Пугачевщина. За волю и справедливость! - Виктор Яковлевич Мауль

отличалось от крестьянства и образом своего мышления, и стереотипом своего поведения. Казак в повседневной жизни сдержанно и уважительно относился к царю, но до тех пор, пока тот не пытался «наложить лапу» на его вольницу. Но и тогда казак не спешил припасть к коленям монаршим, и частенько ставил на место представителей из центра, а прибывших царских «холуёв» отправлял с добрым напутствием, намекая, пославшему их венценосцу: не трогай за живое, не покушайся на святое!

В целом монархические настроения в казацком менталитете занимали умеренные позиции, тогда, когда как в русском крестьянстве они занимали существенную часть его православного умонастроения, ввиду его разрозненности, оторванности друг от друга и отсутствия среди них лидера, способного повести за собой массы.

Поэтому выступление яицких казаков, начавшееся в сентябре 1773 года с Бударинского форпоста, являлось ни чем иным, как дерзкой попыткой казачьего субэтноса отстранить от власти дворянский, полностью заменить его во всех властных структурах и предложить свой, с его точки зрения, «по-казацки справедливый порядок»:

– отмена крепостного права;

– передача крестьянам всех земель и угодий;

– освобождение от всяких повинностей и податей;

– вольное казацкое самоуправление.

Развязка конфликта оказывается на той стороне, чья идеология окажет большее влияние на личность, и у кого она будет мощнее и более организованней. В момент начавшегося противостояния между двумя сословиями: дворянством и казачеством, на поверхности обозначились две плоскости, в которых происходило действие: виртуальная – мысли и намерения, что люди хотели, к чему стремились, и реальная – та, к чему они пришли, что у них в результате этих действий получилось.

Весть о созыве новой Уложенной комиссии быстро разнеслась среди народов России. По Манифесту Екатерины II как русские, так и другие народы должны были направить в Комиссию по одному депутату от провинции.

Угнетённые сословия, и особенно нерусские народы России связывали с созывом «Уложенной комиссии» теплящиеся надежды на улучшение своего положения как в социально-экономическом, так и политико-правовом плане.

Не тут-то было. Сразу же по указанию сверху был озвучен запрет на участие в выборах дворцовым, монастырским и армейским крестьянам. Таким образом, реализовалась политика «просвещённого абсолютизма», которая лишала крепостных и дворцовых крестьян, составлявших около половины населения тогдашней России, общедемократических прав участия на выборах. Реформы сверху рассматривались как используемое верхушкой средство отвлечения народных масс от единственно правильного пути радикальных преобразований «путём уступок, приемлемых для угнетателей без уничтожения их власти»[55]. Другими словами, реформы планировались элитами, находящимися у власти в интересах, прежних господствующих слоёв.

По подсчётам историка XIX века профессора В. Латкина[56] вся комиссия состояла из 564 депутатов, из которых 28 были от правительства, 161 от дворян, 208 от горожан, 54 от казаков, 79 от крестьян и 34 иноверца. В процентном отношении больше всего депутатов было представлено от городов – 39 %, в то время как городские жители не составляли и 5 % всего населения империи. Пропорциональное отношение представительства по сословиям выглядело следующим образом: правительственные учреждения – 5 %; дворянство – 30 %; города – 39 %; сельские обыватели – 14 %; казаки, инородцы, остальные классы – 12 %[57].

Серьёзную озабоченность у губернаторов стали вызывать выборы депутатов от народов – «иноверцев». Первичные выборы у башкир, татар-мишарей и башкир-тептярей должны были проходить не по деревням, а по волостям или командам под руководством старшины и сотников, но «с общего народного согласия». Помимо нарочных, от каждого народа данной провинции для организации первичных выборов назначался предводитель из представителей того же народа. Данная процедура произвольно выявляла лидеров, которые до этого находились, как бы в тени, и не были публичными фигурами, а получив полномочия, хоть минимальные и формальные, становились известными личностями, претендующие на лидерство, и массы, возлагавшие на них надежды, могли за ними пойти.

Принципиальная схема составления наказов была в основном одинакова. Дворянские наказы составлялись на дворянских собраниях провинций. Наказы от городов обсуждались и составлялись на сходах жителей каждого города. В условиях слабо развивающейся городской промышленности на городских сходах руководили купцы. Отсюда в наказах городов преимущественно выдвигались требования купечества.

Если проследить составление наказов от казачества, то видно, что в каждой крепости проводились казацкие круги, где выдвигались требования, на их основе составлялись наказы казаков по отдельным укреплённым линиям. Как например при составлении наказа казаков Самарской линии Яицкого казачества были учтены наставления в 65 пунктах, выдвинутые на сходах 21 крепости. Кроме того, депутатам было дано наставление от войсковой канцелярии Яицкого войска[58]. Были составлены наказы отдельно от старшин и казаков Оренбурга, Илецкой защиты, Сакмарского городка, оренбургских и исетских казаков[59].

