Идору - Уильям Гибсон

– Крепость. Сперва, час назад, они просто наводили справки.

– Кто?

– Русские.

– Русские?

– После землетрясения здесь появилось много комбинатских. Налаживают отношения с гуми.

– А кто такие гуми?

– Мафия, если по-вашему. Якудза. У моего отца договор с местным гуми. Если держишь ресторан, без этого никак. Представители этих гуми говорили с отцом про тебя.

– Так что же, у вас там в квартале вся мафия русская?

За головой Масахико, на боковой стенке торгового автомата – анимированный логотип чего-то, называемого “Эппл Ширз”.

– Нет. Франчайз от Ямагучи-гуми. Отец знает этих людей. Они сказали отцу, что тобой интересуются русские, и это плохо. Они не могут гарантировать такую, как всегда, безопасность. Русские ненадежны.

– Я не знаю никаких таких русских, – твердо сказала Кья.

– Нам нужно идти.

– Куда?

Масахико повел ее в дальний конец платформы, битком забитой людьми и мокрой от сотен сложенных зонтиков, к эскалатору.

– Когда Крепость заметила, что к нашим адресам, моему и сестричкиному, проявляется внимание, одному из друзей поручили забрать мой компьютер…

– Зачем?

– Потому что на мне лежит определенная ответственность. Перед Крепостью. Распределенная обработка.

– Так у тебя что, MUD в твоем компьютере?

– Крепость нигде не находится, – сказал Масахико, ступая на эскалатор. – Так что теперь мой компьютер у друга. И он знает про людей, которые тебя подстерегают.

Гоми-бой, так звали этого друга.

Его одежду составляли замызганная хлопчатобумажная фуфайка с закатанными манжетами и необъятные, как бегемотье брюхо, штаны от армейской робы, не сваливавшиеся с его тщедушного тела только благодаря флюоресцентно-оранжевым, трехдюймовой ширины подтяжкам. Ботинки у него были розовые, точь-в-точь такие, как носят маленькие дети, только на несколько размеров больше. В данный момент он сидел на угловатом алюминиевом стуле, и младенческие ботинки болтались в воздухе, чуть-чуть не доставая до пола. Его шевелюра была словно вылеплена из какой-то вязкой массы, сплошь тугие, клейко поблескивающие завитки и ямки. Вот так же точно изображали прическу Дж. Д. Шейпли авторы этих стенных росписей на площади Пионеров; Кья знала из школьных уроков, что это как-то там связано со всей этой Элвисовой историей, но не помнила, как именно.

Он разговаривал с Масахико по-японски; под неумолчный, как морской прибой, грохот игровой аркады. Кья хотела бы послушать, о чем они там, но для этого требовалось расстегнуть сумку, найти там наушники и включить “Сэндбендерс”. А как же такое сделаешь, когда этот Гоми-бой и рад, похоже, что она их не понимает.

Он пил из банки что-то, именуемое “Покари свит”, и курил сигарету. В воздухе стелились слои голубоватого дыма. В Сиэтле за такое сразу бы арестовали, потому что рак. И сигарета, похоже, фабричного производства – аккуратный белый цилиндрик с коричневым кончиком, чтобы брать в рот. Такие можно увидеть в старых фильмах, да и то изредка, в тех, до которых не добрались еще с цифровой цензурой, а так в Сиэтле торгуют из-под полы грубыми, кустарными или можно купить маленький мешочек табачной отравы вместе с квадратиками тонкой бумаги и крутить сигареты самостоятельно. Придурки в их школе так и делали.

Дождь как шел, так и шел. Сквозь иссеченное струями воды окно Кья видела на другой стороне улицы другую аркаду, из этих, с автоматами, где катятся серебряные шарики. Дождь, неон и серебряные шары сливались в единое марево, и Кья думала, о чем там говорят Масахико с Гоми-боем.

Компьютер Масахико, запакованный теперь в клетчатую пластиковую сумку с розовыми международными знаками биологической опасности, стоял на столике, рядом с банкой “Покари свит”. Что это такое – покари? Ей представилась дикая свинья, вся в щетине, с торчащими клыками, вроде как показывают по каналу “Природа”.

Гоми-бой пососал сигарету, и на ее конце вспыхнул красный огонек, вроде светодиода. Затем он выпустил изо рта облачко дыма, прищурился и что-то сказал. Масахико пожал плечами. Перед ним стояла разогретая в микроволновке баночка эспрессо. Кья взяла себе коку лайт. В Токио и присесть-то нигде нельзя, если не купишь себе какой-нибудь еды-питья, а питье купить быстрее, чем еду. Да и стоит дешевле. Правда, сейчас Кья не платила, платил Гоми-бой, потому что они с Масахико не хотели, чтобы она пользовалась этой карточкой.

Гоми-бой что-то сказал и посмотрел на Кья.

