Кадры решают всё - Роман Злотников

– Я вас понимаю, дядя, – нейтрально отозвался фон Зееншанце. – И даже где-то поддерживаю. Но посудите сами: сейчас, после этих налетов, мы все равно вынуждены отрывать на охрану наших тылов весьма значительные силы. Насколько мне помнится, даже после первых налетов их численность была сравнима с дивизией, пусть и не полной. Но таковых на фронте сейчас и нет… И это кроме уже имеющихся охранных. А после последнего налета, я думаю, пришел приказ на выделение для этой задачи дополнительных сил. Не так ли?

– Да, – недовольно кивнул Гудериан.

– И в связи с этим мы можем говорить, что фактически требование Бах-Залевски уже удовлетворено. А то и с лихвой.

Генерал не ответил, а только нервно дернул рукой.

– Так что оно тогда, по большому счету, меняет?

– Многое, Курт, – зло отозвался Гудериан. – Одно дело, когда вермахт выделяет эти части для устранения критической ситуации. На время. А другое – когда он теряет дивизии вообще. Насовсем. Тем более когда они так нужны на фронте.

– Если бы у вас тогда была возможность выделить мне мотострелковый полк, дядя, – тихо напомнил Курт, – вполне возможно вам сейчас бы не пришлось так страдать, снимая с фронта дивизии.

Генерал нервно дернулся, ожег Курта злым взглядом, но потом шумно вздохнул и примирительно произнес:

– Да, признаю, я тогда был не прав. Если бы я в тот момент последовал твоему совету, возможно, мы смогли бы избежать всех этих неприятностей.

– К сожалению – нет, дядя, – так же вздохнув, отозвался гауптман. – Далеко не всех. Не думаю, что я смог бы его захватить. Он… – Курт замолчал, подыскивая точное определение, но не нашел и заменил его не слишком точным аналогом, – он слишком необычен, чтобы попасться. А именно он – ключевой фактор. Так что неприятности у нас непременно были бы. Но вот его батальон мне, вполне вероятно, удалось бы разгромить. Ну, или как минимум серьезно потрепать. И это действительно могло бы уменьшить размеры наших неприятностей.

Гудериан снова прошелся по комнате, затем остановился и бросил взгляд исподлобья на Курта.

– То есть ты считаешь, что все равно не сможешь его поймать?

Фон Зееншанце молча кивнул. Гудериан поднял руку и задумчиво потер подбородок, а затем озадачено произнес:

– Кто же он, все-таки, такой?

– К сожалению, это не самый главный вопрос, который нас сейчас должен волновать, дядя, – грустно усмехнулся Курт.

– Вот как? – удивился генерал. – А какой же вопрос ты считаешь… – тут он осекся, замер, а затем громко произнес: – Где он ударит в следующий раз?..

9

Вилора стояла у окна и смотрела на приближающийся перрон. За ее спиной суетливо носились медсестры и санитарки, готовясь к скорой разгрузке, но ее никто не трогал. Она не состояла в штате военно-санитарного поезда, поэтому его разгрузка ее вроде как не касалась. Хотя…

– Ну что, милочка моя, собрались уже?

Девушка обернулась.

– Да, Николай Нилович, давно уже. Мне и собирать-то нечего. «Сидор» один и вот сумка медицинская.

– Вот и хорошо! – усатый пожилой мужчина в круглых очках по-доброму улыбнулся. – Я думаю, машина нас уже ждет. Сейчас заедем ко мне домой, Марьяна нас чаем напоит, а потом сразу в госпиталь. Тебе как, отдохнуть не нужно?

– Ну что вы, Николай Нилович, я совсем не устала.

– Как же не устала, – покачал головой мужчина. – Спать-то когда легла, часа в три?

– И вовсе не в три, а в два, – горячо возразила Вилора. – Я же вам последнему иглы ставила. А как тронулись – так и я легла. На ходу же совершенно не получается работать. Так трясет…

– Ну, раз так – то и хорошо, – не стал спорить мужчина. – У тебя сегодня в госпитале работы много будет. Сама знаешь, какой поток раненых сейчас с юга идет. Сегодня еще два таких же, как наш, поезда планируются.

