейна не обнаружила. «Гугл» и «Яндекс» выдали мне ссылки на электронные версии Честертона. Очередное выдуманное местечко, как и Зурбаган у Грина! Ещё одна причина, по которой я предпочитала краеведческие книги: иногда хотелось заглянуть чуть дальше, увидеть чуть больше, чем написано автором, – свериться с энциклопедией, например. Ну и ладно. А князя Отто мне было немножко жаль. Он приехал в Пруссию искать золото. Построил себе в замке целый лабиринт, чтобы запутать наёмных убийц, собственную спальню превратил в сейф и оборудовал под полом убежище на одного человека – прятался там от любого чиха.

Запретил простолюдинам носить оружие, понастроил караульных будок, удвоил стражу, а его, бедолагу, всё равно убили.

У Честертона мне особенно понравился «Злой рок семьи Дарнуэй». Наверное, из-за особняка. «Верхняя его часть, наполовину разрушенная, зияла пустыми окнами и, словно чёрный остов, вырисовывалась на тёмном вечернем небе, а в нижнем этаже почти все окна были заложены кирпичами – их контуры чуть намечались в сумеречном свете. Но одно окно было самым настоящим окном, и – удивительное дело – в нём даже светился огонёк». Особняк Честертона напомнил мне калининградские развалки – так бабушка называла все старые заброшенные дома вроде того, что стоял на Чапаева, возле Поплавка.

В «Злом роке» главную роль сыграл портрет. Тут было что-то в духе Оскара Уайльда с его Дорианом Греем, но как-то сразу стало ясно, что ничего мистического в рассказе нет. Развязка не удивила, а вот находка с вымышленными книгами показалась замечательной! В одном из шкафов домашней библиотеки Дарнуэй стояли «Книга о папессе Иоанне», «Змеи Исландии», «Религия Фридриха Великого», и отец Браун догадался, что шкаф вовсе не шкаф, а замаскированная дверь, потому что папессы Иоанны не существовало – это нелепая байка о женщине, занявшей престол папы римского, – в Исландии не водились змеи, а Фридрих Великий не исповедовал никакой религии. Глупо вот так намёками выдавать проход в потайную комнату, но лорд Дарнуэй не верил в образованность своих гостей, и подсунуть им выдуманные книги было изощрённой издёвкой – мол, я тут выставил на обозрение свои секретики, а вы всё равно ничего не поймёте. Отец Браун понял. На то он и Шерлок Холмс в сутане.

Я покончила с доступными мне книгами старика Смирнова. В расследовании не продвинулась, только запуталась ещё больше. Да, в запасе остался «Потерянный горизонт» Хилтона, однако я не очень-то верила в него, слишком уж он, лишённый экслибриса, выбивался из общего списка, да и Глеб зацепок в нём не обнаружил. К тому же меня оттолкнула первая строчка аннотации: «Древняя буддийская легенда о существующей вне пространства и времени Обители просветлённых». Ну нет! Это Гаммер любил всякие обители просветлённых, капища ведьм, берлоги оборотней, заводы трансформеров, а я предпочла сосредоточиться на поисках затерявшегося в библиотеке «Таинственного похищения».

Вечером следующего дня состоялось внеочередное заседание детективного отдела «Почтовой станции Ратсхоф».

– А по каким дням у нас очередные заседания? – уточнил Гаммер, подкручивая регулятор обогревателя.

Я отмахнулась от Гаммера и перешла к делу:

– Мы должны проникнуть в книгохранение. Руж лежит там и ждёт нас.

– Если его не списали, – заметил Гаммер. – А если списали, он отправился в макулатуру. Из него сделали туалетную бумагу. Что?! Так бывает! Иногда массу плохо перемешивают, и на туалетной бумаге попадаются кусочки газет. Есть вероятность, что кто-нибудь из нас однажды подтёрся Ружем и не заметил этого…

Настя хохотнула и, потеснив Гаммера, развалилась на диване.

– Андрей! – Я постаралась одарить Гаммера своим самым недовольным взглядом.

– Ладно, прости. Молчу.

– Вот и хорошо. Исходим из того, что Руж пока лежит в библиотеке, просто затерялся. И мы его найдём.

– Как мы попадём в книгохранение? – поправив очки, спросил Глеб.

Всем бы такое отношение к делу! Никаких шуток про туалетную бумагу и сразу – насущный вопрос. Правда, ответа у меня не было.

– Книгохранение находится в подвале, – сказала я. – В подвал ведёт лестница, но спуск перекрыт дверью-решёткой.

– Нужен резак! – улыбнулся Гаммер.

– О! – Настя оживилась. Спустила с дивана