Здесь и сейчас - Бхагаван Раджниш

— Мы следуем правилу мыться только один раз в год. Именно тогда я провел разграничение между суеверием и наукой. То, что в Тибете научно, суеверие в Индии. Здесь эти ламы воняют, не осознавая, что их тела так обильно потеют и вокруг столько пыли.

Мы понятия об этом не имеем, но есть некоторые страны, в которых вообще нет пыли. Когда Хрущев впервые прибыл в Индию, его повезли в Агру, чтобы увидеть Тадж-Махал, и по пути он увидел формирующийся вихрь пыли. Он попросил остановить машину, вышел, встал точно посредине вихря и был очень доволен. Он сказал:

— Мне так повезло, у меня раньше никогда не было такого опыта.

Мы не чувствовали бы, что нам повезло, если оказались бы среди такого количества пыли. Но там, откуда он родом, груды снега, а не пыли. Для него это был такой же волнующий опыт, каким для нас был бы снег. Сколько волнения мы чувствуем, когда ходим по снегу в Гималаях. Поэтому не начинай разрушать вещи, просто веря, что это цепи, без того, чтобы сначала рассмотреть возраст, условия и их полезность.

Научный ум — это то, что всегда колеблется. Человек с научным умом никогда не принимает поспешных решений, говоря:

— Это правильно, а это неправильно. Он всегда говорит:

— Может быть, это и правильно, но позвольте мне исследовать это еще немного.

Даже в конце исследования он никогда не приходит к решению, не выносит окончательного приговора: — Точно, это неправильно, поэтому уничтожьте это.

Жизнь так таинственна, что ничего нельзя сказать в таких определенных терминах. Все, что мы можем сказать: «На этом этапе мы знаем столько-то, и, основываясь на этом знании, такая-то и такая-то вещь кажется неправильной», — вот и все.

Человек научного подхода скажет: «Опираясь на информацию, которая доступна на этом этапе, такая-то и такая-то вещь сегодня кажется неправильной: тем не менее, при получении дополнительной информации она может завтра оказаться правильной. То, что правильно сегодня, может оказаться неправильным завтра».

Такой человек никогда не выносит поспешных решений о том, что правильно, а что неправильно. Он всегда продолжает исследовать с любознательным и скромным умом. Есть радость в том, чтобы держаться за суеверие, есть радость также и в том, чтобы его разрушить. Когда мы держимся за суеверия, это избавляет нас от труда думать — мы верим в то, во что верит каждый. Мы даже не хотим выяснить, какая за этим стоит причина или почему это так. Кто хочет об этом заботиться? Человек просто следует толпе. Иметь суеверия удобно. А есть люди, которые вышли на тропу разрушения суеверий, и это тоже очень удобно. Человек, который борется с ними, кажется рациональным, тогда как на самом деле он не рационален. Не так просто быть рациональным; видеть вещи рационально — значит напрягать каждый нерв. Такой человек смотрит на вещи так пристально, что ему становится трудно сделать какое-нибудь утверждение. Поэтому его утверждения всегда относительны. Он говорит: — При таких условиях, как в Тибете, не мыться уместно, тогда, как при других условиях не мыться в Индии — это полное суеверие. Человек, который мыслит рационально, будет говорить языком такого рода. С другой стороны, социальный реформатор никоим образом не заботится о том, что он говорит: он озабочен тем, чтобы все разрушать; он хочет разрушать определенные вещи. Я говорю: иди и разрушай — есть много вещей, которые должны быть разрушены, но первое, что должно быть разрушено, — это легкомыслие. Тенденция действовать без того, чтобы сначала подвергнуть будущее действие рациональному обдумыванию, — это первая вещь, которую необходимо разрушить. Вот что это значит: если ты что-то разрушаешь без того, чтобы обдумать это должным образом, тогда в этом разрушении нет никакой ценности. Должна быть создана тенденция, мыслить рационально, а тенденция бездумно верить должна быть разрушена. Это приведет нас к тому, чтобы видеть разные контексты, более глубокие значения. Тогда мы совершим интенсивное исследование; мы будем думать и рассуждать. Тогда мы рассмотрим все возможности.

Психоанализ очень популярен на Западе, и интересно то, что психоаналитики проделывают в точности ту же работу, что и делали в деревнях старые добрые ворожеи. В наши дни во Франции есть активная секта, созданная Кювье. Кювье работает по тем же принципам, что и ворожеи, с тем лишь исключением, что Кювье ученый и использует научную терминологию — а в остальном это то же самое; разницы нет.