После этих слов у Вилоры сжалось сердце. Сражение за Киев за последнюю неделю становилось все ожесточенней. Немцы рвались к городу с трех сторон – с юга, запада и севера. И как раз северное направление было самым тяжелым. Если с юга и запада немцы медленно, но неуклонно, теряя людей и технику, все еще постепенно прогрызали нашу оборону, на севере они сумели-таки прорвать фронт на всю глубину и, окружив часть советских войск в районе Шостки, серьезно продвинулись в направлении на Чернигов и Конотоп. Это давало им возможность отрезать всю группировку советских войск, обороняющую Киев. Сводки Совинформбюро глухо информировали о тяжелых оборонительных боях, напирая на героизм советских бойцов и командиров, но потоком шедшие раненые сообщали о тяжелых боях на Десне, на которой наши обороняющиеся войска сумели выбить немцев уже с третьего плацдарма. Но те все не успокаивались, пытались переправиться и захватить плацдарм снова и снова… Причем основной причиной столь желанных сейчас успехов почти все раненые командиры в один голос называли неожиданно сильную поддержку со стороны авиации, которую люфтваффе вроде как уже успешно вытеснили с неба. Но, похоже, у них что-то пошло не так, и сейчас «сталинские соколы» отчаянно пытались вернуть себе небо над своей родиной. Многие из раненых командиров с сожалением говорили:

– Эх, ежели б нас авиация так в июле б держала…

Так что на позавчерашний день, то есть двадцать четвертое сентября[60], положение хоть и оставалось серьезным, но надежда на то, что Киев удастся удержать, по-прежнему, присутствовала. Хотя эвакуация предприятий и запасов стратегических материалов из Киева, так же как и из других промышленных центров – Днепропетровска и Запорожья, шла полным ходом. Вилора могла наблюдать это воочию. Их санитарный поезд шел по «зеленой улице», но все полустанки по пути были забиты двигавшимися в том же направлении эшелонами с эвакуированным оборудованием, а также с прокатом, трубами, железным листом, алюминиевыми чушками и едущими в эвакуацию рабочими киевских заводов. Слава богу, немецкой авиации за всю дорогу они в небе ни разу не увидели. Начальник поезда Котлярковский даже громогласно удивился:

– Чего-то немчура разленилась, за весь обратный рейс – ни одного налета!

Поэтому была надежда, что весь этот отправляемый на восток, подальше от фронта, немалый потенциал доберется-таки до места назначения, развернется и начнет слать на фронт танки, пушки, самолеты, снаряды и все остальное, что было нужно нашей армии, чтобы сначала остановить, а затем начать гнать на запад фашистскую гадину. Но… одновременно с этим вовсю ходили слухи, что началась эвакуация Харькова. А это означало, что несмотря на все усилия удержать Киев наше командование все же не надеется.

Санитарный эшелон подогнали к одному из пассажирских перронов Киевского вокзала, на котором уже суетилась толпа встречающих, одетых в основном в белые халаты, с каталками и носилками наперевес. Вилора и Николай Нилович покинули вагон первыми. На перроне их уже ждали. Невысокий и очень худой мужчина в форме со знаками различия старшего военфельдшера и ловкий круглоголовый крепыш с парой треугольников на петлицах.

– Доброе утро, Николай Нилович, – совсем не по-военному поздоровался он с пожилым сопровождающим девушки. – Как добрались?

– Нормально, Петруша, – ответил тот, после чего развернулся к крепышу и приказал: – Толик, а ты давай-ка забери у девушки вещи и помоги донести до машины.

– Это мы сейчас, – тут же отозвался крепыш и потянулся за «сидором» Вилоры.

– Зачем? – вскинулась девушка. – Мне совсем не тяжело.

– Тяжело – не тяжело, – веско произнес Николай Нилович, – а в присутствии мужчины женщины тяжести таскать не должны! И ты, милочка моя, давай мне тут моих мужчин не разлагай. Понятно?

Вилора смущенно протянула:

– Поня-ятно, – и со смущением отдала «сидор». Но в сумку вцепилась.

– Сумку я не отдам. Там у меня иглы!

– Ну хорошо, – усмехнулся Николай Нилыч, – сумку можешь оставить. Дама с сумкой – это вполне себе обычно. Пусть даже и сумка… того… не совсем обычная, – и он вновь повернулся к встречающим. – Ну, давайте, ведите, где машину поставили. Далеко хоть идти-то?

– Да нет, тут, на площади. Под башней с часами…

До места дислокации батальона Вилора добралась только на второй день после того, как немцы начали наступление. Шалва Зурабович и Баженова пытались уговорить ее остаться (вернее, уговорить до конца пыталась Баженова, а Шалва Зурабович даже попытался приказать), но Вилора закусила удила и заявила, что если ее немедленно не отпустят, то она сбежит несмотря ни на какие угрозы трибуналом. Так что отпустили.

Но, когда она добралась до деревни, в лесу у которой дислоцировался батальон, выяснилось, что ничего уже изменить нельзя. Батальон ушел в тыл к немцам два дня назад. Ночью. Перед самым началом наступления. Так что присоединиться к своим у нее нет никакой возможности. Поэтому Вилора осталась работать у Шпильмана, в госпиталь которого потоком шли раненые.