Власть в Древней Руси. X–XIII века - Пётр Толочко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ссылка на принятую практику, которой неукоснительно следовали «вси посадници», по существу, включает в их ряд и Ярослава Владимировича. Как справедливо считает В. Л. Янин, летописец, по существу, ставит знак равенства между посадниками ранней поры и князьями, получавшими власть над Новгородом из рук киевского князя. Носители такой формы посадничества появились в Новгороде уже в первой половине X в.[374]
Следующим известным по имени посадником Новгорода был сын Добрыни Константин. Об этом сказано в Новгородской первой летописи младшего извода. Ярослав «иде к Кыеву, и посади в Новѣгородѣ Коснятина Добрыница»[375]. Далее в летописи, без определенной хронологической привязки, следует рассказ о конфликте, возникшем между Ярославом и Константином, закончившимся опалой и казнью последнего. Причиной его, надо полагать, явилось нежелание Константина уступить свое место сыну Ярослава Илье (может Владимиру). Это кажется тем более вероятным, что сведения о Константине фигурируют не только в списке посадников, но и в списке новгородских князей, отражая тем самым, как полагает В. Л. Янин, тождественность форм посадничей и княжеской власти X — первой половины XI в.[376]
В литературе можно встретить мысль, что конфликт между Ярославом и Константином произошел около 1019 г. и был вызван слишком независимым поведением посадника, ограничившего волю своего сюзерена. Потерпев поражение от Святополка и Болеслава на Буге, Ярослав, будто бы, собирался, по примеру своего отца, бежать за море, но этому решительно воспрепятствовал Константин. «Ярославу же прибѣгшю Новугороду, и хотяше бажати за море, и посадникъ Коснятинъ, сынъ Добрынь с новгородьци росѣкоша лодьѣ Ярославлѣ».[377] Конечно, это был слишком незначительный повод (если был вообще) для столь жестокого конфликта. Да и по времени, согласно хронологическим расчетам, он никак не мог произойти в 1019 г. В таком случае, как справедливо замечает В. Л. Янин, мы должны были бы предполагать существование длительного периода, вообще не заполненного посадничеством, что представляется невозможным.[378]
После смерти Ярослава Мудрого и утверждения на великокняжеском столе Изяслава Ярославича посадником Новгорода становится Остромир. Сообщения об этом находятся в Новгородской летописи, а также в «Остромировом Евангелии». В летописи под 1054 г. сказано: «И приидѣ Изяславъ к Новугороду и посади Остромира в Новѣгородѣ. И иде Остромиръ на Чюдь с новгородци и убиша его Чудь и много паде новгородець с ним».[379]
Запись поздняя, обобщенно хроникальная, объединяющая в одном тексте два разновременные события. Скорее всего, Остромир погиб в битве между новгородцами и чудью, которая произошла в 1060 г. «И изидоша противу имъ (чуди — П.Т.) плесковцѣ и новгородци на сѣчю, и паде руси 1000, а сосолъ бещисла».[380] Исходя из этого, можно предполагать, что Остромир посадничал в Новгороде шесть лет.
В «Остромировом Евангелии» также говорится о посажении Остромира на новгородское посадничество Изяславом Ярославичем, хотя и не уточняется, в каком году это произошло. «Изяславу же кънязю тогда предрьжащу обе власти: и отца своего Ярослава и брата своего Володимера. Сам же Изяслав кънязь, правляаше стол отца своего Ярослава Кыеве. А брата своего стол поручи правити близоку своему Остромиру Новегороде».[381]
Из буквального смысла этого свидетельства следует, что новгородское посадничество представляется его автору, по существу, как княжеское настолование. Остромиру поручен в управление стол брата великого князя. В. Л. Янин полагает, что Остромир не был непосредственным преемником Владимира Ярославича, так как в год его смерти еще правил Ярослав и замещение новгородского стола было его заботой.[382] Формально это действительно так, но почему тогда автор записи в Евангелии говорит именно о таком наследовании? Не является ли это свидетельством того, что новгородский стол между 1052 и 1054 гг. оставался вакантным и туда не был послан ни князь, ни посадник? Если это так, тогда Остромир определенно мог быть воспринят современниками как непосредственный преемник Владимира, т. е. человек, занявший новгородский стол после него.
