Шерас - Дмитрий Стародубцев

Новоиспеченный Инфект отблагодарил учителя всеми возможными способами. На улицах и площадях восстановили статуи тхелоса. Умозаключения ученого теперь самым непосредственным образом влияли на авидронские законы. Сотни Тхелосалл наперебой приглашали Провтавтха возглавить свои советы. Его книги во множестве переписывались и быстро распространялись. Речи его передавались из уст в уста. Алеклия сделал Провтавтха личным тхелосом, членом Совета Пятидесяти, и ежедневно призывал к себе, обсуждая с ним вопросы, касающиеся государственных интересов.

Провтавтх внимательно выслушал Инфекта, иногда в задумчивости морща лоб. Несколько своих мыслей он записал в трубчатом свитке, который всегда был при нем.

— Я вижу, ты полон сомнений и тревоги, — отвечал тхелос, когда Инфект закончил. — Это нормальное чувство, присущее не только людям, но и богам. В сомнении рождается Истина, а чувство тревоги свидетельствует о глубоком переживании за судьбу Отечества.

— Но, учитель, страх — это презренное чувство, сжигающее душу, сеющее панику. Оно позорит любого авидрона. А Инфекта и подавно. Я недостоин столь высокой должности, если боюсь врага. Что сталось со мной?

Провтавтх скрутил свиток и убрал его в складки плавы. Он провел пальцами по гладко выбритому подбородку, собираясь с мыслями, — шестидесятилетний философ никогда не носил бороды, с презрением относясь к моде. Алеклия ждал ответа. В волнении он снял с головы божественный венец и крутил его в руках.

— Страх, сын мой, испытывает каждый. Он помогает мыслить трезво, оценивать ситуацию здраво, совершать поступки взвешенные. Разве имеет хорошую цену бесстрашие юнца, который мужественно бросается на врага, но погибает неразумно? Ведь он мог, подумав, взять противника хитростью. А для тебя, которого избрали Богом, отсутствие страха даже опасно…

— Ты хитришь, Провтавтх, — перебил Алеклия с раздражением в голосе. — Ты желаешь меня успокоить, но только разжигаешь огонь недоверия…

Провтавтх поднял руку, прерывая Инфекта. Он сделал так, как когда-то делал в военных ходессах во время уроков, требуя внимания непослушных подростков. Алеклия умолк, с улыбкой вспомнив жест, знакомый с детства.

— Многочисленные противники твои, могущественные враги Авидронии, только и ждут от тебя опрометчивых поступков. От острова Нозинги и до берегов Бесконечного океана, от Вантики до Штрихсванд во дворцах большинства правителей царит уныние. Большинство интолов только и мечтают о том, чтобы ты оступился. И тогда померкнет слава нашего государства, и сбежится свора ненасытных шакалов и растерзает, урча, то, что мы сейчас с гордостью называем Великой Авидронией. Со всеми ее липримами, зависимыми землями, дружественными племенами и союзными полисами. И подлый Берктоль им поможет. А ведь не ты ее основал, а твои великие предшественники. И не тебе ее губить.

Поверь мне, я знаю тебя давно: тебе не занимать ни мужества, ни отваги. Но слава Гномам, или, говоря сегодняшним языком, слава Божественному, то есть тебе, ты достоин быть Богом авидронов. Поэтому я и сделал все, что от меня зависело, десять лет назад на Круге Ресторий. Но внемли правде: я не произнес бы ни слова в твою пользу, если б не верил. То, чего раньше тебе недоставало, той взвешенности поступков и выдержки, которой сейчас ты можешь похвастаться, — всё это тебе принесли годы, которые ты прожил во славу Авидронии. Такое дается только опытом многих лет жизни. Оценивая опасность по достоинству, ты сможешь принять единственно правильное решение.

Алеклия едва заметно улыбнулся и благодарно кивнул головой. Ему понравились слова тхелоса.

— Но что ты скажешь о моем сне, — всё же спросил Инфект. — Не может ли он предсказывать скорую погибель?

— Ничуть. Внемли самому достойнейшему толкователю снов в Грономфе. Ты забыл об одном: ты и сам Бог. И, будучи Богом, ты можешь предсказывать события, пусть даже это происходит во время сна. Думаю, твой сон — не будущее страны, а лишь напоминание об опасностях, которые могут подстерегать всех нас. Во сне тебе указаны истинные твои враги, и, зная их в лицо, ты не получишь нож в спину. Прими достойные меры, и тогда Грономфе ничто не будет угрожать…

Провтавтх говорил еще долго, и взгляд Алеклии постепенно прояснялся.

— О учитель, твои слова живительной силой наполняют мое сердце. Я так рад, что ты рядом, — ведь только тебе одному я могу довериться. Я даже проголодался и хочу, чтобы ты разделил со мной утреннюю трапезу. И ты не можешь отказать Инфекту.

Провтавтх замахал руками, но Алеклия был неумолим. Схватив препиравшегося тхелоса железной хваткой бывшего цинита, он потащил его во дворец.

Три тысячи восемьсот слуг день и ночь трудились в Дворцовом Комплексе Инфекта. Несколько сотен из них имели счастье обслуживать утреннюю трапезу величайшего правителя. В трапезной зале, где размещалось не менее тысячи гостей, всё было отделано розовым мрамором, а из настенных массивных глыб смотрели высеченные изваяния, соединяясь в длинный барельеф, повествующий о беспечных застольных традициях древних авидронов.

За утренней трапезой Алеклия и Провтавтх говорили о совершенствовании законов, о доходах и расходах казны и о податях, которые либо губят страну, либо ее возвеличивают. Тхелос ел мало, предпочитал мясу и рыбе корнеплоды и травы. Говорил он неспешно, иронично и иногда слегка назидательно.

Авидронскую казну Провтавтх сравнивал с рекой Анконой, которая, насыщаясь из тысяч источников, заполняет широкое русло полноводными потоками. Если из реки черпать умеренно, не строить плотин и отводных каналов, то русло никогда не обмелеет и река будет вечно радовать жаждущего прохладными водами.

Казна страны, как верно утверждал тхелос, пополнялась из многих источников. Восемнадцать стран, тридцать племен и пятьдесят четыре города платили за защиту и военное покровительство, оказываемые Авидронией. Семь государств, поверженных в битвах, выплачивали ежегодный откуп. Инфекту принадлежало около пяти тысяч кратемарий, каждая из которых приносила в год не менее пятидесяти берктолей. Свою часть дохода приносили и акелины Инфекта, разбросанные по всему континенту.

Двадцать девять Ристалищ, с представлениями каждую триаду, по дням Божественного, и платой за вход в полпаладиума, приносили не менее двухсот тысяч берктолей. Немалый доход давали золотые и серебряные рудники, шахты и каменоломни, работорговля (особенно во время войны), продажа и аренда земли, услуги почтовых постов, общественный извоз, охрана торговых судов, большие мастерские, торговые форумы… Нескончаемым потоком сыпались в казну монеты, вырученные от продажи кораблей и оружия, всевозможной внутренней и континентальной торговли. Наместники территорий, липримары, отправляли Инфекту три четверти своих доходов.