Впечатления моей жизни - Мария Тенишева

Однажды, когда я сидела за подобным ответом, вдруг открывается дверь… и князь на пороге, сияющий такой, довольный. Я вскочила и снова в бессилии опустилась в кресло от испуга, неожиданности и смущения, закрыв лицо руками. В душе мелькнуло сознание, что с Б. все потеряно. Увы, действительность наступила слишком скоро…

Волю князя, его решение, когда он что-нибудь в голову заберет, никогда никому еще в жизни побороть не удавалось — это был кремень. Он решил неумолимо стать между мной и Б., и это ему вполне удалось.

Мне стало ясно, что чем дальше, тем вопрос все больше усложняется, и ни переписке, ни словесным объяснениям этого недоразумения не разрешить. Что тут было делать? Оправдываться? Стараться примириться? Но как? Что я могла сказать? В глазах Б. я была несомненно кругом виновата. Обстоятельства все были против меня. Я же и сердцем и помыслом была чиста. Видно, не суждено мне было стать его женой. Между нами произошел окончательный разрыв. Встреча с князем была для меня роковой.

Пора, давно пора было нам с князем серьезно объясниться, выяснить наши отношения, выяснить правду в этом вихре событий. Чего он хотел, войдя так смело в мою жизнь? Что за положение создал он, преградив мне путь к намеченной цели? И какая была его цель спутать все карты?

Этот сильный человек с громадной волей, эта отвага — я должна сознаться — были мне по душе. Зародившаяся симпатия не осудила его.

Но это был бы не он, если бы он посмел предложить мне что-либо такое, что не было бы на высоте его личности. Только серьезное увлечение, глубокое чувство могли оправдать его поступки. Когда руководит сердце — оно уносит… Мы протянули друг другу руки — судьба наша решилась[29].

IX

Свадебное путешествие

Во время большого весеннего разлива рек мы совершили наше свадебное путешествие. Это было что-то чарующее, волшебное, небывалое по своей оригинальности. У Вячеслава был свой собственный пароход, построенный на Бежецком заводе. Мы сели на "Благодать" в двенадцать часов дня. Погода была дивная. Теплый майский день (1892 года), радостное весеннее солнце сопутствовали этому первому путешествию по Десне. Мы торжественно отвалили от Бежецкой пристани при большом стечении заводского люда, сбежавшегося со всех сторон посмотреть на это событие.

Наш плавучий дом был очарователен — хорошенькая, веселая дача на воде. В рубке помещалась уютная гостиная и столовая, с другой стороны — кухня, буфет и все хозяйство. Под палубой шел ряд удобных кают для нас и прислуги. Командиром парохода был заводской старый, заслуженный мастер, матросы были набраны из рабочих — все люди сильные, веселые. Князь уговорил Киту примкнуть к нам и сделать вместе эту прелестную весеннюю прогулку по водам.

В этом месте Брянского уезда Десна не судоходна, ходят только плоты, да из мальцовских заводов плывут вниз по течению баржи с посудой. Вообще подобное путешествие на пароходе было редкостью, и его можно было предпринять только благодаря огромному количеству воды и этом году.

Мы плавно шли по течению, оставив за собой Бежецкий завод, его стук, дым и нервную суету, и в скором времени миновали Брянск.

Вероятно, как и все уездные города, непригожие вблизи, издалека он казался живописным, с разбросанными по высокому берегу серенькими домиками, утопающими в густых садах. После Брянска мы вошли в широкую равнину. Справа, слева до горизонта разливался перед нами океан. Только кое-где торчали из воды макушки деревьев, да чернели верхи затонувших стогов. Местами водное пространство незаметно суживалось, чувствовались берега, заросшие кустами, окутанные бледно-зеленой дымкой. Искрящаяся мелкая рябь на воде ослепительно блестела на солнце, а теплый ветерок ласково щекотал лицо. Мы были прикованы этим зрелищем. Для слов и восторга не было места.

О Русь дорогая… Как я люблю тебя в этой торжественной и святой простоте…

В сумерки мы причалили к берегу. Ночью идти было опасно. Вечер настал синий, прозрачный и глубокий. Вблизи от нас стоял еще неодетый лес. Он, казалось, был на низком месте. Между темными стволами деревьев виднелись светлые пятна отраженного неба в воде. Где-то на бугорке наши матросы развели костер. Затрещали сучья, запахло дымком. Минутами у костра освещались оживленные лица, двигающиеся фигуры. Красные огни костра невольно притягивали внимание - кругом все казалось черней. Из глубины теней слышались голоса, смех.

Вдруг, высоко в воздухе, блеснул сильный сноп яркого света, точно колоссальный моток искрящейся пряжи. Это навели прожектор. Ловко обогнув кругом горизонта трепетной струей своей, он остановился на одной точке. Нашим глазам представилась удивительная картина. Вдали от леса одиноко стоял на поляне огромный дуб. Макушка его, казалось, давно уже была сорвана бурей, только по бокам его еще торчали корявые ветки. Верхняя часть подгнившего дерева образовала дупло. В нем свила гнездо свое чета аистов. Самка сидела на гнезде, а самец, стоя тут же на одной ноге дозорным, мирно заложил голову свою под крыло. Наш назойливый свет, вероятно, разбудил его. Опустив ногу, он с беспокойством стал озираться. Жаль было нарушать их покой, мы потушили прожектор.

Понемногу и на "Благодати" погасли огни. Машина давно уже остановилась. Все затихло — уснуло. Воцарилась успокоительная ночь. Тихо догорал костер, изредка выбрасывая умирающие блестки. Слышался ровный плеск усиленного течения, да где-то неутомимо журчал ручей. Вдруг близко-близко залился соловей знойно-страстной песней… Сколько в этот день было пережито впечатлений чистой красоты, трогательных волнений… Я невольно заплакала, подняв глаза к Богу…

Ранним утром мы снова пустились в путь. Было всего четыре часа утра. Я очутилась на палубе — мне не спалось. Густой туман окутывал всю местность, клубясь как дым по поверхности вод. Тянуло холодком. Утренняя роса крупными каплями искрилась на солнце. Легкие розоватые облачка, спутники восхода, незаметно таяли в беспредельной голубой выси. Утреннее солнце слабо пригревало, обещая теплый день.

Мы шли очень тихо. Река в этом месте капризно извивалась причудливыми, неожиданными коленами. На носу стоял матрос, часто и громко что-то выкрикивая.

Мало-помалу туман редел, а солнце все сильней да сильней припекало. В полдень зычная сирена возвестила нам своим ревом, что мы близки к остановке. Действительно, мы вскоре причалили к Трубчевску, и, как только мы стали, "Благодатью" сразу овладели какие-то люди, стоявшие уже на берегу и с видимым нетерпением ожидавшие этой минуты. По мостику поднялась шумная беготня. Носили огромные вязанки дров, с грохотом бросая их в трюм. Передавались всевозможные корзины, наполненные провизией, слышались приказания, смех и брань. Оказалось, что впереди нас шел крошечный пароходик, заказывая по пути, на главных остановках, нее необходимое для нашего путешествия.