По существу, на Остромире и прерывается новгородское посадничество в его изначальной киевской княжеобразной форме. Подводя итог этому периоду, В. Л. Янин отметил, что новгородские посадники X–XI вв. занимали такое же место в общей системе перехода новгородского стола, как и князья. И те и другие были наместниками великого киевского князя, несущими одни и те же функции.[383] На этом основании он пришел к выводу, что новгородский вариант посадничества вообще являлся системой организации Киевского государства начальной поры и что со второй половины XI в. посадничеству противостоит идея княжеских вотчин, идея независимости столов от воли киевского князя.[384]
Здесь и с хронологией явления не все однозначно, и с самой идеей. Это правда, что на знаменитом Любечском княжеском съезде была провозглашена идея независимости вотчинных владений. Но правдой является и то, что она не отменила принцип старейшинства. Ни на общедревнерусском уровне, ни на земельном. В пользу этого свидетельствует постоянная борьба князей за киевский и удельные столы, а также связанные с ней перемещения князей. Их путь к Киеву, как правило, проходил через удельные столицы. Владимир Мономах прежде чем стать великим киевским князем, занимал столы в Чернигове, Смоленске, Переяславле. Его сын Мстислав до Киева княжил в Новгороде и Белгороде, а внук Изяслав — во Владимире-Волынском и Переяславле. По существу, таким же ступенчатым (лествичным по летописной терминологии) было восхождение князей и в пределах отдельных земель.
Ничего нового в этом не было. Точно так князья проходили путь к вершинам древнерусской власти и в X–XI вв. Достаточно вспомнить, что Ярослав Мудрый, прежде чем занять киевский стол, княжил в Ростове и Новгороде. И, разумеется, его положение там не было совершенно тождественным посадскому. Об этом свидетельствует уже факт реализации им претензий на великокняжеский стол. Можно ли представить на его месте, скажем, Добрыню, Коснятина или Остромира? Конечно, нет. При исполнении одних и тех же функций новгородские князья и посадники занимали совершенно разное место в системе государственной власти на Руси.
Специфика новгородского посадничества ранней поры, порождающая некоторую иллюзорность его равнозначности с княжением, заключалась в том, что, во-первых, посадники, как бы, действительно замещали князей, а, во-вторых, что все они были княжескими родственниками. Вероятно, именно это обстоятельство дало основание поздним летописцам включить Коснятина не только в список новгородских посадников, но и в списки князей. Но мы ведь знаем, к чему привели его амбиции. И определенно Добрыня, Коснятин и Остромир не являлись в общей цепи перемен на новгородском столе такими же звеньями, какими были Ярослав, Илья, Владимир и другие князья, как это кажется В. Л. Янину.
Видимо, действительно можно говорить о «переходе власти над Новгородом от Ярослава к Коснятину, от Коснятина к Илье, а затем к Владимиру», но нельзя тоже самое утверждать по отношению новгородского стола. Посадники его никогда не занимали. Вывод этот следует из уже цитировавшегося свидетельства «Остромирова Евангелия». Изяслав Ярославич не посадил Остромира на новгородском столе, а поручил его в управление: «А брата своего стол поручи правити близоку своему Остромиру».
Выше шла речь о том, что согласно В. Л. Янину, новгородская княжеско-посадническая форма правления являлась универсальной системой организации древнерусской государственной власти вплоть до конца XI в. Если иметь ввиду степень административной зависимости местной власти от Киева, то, наверное, с этим можно согласиться, если же форму правления, то ничего похожего в остальных удельных столицах не было. Со времени учреждения в них княжеских столов занимались они исключительно представителями княжеского правящего рода и нет ни одного летописного свидетельства о том, что равнозначные управленческие функции исполняли там и посадники.
Институт посадничества, судя по всему, столь же давний в древнерусской действительности, как и институт княжения. Впервые под своим названием он упомянут под 977 г., но фактически имел место и до этого. Практика раздачи городов и волостей «мужам своим» зафиксирована уже во времена Рюрика. После смерти братьев, как пишет летописец, «прия власть Рюрикъ, и роздал мужемъ своимъ грады, овому Полотескъ, овому Ростовъ, другому Бѣлоозеро».[385] С аналогичным явлением мы встречаемся и в правление Олега. По пути из Новгорода в Киев он овладел Смоленском и Любечем, и в каждом из этих городов посадил «мужа своего».[386]
