Старые истории - Нина Буденная

Анна Павловна зашла на кухню и сказала Кирюше:

— Привет, как спалось?

Кенар зачвиркал и пустил переливы.

— Халтуришь, Кирюша, — сказала Анна Павловна. — Концовку проглатываешь. Давай-ка дополни.

Кирюша дополнил.

— Тобой займусь потом, жди, — пообещала Анна Павловна. И, поглядывая на часы, принялась готовить завтрак.

«Картошка, — думала она, — картошка на исходе. Значит, еще и картошку купить».

В три горла, всеми тремя аппаратами, зазвонил телефон. Чертыхнувшись, Анна Павловна мокрой рукой цапнула трубку. Буркнула:

— Да?

— Привет! Вот я и приехала!

— Уже? — изумилась Анна Павловна, хотя знать не знала, что ее лучшая подруга Татьяна куда-то уезжала. — Ну и как?

— Архипелаг понравился. Меня там ламы на улице поймали, я их заинтересовала, понимаешь?

— А зачем ты им?

— Я потом расскажу все в подробностях. Думаю, они почувствовали во мне что-то близкое. Я ведь теперь карму вижу.

— Да ну? — Анна Павловна почесала в затылке.

— Ты ведь ничего не знаешь, я тебе не успела рассказать. Я хожу в астрологический кружок.

— Это при Академии наук СССР? — сказала Анна Павловна.

— Ну тебя, Анна! Для тебя ничего святого нет. Тебе все смешки, а это очень серьезно. Я теперь не то что карму, могу увидеть скелет, все внутренности человека. Только от этого я очень устаю, напряжение требуется невероятное. Мы на кружке, перед занятиями, сначала десять минут расслабляемся. Полная прострация, мысли свободны, мышцы распущены. При этом освободившейся мыслью можешь витать где угодно, думай хоть о картошке.

— Вот я как раз своей освободившейся мыслью сейчас о ней и думаю, — сказала Анна Павловна.

— Можно и о грибах, например, почему тебе маринад в этом году не удался?

— Я в этом году грибы не мариновала. И кстати, очень об этом жалею. Не напоминай мне о больном, это не по-товарищески.

— Аня, с тобой просто нельзя разговаривать серьезно.

— Ты бы еще раньше позвонила, я бы с тобой и несерьезно разговаривать не стала. Ты уж лучше об архипелаге.

— А знаешь ли ты, что на этом архипелаге разводы были узаконены испокон веков?

— Да ты брось!

— Именно! Если у мужа не удается карьера, ну, там овцы в отаре дохнут, кони хромеют или неурожай, он мог в ту же секунду выгнать жену. У них так считается, чтобы тебе понятней было: муж — действие, дело, жена — мудрость, удачливость. Если удачи нет — меняй жену.

— А вот в этом что-то есть.

— Где бы ни была, сиди по левую сторону от мужа. Я тебе термины говорить не стану, ты ведь все равно не запомнишь…

— Да, ты мне на пальцах объясняй.

— Одним словом, твое воздействие на мужа должно идти с его левой стороны.

— У меня, Татьяна, это исключено. Мой как раз левым ухом не слышит. Мое воздействие на него идет с правой стороны.

— Это абсолютно неверно. Так они у нас из рук уйдут.

— Тань, мне сейчас некогда. Каждая минута рассчитана. Позвони завтра вечером, на сон грядущий. Бывай.

Анна Павловна нырнула в нижнее отделение кухонного стола, громыхнула кастрюлями, разыскивая нужную. В который раз посетовала про себя на тесноту, из-за которой всю утварь приходилось содержать в одном ящике. Тесно было ее размашистой душе в шестиметровой кухне, ой тесно!

— О, дайте, дайте мне свободу! — заголосила Анна Павловна, потому что заслышала движение в большой комнате, где спал ее муж, грохот сбитого стула и потом истошные проклятия.

— Где?! — вопль разъяренного вепря.

Анна Павловна влетела в комнату.

— Что?

— Тапочки.

— Вот.

Начинал посвистывать чайник. Анна Павловна кинулась на кухню.

— Где?! — сотрясся воздух.

Анна Павловна впорхнула обратно.

— Что?

— Носки.

Анна Павловна деловито прошлась по комнате.

— Носки, — подняла щепотью и положила на сиденье стула, — трусы, — потрясла ими в воздухе, — майка, — потыкала в нее пальцем, — сорочка, — огладила ее, распятую на спинке кресла. — Где брюки, покажу потом, только чайник сниму.

— Трусы дай светленькие, эти, наверное, мыла никогда в глаза не видели.

— Клевета. Все стерильное. Черного кобеля не отмоешь добела. Просто расцветочка печальная.

— Что с шахматами?

— Ничего. Вчера не играли.