Вы будете изумлены, узнав, что, когда садху, обычный деревенский житель без всяких медицинских познаний, дает больному во имя Бога щепотку пепла — мы называем это суеверием, — это эффективно работает, и процент исцеления людей тот же, что и при аллопатическом лечении. Очень интересно — такой же коэффициент. В этой области проводится много экспериментов.

Уникальный эксперимент был проведен в одной из больниц Лондона. Сто пациентов с одной и той же болезнью были разделены на две группы. Пятидесяти из них делали обычные уколы, а пятидесяти остальным впрыскивали воду. И поразительно то, что процент выздоровевших в обеих группах был один и тот же. Возник вопрос: как это произошло? После такого эксперимента исследование этого вопроса привлекло к себе более пристальное внимание. И стало ясно, что более самого лекарства работает идея, чувство, что ты принимаешь лекарство. Кроме того, работает не столько само лекарство, сколько идея о том, насколько оно дорого и насколько известен доктор. Доктор без большой известности терпит поражение в лечении не потому, что он не владеет своей профессией, но только потому, что у него нет широкой известности. Широко известный доктор сразу производит на пациента впечатление. С его впечатляющим нарядом, с его всевключающим набором инструментов, с его расценками, с его большой машиной, с долгим ожиданием записи, с толпой, стоящей в очереди, — ты уже под таким впечатлением, что мало значения имеет, знает ли он, что он тебе дает. Чтобы быть известным врачом, не нужно первоклассное знание медицины, а все, что нужно, — это отличное владение рекламой. Вопрос в том, насколько хорошо ты можешь придать себе известность. Лучше всего помогает известность, не лекарство. Недавний медицинский опрос выявил, что во Франции около восьмидесяти тысяч врачей и около ста шестидесяти тысяч знахарей. Когда пациент устает от практикующих врачей, его излечивает человек, ничего не знающий о медицине. Эти люди знают трюк лечения пациентов. Именно поэтому нас окружает столько всевозможных «целителей». Подумать только — столько «целителей» процветает в наш век науки! Помогает даже натуропатия — помогает накладывание грязевой повязки на живот, помогает грелка с водой; помогают амулеты знахаря, и даже гомеопатия, представляющая собой не что иное, как крошечные сахарные пилюли. Все это помогает не хуже аллопатии.

Поэтому возникает вопрос: почему поправляется пациент? Если в деревне знахарь прописывает немного пыли и пациент излечивается, тогда мы должны это тщательно обдумать; нас должно заботить, нужно ли разбивать такие суеверия. Человек со стетоскопом на шее и большой машиной тоже способен излечить пациента научными средствами, но и здесь работает волшебство — волшебство машины, волшебство стетоскопа.

Я знаю одного знахаря. У него нет никакой академической степени, и все же он излечил многих больных, которых я отправил к нему, — пациентов, признанных неизлечимыми другими врачами. Этот человек сообразителен; он замечательно понимает человеческую природу. Фактически, именно так человек становится профессиональным врачом! Если ты идешь лечиться к нему в клинику, диагностика будет проведена таким образом, что половина твоей болезни уйдет еще во время диагностики. Он очень умный врач. Другие врачи перед ним пасуют. У него большая, очень впечатляющая и очень серьезная приемная с большим столом, на который он кладет пациента. Напротив груди пациента висит предмет, который выглядит как стетоскоп. Это приспособление соединено с двумя прозрачными трубками, в которых находится окрашенная вода. Когда он прикладывает это напоминающее стетоскоп приспособление к груди пациента, из-за биения его сердца вода в трубке взбалтывается. Пациент смотрит на булькающую воду, убежденный, что пришел к потрясающему врачу; он никогда раньше не видел такого врача. Он использует обычный стетоскоп с тем лишь исключением, что он не втыкает его в уши, а наблюдает за подъемом и падением воды в трубках, и это убеждает пациента, что он незаурядный врач.

Ты никогда не задумывался, почему аллопатические врачи пишут рецепты таким неразборчивым почерком? Причина в том, что если бы ты смог их прочитать, то нашел бы, что это такая обычная вещь, что ты бы мог пойти и купить ее на рынке — поэтому рецепт специально пишется так искусно, чтобы ты не мог его прочитать. Фактически, если бы ты принес этот рецепт к тому же доктору, он бы сам не смог сообразить, что написал. И еще интересно то, что все названия лекарств должны быть написаны по-латыни или на греческом языке. Причина проста: если бы рецепты были написаны на английском, хинди или гуджарати, ты никогда не заплатил бы врачу десять или пятнадцать рупий за укол, потому что знал бы, что это вытяжка из семян тмина.