Сыскное управление - Анна Коэн

идти по следу руки. Та весьма ловко убегала от меня на пальцах, как какой-то паук. Все же лучше слаженной работы нет ничего, ну да об этом вы уже знаете. Так его и изловили – по частям. Всю Вотру перевернули, но разыскали до последнего пальца ноги. Раскрыв это дело, я и получил продвижение по службе, – не без гордости заключил он.

В одной из банок снова булькнуло, на этот раз гневно, а в клетке зашуршало.

– Но он здесь не весь, – не отступала Диана, которая успела пересчитать все органы в сосудах и даже подвигать их. – Здесь только половина.

– Верно подмечено, голубушка, – ухмыльнулся полицмейстер, вновь запирая шкафчик на цепь и замок. – Другая его половина заключена в совершенно другом месте, говорить о котором я не могу. А теперь пойдемте-ка отсюда, пока эта шельма не услышала чего интересного.

Возвратившись в кабинет, Петр Архипович ударился в наставления. Он долго рассуждал о важности наблюдательности, что иногда на разгадку преступления может натолкнуть мельчайшая мелочь, такая как царапина от ногтя на лаке. О том, как важно держаться друг друга и верить в интуицию напарника. А еще о том, как важна для сыска свежая кровь.

Возможно, не будь геммы такими измотанными и голодными, они бы сильнее впечатлились историей Разбирающегося Человека, который, видимо, действительно наворотил дел в столице.

– Жена моя теперь вся изведется, все будет думать, как бы в грязь лицом не ударить, перед такой-то величиной, – незаметно перевел тему Петр Архипыч, подперев щеку кулаком. – Зря я ей, наверное, о службе рассказываю, да разве от нее что утаишь… Все выспросит, всю душу вывернет.

– Петр Архипыч, – осторожно отвлек его Илай, – нам бы…

– А? – опомнился полицмейстер. – Да вы идите, идите. Мне тоже уже пора, госпожа Щукина, поди, уже волнуется.

Четверо выползли из кабинета ни живы ни мертвы.

Илай явственно чувствовал, как, в отсутствие другой пищи, его желудок пытается переварить сам себя.

– И мне пора, – буркнул Лес. – Через полчаса заступаю в патруль. Буду поздно.

Норма тронула его за плечо:

– А как же ужин?

Это она об остатках горелой каши, что прилипла к стенкам чугунка? Ох, увольте.

– Вот изловлю кого-нибудь и съем, – мрачно пообещал Боец.

С тем он и ушел, а остальные поплелись к себе на второй этаж управления.

Диана по-прежнему дулась на Илая, виня его в сокрытии зацепки по делу Дубравиной. Норма и хотела бы вступиться, но не находила для того аргументов. Что до Илая, он силился вспомнить, как попал к нему тот злосчастный платок, расшитый ползучими розами, и… у него ничего не выходило.

Все, на что была способна его память, – это воссоздать призрачный образ руки, бледной и тонкой, словно тянущейся к Илаю из тьмы, но… на этом все. Голова начинала гудеть колоколом, перекликаясь с ритмичными спазмами желудка. Пожалуй, стоит все же зажать нос и поесть что дают, а после достать блокнот и сделать еще одну попытку вспомнить, рисуя. Вспомнить где, вспомнить, когда это было? Когда перед ним появилась девушка и дала эту таинственную записку на кусочке надушенного паучьего шелка?

Но не успели они сбросить сапоги и плащи, как их нагнал Лес. Брат вернулся, и с ним явно произошло что-то невиданное, потому как его алые глаза блестели каким-то особенно озорным блеском.

– Все за мной! Чего покажу! – В нем невозможно было узнать подавленного парня, который только что собирался кого-то сожрать на темных улицах Вотры. – Ну же, быстрее!

Спорить никто не стал.

Лес привел их на конюшню управления и шустро вскарабкался по шаткой лестнице, ведущей на верхний ярус, где была лежанка кошкана. Затем он свесился вниз и приложил палец к губам:

– Только не шумите, спугнете!

Остальные поочередно взобрались следом. Илай был последним, и когда он выпрямился, то застыл в изумлении, как и сестры до него.

– Фундук мамкой стал! – сдерживая радостный смех, выдавил Лестер.

И правда: вокруг Фундука, подобравшегося, будто хлебная буханка, жались меховые комочки. Обычные коты – грязноватые, с драными ушами и свалявшейся шерстью – казались рядом со степным кошканом детенышами, как цыплята под наседкой. Время от времени Фундук поворачивал морду то к одному, то к другому приемышу и облизывал их, утробно при этом ворча.

– Они и раньше тут бродили, – с улыбкой в голосе прошептал Лес. – Ничейные, тепла ищут, да и лошади им нравятся. Дука дичились, он же вон какой здоровый. А сегодня смотрю – картина! Даже сгонять жалко.

Говорить ничего не хотелось, отчего-то стало боязно потревожить жмущихся друг к другу котов, вид которых порождал какое-то новое, незнакомое или забытое чувство. Теплое и одновременно тоскливо-щемящее. Илай поспешно отвернулся.

Девушки меж тем осторожно присели рядом и стали гладить сонных зверей. Те вытягивали когтистые лапы, но не спешили убегать.

– Он с ними, поди, и кормом своим делится, – протянул Лес, – а они жмутся к теплу и его заодно греют.

Мурчание одновременно десятка котовьих тушек напоминало рокот далекой грозы.

Лес привалился к стропилу и продолжил вполголоса:

– Сразу вспоминаю, как мелким был. На мамку смотрел снизу вверх, такой она казалась мне большой. – Слушать такое не хотелось, но Лес был единственным, кто почему-то помнил жизнь до монастыря и учебки, так что, бывало, делился воспоминаниями. – Праздник еще этот, Бертрамов день… Всюду огни, флажки, шутихи! Мы тогда со всей ребятней накануне вечером собирались, надевали маски кобольдов, уж какую кто достанет, – и ну бегать по улицам аж до поздней ночи! У взрослых сласти клянчили, чуть на ушах не скакали, чтобы их рассмешить или напугать. А кто и песни петь умел, потешки всякие. Бывало, каждый по цельному мешку набирал всяких пряников и леденцов… Еле тащили потом до дома… мешки те… – Голос его звучал все тише, а глаза тем временем все расширялись.

Норма с Дианой медленно поднялись на ноги, оставив котов ютиться на лежанке. Илай почувствовал, как натягивается внутри тугая тетива – и нет, это были не его усохшие с голодухи кишки, а что-то, что зовется охотничьим инстинктом.

– Мелкие, говоришь? – прищурилась Диана.

Лес кивнул.

– С полными мешками? – добавила Норма.

Еще кивок.

– В масках и всю ночь без пригляду? – Илай почти скалился в предвкушении.

– Так и есть, – подтвердил яшмовый гемм с ошеломленной, дурковатой ухмылкой.

– Когда там Бертрамов день? – Диана потянулась и почесала кошкана за ухом. – Вроде, послезавтра.

Геммы переглянулись. Теперь они знали все необходимое.

И снова Локотки. На этот раз торговая улица-площадь полнилась людом с самого раннего утра, и геммы усиленно работали локтями в надежде как можно скорее добраться