Русские государственные крестьяне и однодворцы[60] составили наказы по провинциям. Такое право получили отставные унтер-офицеры, капралы и солдаты ландмилицейских[61] полков, белопахотные[62] солдаты Бугульминского ведомства Ново-Московской дороги[63].

От многих групп нерусского населения края отдельно составлялись наказы по провинциям и ведомствам. Своих депутатов с наказами послали ясачные и служилые татары, мишари, тептяро-бобыли, новокрещены и старокрещены, перешедшие из уездов в провинцию татары многих деревень. Чуваши, мари, удмурты составляли наказы от отдельных деревень, а также общие для нерусских пришлых народов провинций.

Все политические требования простого народа сходились в одном: их суть была направлена против феодального и национального гнёта.

По своей сути «Уложенная комиссия» в итоге оказалась пиаром, замешанном на лукавых обещаниях, «просвещённой» монархии, рассчитанной на банальный обман народных масс, направленный на отвлечение их от решения насущных вопросов уродливой крепостнической системы, не дающей толчок к развитию общества. Комиссия не предпринимала никаких реальных мер для удовлетворения требований трудовых масс народов страны. По-прежнему продолжался рост социального и национального гнёта, обострялись межэтнические противоречия.

Большой резонанс и недовольство у большинства вызывал интенсивный рост налогов, линейной службы, трудовых, ямских, подводных и других повинностей. Малые народы империи башкиры, мишари и служилые татары требовали денежного жалованья, хлебного провианта и фуража за линейную службу, отмены пошлины и налогов со свадьбы, ясачные татары и тептяро-бобыли выступали против трудовой повинности по строительству и ремонту городов и крепостей[64].

Попытка решения конфликта силовым путём, – причина великого бунта

Россия превращалась в пороховой погреб, насыщенный парами недовольства, и достаточно было где-нибудь вспыхнуть искре локального конфликта, чтобы произошёл глобальный социальный взрыв.

В 1769–1771 годах Центр решил «немного приструнить» казаков, для чего отправить часть из них на службу в войска, чтобы «разбавить» их в регулярных подразделениях, т. е. расформировать наиболее «самостоятельные подразделения» и влить их в преданные правительству части. Это встретило со стороны казаков отпор и неповиновение.

В то же время, из-за колонизации земель помещиками из центральной части страны, сокращением пастбищных угодий кочевых народов, ущемлением их прав, вмешательства царской администрации в калмыцкие дела, масса калмыков взбунтовалось и покинула пределы России, сбежав вместе с семьями в соседние земли Джунгарии[65]. Попытка послать за ними в погоню казачьи подразделения, для возврата беженцев ни к чему хорошему не привела. Почти все подразделения отказались участвовать в карательных акциях против соседствующих с ними инородцев.

Все эти и другие обстоятельства привели к отправке в Яицкий городок правительственной следственной комиссии во главе с генералом Траубенбергом[66]. Расследование и проведение наказаний авторитетных станичников вызвали стихийное возмущение казаков войсковой стороны. Старшинская сторона либо помалкивала, либо соблюдала нейтралитет. В начале 1772 года такое противостояние вылилось в открытый бунт. Глава комиссии Траубенберг приказал арестовать вернувшуюся из Петербурга делегацию челобитчиков[67] во главе с сотником Кирпичниковым, а также провести экзекуцию для наиболее протестующих казаков.

11 января 1772 г. Траубенберг принял делегатов «войсковой» стороны. Представители потребовали освободить из-под ареста задержанных казаков, угрожая в случае игнорирования их требований – неподчинением «старшинской» стороне. Мирные переговоры закончились безрезультатно.

13 января собравшиеся жители городка проследовали по улице в сторону расположения главы комиссии, с пением молитв, неся впереди большую и почитаемую икону Богородицы. Генерал Траубенберг приказал открыть огонь из стрелкового оружия и заранее выставленных пушек по мирной процессии казаков, направлявшейся к его дому. В результате карательной акции было убито более 100 человек – мужчин, женщин и детей. В ответ казаки мгновенно атаковали правительственный отряд, убили Траубенберга, многих из его офицеров и солдат, а также атамана войска и некоторых старшин.

Так грубо покусившись на казачью вольницу, пытаясь запугать людей силовым решением вопроса, паразитирующие субъекты спровоцировали массовое кровавое столкновение. Реакция последовала мгновенно: казачество взялось за оружие и, подняв на борьбу крестьянство, мастеровой люд, попыталось взять верх