— Почему?

— Претендент взял тайм-аут.

— С добрым утром, дорогая.

— «Расстаемся мы с тобой.

Я — налево, ты — направо:

Так назначено судьбой», —

спела Анна Павловна. Требовалось поднять настроение в семье.

— Куда это ты налево собралась? — муж пошел следом за ней на кухню. — Ты что, на работу не идешь?

— Отгул взяла, я же говорила тебе вчера.

— Смотри, Анна, застукаю — убью. Дай таблеточку от головы… зачем тебе отгул именно сегодня?

— Дел накопилось. По хозяйству.

— Когда дома будешь?

— Ну что ты, право? Как освобожусь. Во второй половине дня ищи у мамы. Есть садись.

— Обормотка старая, я же в поликлинику с утра, натощак.

— Слава те, господи! Завтрак отменяется! — Анна Павловна завернула все конфорки.

Сколько же труда она положила на то, чтобы спроворить наконец мужа в поликлинику. Болячки, которые потихоньку накапливались, требовали квалификации специалистов. Медицинские познания Анны Павловны хотя и были достаточно обширны, совершенствовались немалой толикой ее собственных новаций. Анна Павловна — исследователь по душе и профессии, любила поэкспериментировать и в медицинских вопросах. Настал момент, когда ее система врачевания мужа потребовала профессиональной корректировки.

— Запомни все, что тебе скажут.

— Еще это держать в голове! — муж возмутился. — Они и так получают от меня избыточную информацию. Спрашивают: «Какие таблетки принимаете?» — а я им: одну желтую, одну розовую и пестренькую.

— И догадываются?

— Эмма Васильевна тебе позвонит. Разберетесь. Выгляни, машина пришла?

— Стоит.

— Пошел.

— Дуй.

Поцеловав и отправив голодного мужа в путь, Анна Павловна присела, чтобы собраться с мыслями и систематизировать поступки грядущего дня. Нужно было изыскать самое рациональное решение, исключающее суету и бесполезную трату дорогого времечка.

Общественные и производственные бури слишком активно бились о двери квартиры Анны Павловны, иногда врываясь в нее стремнинами и водоворотами. Муж был занят тяжелым трудом, ответственными делами, и дела эти редко оставались за порогом, хотя Анна Павловна отважно подставляла свою не слишком широкую грудь на преграду этому стихийному потоку. Она защищала свой очаг, но не очаг как таковой. Предметом охраны был муж, у которого должна же найтись наконец какая-то нора, где можно было отлежаться, отключиться, дать себе передышку. А если не дома, то где?

Для них обоих было когда-то время, когда таким местом становились чужие гнезда, где всегда казалось лучше, чем по адресу постоянной прописки. Но тогда они еще не были вместе, жили кто как умеет, стараясь найти и не находя согласия с самими собой. Потом пути их сошлись, а спустя какое-то время появился и свой дом. И Анна Павловна им судорожно дорожила.

Они жили вдвоем, как молодые. И заботы у Анны Павловны были молодыми, и совместная жизнь их пока что не притупила. «И не притупит», — подумала Анна Павловна, потому что лично сама стояла на страже, сохраняя первозданность отношений. Она хорошо отдавала себе отчет в том, что когда-то состоявшаяся их встреча с мужем стала самой большой удачей в ее жизни. Поэтому жила она с хорошо и четко осознанным ощущением обретенного богатства, редкостного сокровища, в чем, собственно, и заключалась полнота жизни каждой истинной женщины.

Анна Павловна сидела в удобном кресле, расслабившись и дымя сигаретой, наедине со своими соображениями. И мысли ее были банальными-банальными. Но из банальностей этих состояла человеческая жизнь.

Кресло было очень покойное, финское. На нем лежала шкура северного оленя. Тоже финского. И олень этот нещадно лез. Анна Павловна ждала снега, чтобы наконец вычистить шкуру в ее родной стихии, а пока предупреждала подружек, чтобы были поаккуратнее и дома им не всыпали бы за слишком тесное общение с седым, теряющим волосы кавалером.

Мужа она предупреждать забывала, а может быть, не делала этого нарочно, в наказание за неразумную покупку, сделанную на рынке в Хельсинки. И поэтому всегда носилась за ним с щеткой.

Перекинув ногу на ногу, Анна Павловна полюбовалась ею и решила, что пора наконец заняться венами. Это благое намерение отвлекло ее ненадолго, потому что четкий план дня уже выстраивался в ее дисциплинированном мозгу, и надо было браться за его осуществление.

Телефонный звонок негармонично вклинился в плавный ход ее мыслей. Звонила Алла Аркадьевна, лучшая подруга с работы.

— Смывай с себя крем и быстро приезжай, тебя директор ищет. Я тебя уже полчаса прикрываю.