– Он хочет с тобой поговорить, – сказал Масахико.

Кья наклонилась, расстегнула сумку, нашла наушники, отдала один из них Гоми-бою, прицепила другой себе на ухо, еще раз нагнулась и включила “Сэндбендерса”.

– Я из Крепости, – сказал Гоми-бой, надевая наушник. – Ты знаешь, что это такое?

– Ну да, это у вас такой MUD. Мультиюзерный домен.

– Не в том смысле, как ты думаешь, но примерно так. Зачем ты приехала в Токио?

– Собрать информацию насчет намерений Реза жениться на этой идору Рэи Тоэи.

Гоми-бой кивнул. Все отаку относились к информации крайне серьезно, и он понимал, что такое быть фэном.

– У тебя были какие-нибудь дела с Комбайном? – Кья понимала, что он сказал “Комбинат”, а это переводник так исковеркал. Комбинат, мафиозное правительство России.

– Нет.

– И ты оказалась у Масахико потому, что?..

– Мицуко – социальный секретарь токийского отделения нашего Ло-Резовского общества.

– Сколько раз ты выходила в сеть? Из ресторана, в смысле.

– Три раза. – Костюм от Силке-Мари Колб. Встреча с японскими девочками. Сона Роса. – Я заплатила за декоративный софтвер, мы с Мицуко участвовали во встрече. Я связалась с домашними.

– Ты оплатила софт по своей карте?

– Да.

Кья перевела взгляд с Гоми-боя на Масахико. Между ними и за ними – дождь. За дождем, на той стороне улицы, за стеклом, нескончаемый грохочущий поток серебряных шаров. Напряженно ссутуленные спины игроков, управляющих движением металла. По лицу Масахико ничего не поймешь.

– Компьютер Масахико поддерживает определенные аспекты Крепости, – сказал Гоми-бой. – На случай возникновения критических обстоятельств имелись заранее составленные планы перемещения его в безопасное место. Когда выяснилось, что юзерские адреса Масахико и его сестры стали предметом неожиданного внимания, мне поручили забрать его машину. Мы с ним часто обмениваемся железом. Я торгую подержанным оборудованием, чем и объясняется мое прозвище Гоми-бой. У меня есть ключи от комнаты Масахико. Его отец знает, что мне позволено заходить туда в любое время. Его отец не имеет ничего против. Я пришел и забрал компьютер. Рядом есть небольшая муниципальная рекреационная площадка. Оттуда виден вход в ресторан. Заметив “Оклендских овербомберов”, я перешел улицу и заговорил с ними.

– Заметив чего?

– Скейтбордовая команда. Они назвали себя по калифорнийскому футбольному клубу. Я спросил их, не замечали ли они в последние часы какой-либо необычной активности. Они сказали мне, что видели очень большой автомобиль около часа назад…

– “Грейсленд”.

– “Дайхацу грейсленд”. Насколько я знаю, здесь они встречаются реже, чем в Америке.

Кья кивнула, с трудом удерживая на месте желудок, порывавшийся выскочить наружу вместе со всем своим содержимым.

Гоми-бой протянул в сторону руку с сильно укоротившейся сигаретой и раздавил ее тлеющий кончик в маленькой хромированной чашечке, прикрепленной к боковой стороне игровой консоли. Кья не очень понимала, для чего в действительности предназначена эта чашечка и почему Гоми-бой так сделал, но, с другой стороны, должен же он как-нибудь потушить сигарету, иначе она обожгла бы ему пальцы.

– “Грейсленд” свернул к ресторану и припарковался. Из него вышли два человека…

– Как они выглядели?

– Представители гуми.

– Японцы?

– Да. Они прошли в ресторан. “Грейсленд” ждал их. Через пятнадцать минут они вернулись, сели в “грейсленд” и уехали. Затем из ресторана вышел отец Масахико. Некоторое время он глядел по сторонам, внимательно изучая улицу. Затем он вынул из кармана телефон и с кем-то поговорил. Затем вернулся в ресторан. Я не хотел задерживаться на рекреационной площадке с такой вещью, – Гоми-бой скользнул взглядом по клетчатой сумке, – как компьютер Масахико. Я сказал лидеру “Овербомберов”, что поменяю его телефон на другой, лучший, если он задержится на площадке и будет звонить мне при любых новых случаях необычной активности. “Овербомберы” все равно ничего не делают, и он согласился. Я ушел. Он позвонил через двадцать минут и доложил о появлении серого хондовского мини-вэна. За рулем сидел японец, но трое пассажиров были иностранцами. Он думает, что они русские.

– Почему?

– Потому что они очень крупные и одеты в манере, которая ассоциируется у него с Комбайном. Они все еще там.

– Откуда ты знаешь?

– Если они уедут, он обязательно мне позвонит. Он хочет получить новый телефон.