История Лорда: Лед и Пламя - мортифактор

— Она будет Судима, но лишь по истечению жизни. Не стоит марать свои руки кровью вампиров.

— Я должен! — восклицаю, когда ее взгляд, полный мягкости и всеобъемлющего прощения затыкает мне рот.

— Ты никому и ничего не должен, родной. Только себе, и только счастья.

— И многих она ещё убьет и ограбит, пока не сдохнет? И я отвечу, очень много! Её необходимо остановить.

— Но она ответит за свои поступки, — мягко улыбнувшись, Дора протянула мне руку. — Родной, послушай меня. Покайся. Отрекись от Мары, Певереллов, Учителя, некромантии. Сообщи о тех, кто меня убил, моему отцу или даже Рону. Они их посадят. Тем более, после смерти они еще получат Суд. А ты будешь жить долго и счастливо. Потом мы будем вместе. Вечность и навсегда. Как хотели.

— Как хотели… хотели? А они, все эти лживые твари, попадут в ад? Это слишком мягко!

Учитель приготовился к удару, но мой взгляд остановил его. Спокойно, с прикушенной губой, отрицательно киваю. Он всё понял. В его глазах мелькнули гордость, удивление и боль за меня, мой выбор.

Душа кричала от противоречия и страдания, но, стиснув зубы, я смотрел на… Ангела. Это не моя Дора. Дора никогда не избегала тёмной магии. Она всегда первая брала преступников или, если не было выбора, убивала. Это не Дора… точнее, лишь часть её души, ставшая всепрощающим ангелом, воином Небесного Престола. А моя часть, тёмная тварь, готова разорвать всех, кто встанет у меня на пути. Предать род? Учителя? Светлейшую? Себя и свою клятву? Никогда!

— Работаем, — прошептал я, вливая в горло женщины зелье, что усиливало страдания, зелье, что оберегает от преждевременной кончины и потери сознания.

Медленно приближаю плоскогубцы к руке вампирши, начиная классическую вивисекцию. Первый стон обвинённой поднимается к небесам, словно печальный конец моим сомнениям. Проходя вдоль её рук, с мучительной неумолимостью начинаю разламывать пальцы "материала". Мельком замечаю, как Дора, с лицом словно выточенным из камня, опустила руки и с безмолвным вниманием наблюдает за моим творчеством. Что ж, открою тебе сокровенные тайны наказания преступников, моя дорогая. Это всего лишь начало.

Я испробовал почти всё: в некоторых местах кожа была содрана, а мясо щедро усыпано серебром и солью, медленно жареное до состояния рагу. Скальп меня не интересовал, а вот пальчики. В каждый палец, вместо ногтей, я вбил раскалённые пластины серебра, вампиресса выла изгибаясь, а от рук поднималась едва заметная дымка. На груди, тупым серебряным ножом, я вырезал руны отторжения. Она потеряла надежду на посмертие; её душа обречена на уничтожение. Волосы сгорели, а на лбу выжжен знак нашего рода. В конечном итоге, благодаря серебру, работа была завершена быстро, но для вампиров это было мучительно. Всё остальное я опущу, ибо эти знания вызывают лишь отвращение. Живот же остался нетронутым; я поддерживал его магией, не позволяя погибнуть дитю.

Солнце скатывалось к горизонту, прокладывая свой путь к закату. Долго я был погружен в работу — более шести часов, но что поделаешь? Это была тщательная задача, требующая как внимательности, так и терпения. Я внимательно осмотрел свои окровавленные до локтей руки и прислушался к своим мыслям. Хм. Ни стыда, ни угрызений совести мне за свое отношение к беременной женщине. Даже отвращения не было. Вместо этого я ощущал Магию, разлитую в кислой и затхлой атмосфере. Да, моя плата за мёртвую силу была принята.

Переведя взгляд на Учителя, стараясь не встречаться глазами с Дорой, я уловил его одобрение и молчаливую похвалу. Затем он невидимым жестом передал мне стилет и кивнул в сторону безжизненного куска мяса, который не мог ни хрипеть, ни стонать.

О, нет. Нет. Нет! Я не могу этого сделать! Мое тело охватило дрожь, а Дора, наконец, произнесла первые слова за прошедшие шесть часов вивисекции.

— Гарри, убийство нерождённого ребёнка — это уже за пределами всего сущего. Тебя. Просто. Уничтожит магия. Твой Учитель хочет тебя убить!

Воскликнула Дора, её голос почти сорвался в крик, а нестерпимая мука в полных слёз глазах пробирала ещё сильнее. Я молча скользнул взглядом между Мастером и Дорой сомневаясь кому верить.

— Ты действительно считаешь это Правильным путем? Стать чудовищем, которым уничтожит магия за подобное злодейство? Вы выстраиваете свою концепцию справедливости? Это ложь! Остановись, отрекись и покайся. Твою душу ещё можно спасти! — её отчаянная речь пробивалась сквозь ледяную преграду что сковывала мои эмоции и Учить это заметил.

— А ты не забыла сказать своему мужу, что сожжёшь его в Очищающем огне? Это достойная плата за покаяние? А потом сотни лет замаливать грехи? И что он должен отвезти меня на Ваш суд — самостоятельно вынести мне приговор? Это ваше спасение души? Вы просто делаете грязную работу чужими руками! Смертных!

Спокойно-ледяной голос Учителя разрушал доводы Доры, но не мог убедить меня. Хотя Учитель обращался к моей невесте, его взгляд метался ко мне, и в этих глазах не было и тени страха. Я улавливал призыв: беги, если произойдёт столкновение. Нам не одолеть ангела.

Учитель готов отдать свою жизнь ради моей. Он отречётся от жизни ради меня? Зачем? Кто из них говорит истину? В словах Доры скрывалась правда; однако тот, кто жаждет убийства, не станет защищать ценой своей жизни. Я ощущал, как душа рвётся на части, это наверное самый тяжёлый выбор за всю мою жизнь.

Слова Доры обладали весомом, и я сам не желал трогать нерождённого. Но и Учитель. Мой род, Богиня, мои обязательства и магия, что даёт шанс на месть. Стать предателем или изгнанником? Выбрать меньшее зло? Этика некромантии. Но что, в конечном счёте, из предложенного — меньшее зло?

Но тут, в игру вступила третья сила, не позволяя мне разорвать и без того расшатанное сознание перед выбором пути. Мой новый друг, ворон, перелетел ко мне на плечо и, казалось, замер в ожидании.

— И снова выбор пути, мой дорогой малыш? — прозвучал тихий, заботливый женский голос с легкой хрипотцой, проникая в разум, словно нежный шепот, не замечая моей ментальной защиты.

Чарующие звуки обволакивали истерзанное сознание, даруя покой и спасение. Было ли это идеалом? Мысли и желания рассеялись, осталось лишь одно наваждение: слушать и внемлить этому голосу всю жизнь, всю вечность.

— Ну-ну, хватит. Ты ещё успеешь нарадоваться моему голосу. Сейчас вопрос в другом: твой выбор.

— Кто из них лжёт? — едва справляясь с собой, произношу я, на что слышу лёгкий, утешительный смех моей загадочной гостьи.

— Никто. В том-то и дело.

— Вот как? То есть, Учитель стремится лишить меня жизни? А Дора —