Мятеж обреченных - Алексей Калугин

Сказав это, Андрей сделал паузу.

В возникшей тишине короткий свист Шагадди прозвучал, словно сигнал тревоги.

– Мы можем просто забыть о нашем разговоре, полковник, – продолжил Андрей. – И обо всем, что сегодня здесь произошло. Но как в таком случае будете чувствовать себя вы, полковник Бизард, глядя на то, как гибнет страна, и зная, что вы могли бы все это предотвратить? Или вас вполне устраивает роль бесстрастного наблюдателя?

– Подумай, о чем ты говоришь, Апстрак, – чуть севший от напряжения голос командира части прозвучал угрожающе.

– Сейчас рухнет плотина, – услышал Андрей обращенные к нему слова Дейла. – Не стоит давить на полковника. Убавь конкретику и добавь патетику. Военные это любят.

– Речь не идет о государственном перевороте, полковник, – медленно покачал головой Андрей. – Я просто хотел сказать, что в тот момент, когда на карту поставлен вопрос, быть или не быть Кедлмару, каждый должен постараться сделать все от него зависящее ради того, чтобы имя нашей страны не превратилось в пустой, ничего не значащий звук.

– Ты сказал «наша страна», Апстрак? – прищурившись, посмотрел на него полковник. – Но откуда тебе известно то, о чем не знает более ни один человек в Кедлмаре? Не являешься ли ты сам одним из тех таинственных пришельцев, которые, по твоим словам, собираются заняться уничтожением запредельной реальности в Кедлмаре? Откуда у тебя вся та информация, которой ты решил с нами поделиться?

– Я был в Гиблом бору, – ответил Андрей, стараясь не показывать своего волнения. – Я видел запредельную реальность и разговаривал с людьми, вынужденными там жить.

Он, точно так же как и Дейл, оказался совершенно не готов к данному вопросу, хотя вполне закономерно было ожидать, что тот рано или поздно всплывет в ходе разговора. Все мысли Андрея были заняты тем, как доходчиво и ясно разъяснить ситуацию полковнику Бизарду и избежать при этом рассказа о Статусе и о той роли, которую ему самому предстояло сыграть в грядущих событиях. И как заставить полковника поверить услышанному при том, что вещи, о которых шла речь, всякому здравомыслящему человеку, которому пока еще не довелось встретить на своем пути Гефара, должны были показаться абсолютным бредом.

– Кто те люди, которые, по твоим словам, собираются начать борьбу с запредельной реальностью в Кедлмаре? – задал новый вопрос полковник Бизард. – Откуда они придут?

– На эти вопросы я ответить не могу.

– Не можешь или не хочешь?

– Я бы сказал, что ответы на эти вопросы не имеют принципиального значения.

– Хорошо. Но в таком случае почему я должен верить в то, что эти люди хотят спасти Кедлмар, а не установить здесь свои порядки?

– Потому что если у них ничего не получится, то дни Кедлмара сочтены, – негромко, с напряжением в голосе произнес Андрей. – Уверяю вас, полковник, если все пойдет тем же путем, что и сейчас, если в ближайшие три-четыре дня ситуацию не удастся в корне переломить, то до следующего Дня Лояльности мы с вами не доживем.

Полковник откинулся на спинку кресла. Должно быть, резкое движение отозвалось болью в ране, потому что он поморщился, прикрыл глаза и поднес ладонь к перевязанному плечу.

Андрей перевел взгляд на сидевших у стены солдат.

Шагадди улыбнулся и весело подмигнул Андрею. У него был такой вид, словно все, о чем шел разговор, ему давно уже было известно. Шагадди не испытывал никаких мучительных сомнений и точно знал, на чьей стороне окажется в случае, если позиции офицеров разойдутся по принципиальным вопросам. Взгляд Шагадди на окружающую действительность был прост и ясен. Он ни с кем и никогда не искал компромиссов. По любому вопросу он высказывался конкретно и однозначно. Все люди делились для него только на друзей и врагов. Миграции из одной категории в другую допускались, но никаких промежуточных стадий быть не могло. Поэтому, как легко можно догадаться, врагов у Шагадди было куда больше, нежели друзей. Точно так же, как к своему личному врагу, относился Шагадди после рейда по Гиблому бору и к запредельной реальности – ему никогда не забыть страшную, раздирающую плоть боль в ноге, укушенной гигантской тысяченожкой, и то отвратительное состояние беспомощности, когда, потеряв возможность самостоятельно передвигаться, он с ножом в руке и пистолетом, обойма которого была наполовину пуста, оказался в окружении сотен омерзительных, безжалостных тварей.

Угадать настроение Юнни было куда труднее. Молодой солдат сидел, низко наклонив голову, так что не видно было глаз. Пальцы его рук, лежащих на коленях, были теперь плотно переплетены между собой. Получившаяся конструкция напоминала клубок змей, когда уже невозможно разобрать, где чья голова, а где чей хвост.

Юнни и Шагадди дважды столкнулись с запредельной реальностью, и каждая из этих встреч едва не стоила им жизни. Но если для Шагадди встреча со смертью, в каком бы образе она ни представала перед ним, была чем-то вроде привычного, хотя и немного рискованного аттракциона, стимулирующего выброс адреналина в кровь, то обладающий несравнимо меньшим опытом Юнни мог испытывать просто испуг, вполне понятный и объяснимый, за который его нельзя было винить. Страх – плохой советчик, но только мертвые никогда не испытывают его. Однако если испуг переходит в панический страх, под воздействием которого желание выжить во что бы то ни стало начинает захлестывать все остальные чувства и доводы разума, то это – первый шаг к неминуемой гибели. Про себя Андрей отметил, что за парнем нужно будет присмотреть.

– Итак, Апстрак, как я понимаю, ты рассказал нам все, что тебе известно, – после недолгого молчания произнес полковник, по привычке постукивая пальцами по подлокотнику кресла. – Или, правильнее будет сказать, – то, что ты счел нужным нам рассказать.

Это был не вопрос, а скорее утверждение – полковник Бизард давал Андрею понять, что отдает себе отчет в том, что собеседник не раскрыл перед ним всех имеющихся у него на руках карт, но если возникнет такая необходимость, он оставляет за собой право потребовать сделать это.

– Да, полковник, – коротко ответил на вопрос командира Андрей.

Ответ Андрея прозучал так же двусмысленно, как и слова, произнесенные перед этим полковником. Но оба они прекрасно поняли друг друга. На данном этапе их взаимное доверие строилось на понимании того, что партнеру нет смысла вести двойную игру. К тому же теперь они знали друг о друге достаточно, чтобы быть уверенными: в случае непредвиденного варианта развития событий соседняя камера тюрьмы Главного Управления внутренней стражи не останется пустой.

– В таком случае я хочу подвести черту под нашим сегодняшним разговором, – ребром ладони полковник провел в воздухе длинную горизонтальную линию. – Я военный человек, для которого устав является нормой жизни. Того же я требую и от своих подчиненных. Если в отдельных случаях я и иду на нарушение приказов Генерального штаба Пирамиды, то только будучи твердо убежденным, что делаю это в интересах нашей страны, – полковник особо подчеркнул слово «нашей». – Никакого самоуправства я не потерплю. Какие бы чрезвычайные обстоятельства ни возникли, любое действие, совершенное без моего ведома, я буду расценивать как незаконное. Это, надеюсь, понятно?