Самая белая ночь - Ася Лавринович

– Алик, что случилось? – ахнула Татьяна, разглядев лицо сына в тускло освещенной прихожей.

– Неудачно упал, – огрызнулся Алик, разуваясь. – Дай пройти, мне надо умыться!

Теперь я узнавала Алика. Он снова вернулся в привычное амплуа обиженного на весь мир подростка.

Татьяна растерянно заморгала, пропуская сына. Отец же, почуяв, что вот-вот может назреть очередной конфликт, засуетился:

– Агния, ты голодна? Может, чайник поставить?

– Нет, не нужно, меня внизу ждут.

– Я поставлю, – быстро сказал папа, ретируясь на кухню. Он по-прежнему меня избегал. Все эти годы мы общались только по телефону, и иногда разговоры эти были вполне нормальными и порой даже информативными. В жизни же отец боялся меня как огня.

Когда Алик скрылся в ванной и послышался плеск воды, я негромко сказала Татьяне:

– Он врет. Его избили.

– Избили? – откликнулась Татьяна. – Кто?

По пути сюда я дала брату слово не вмешиваться, но не сдержалась. Те парни обещали, что не оставят Алика в покое. И один он явно не справится с этой ситуацией.

– Кабы я знала кто, – усмехнулась я. – Кто-то из школы. Поговорите с Аликом и все выясните. Он знает своих обидчиков. Те отморозки так просто не отстанут, они предупреждали Алика…

– Это из-за той девчонки? – перебив меня, спросила Татьяна. – Кажется, Кати? Я слышала, как он разговаривает с ней по телефону.

– Да, возможно, – уклончиво отозвалась я. – Но, насколько я поняла, конфликт начался намного раньше. Еще осенью.

– Мальчишки, – беспечно махнула рукой Татьяна, – разберутся сами между собой. И это даже хорошо, если моего Алика отвадят от этой… Кати. Она только мешает учебе. Рано еще Алику о девочках думать. В следующем году экзамены.

Я долго и внимательно вглядывалась в лицо Татьяны, пытаясь заметить хоть тень беспокойства за сына, но ничего такого не увидела.

– Может, его еще в одну секцию записать? – будто у самой себя спросила Татьяна. – Чтобы не думал о глупостях.

– Запишите его в секцию по самообороне, – посоветовала я. И сухо добавила: – До свидания.

Татьяна, стараясь не замечать моего враждебного настроя, натянула привычную сладкую улыбку.

– До свидания, Агния. Забегай в нам в гости!

– Обязательно.

Когда я уже вышла на лестничную клетку, Татьяна внезапно окликнула меня:

– Агния, где вы с Аликом пересеклись?

Обернувшись, я ответила:

– А мы теперь друзья. Передайте Алику, что я жду его в гости в любое время. Пусть забегает, Харви тоже будет рад.

– Харви? – с удивлением отозвалась Татьяна. – А кто это?

– Прощайте, Татьяна!

Я быстро спускалась по лестнице, лифт решила не ждать. Хотелось скорее очутиться на улице рядом с Федей.

Он ждал меня у подъезда. В домах горели окна, по небу проплывали огромные дымчатые облака, и яркая большая звезда продолжала преследовать нас.

– Спасибо, что согласился проводить, – сказала я, – нужно торопиться, метро скоро закроется.

– Малому не влетело, что он вернулся так поздно? – спросил Федя, зачем-то посмотрев наверх, на горящие окна высотки.

– У меня вообще сложилось впечатление, что родителям плевать, – немного обескураженно отозвалась я. Неужели я была так погружена в свои проблемы и печали, когда жила у отца, что не заметила, какая нездоровая обстановка сложилась в этой семьее? – Ладно, пойдем скорее. Не хочу здесь задерживаться.

В метро мы молчали. Сидели практически в пустом вагоне на противоположных сиденьях и разглядывали друг друга, будто виделись впервые.

Центр города, в отличие от спального района, в этот час оставался многолюдным и ярко освещенным. От «Адмиралтейской» мы с Федей пешком направились в сторону моего дома. По каналам бесшумно курсировали белые кораблики. Несмотря на то что на пробежку я вышла только под вечер, этот день казался мне бесконечным и богатым на события. Я бы даже могла назвать его судьбоносным.

Мы миновали притихший красивый дом с кариатидами и свернули в небольшую арку, прячась от прохожих. Внезапно Федя крепко обнял меня одной рукой и прижал к себе. Уткнувшись носом в мои волосы, долго молчал. Я же вцепилась в его плечи, будто Федя был спасательным кругом.

– Зимой от тебя пахло морозной вишней, а сейчас воздухом после летней грозы, – сказал Федя.

– Куда ты сегодня спешил? – спросила я, крепче прижимаясь к нему.

– С парнем одним договаривался о встрече, – ответил Федя. – Он должен мне помочь с работой. Но я уже перенес наше «собеседование».

– Мне так стыдно. Это из-за меня.

– Пустяки! Он не в обиде.

– Федя, мне очень страшно. Ты знал, что Марк Шагал не смог поступить в Училище технического рисования?

– Ну где Шагал, а где ты.

– Прекрати издеваться! – Я ткнула Федю пальцем под ребра.

Федя рассмеялся, отвел в сторону пряди, упавшие мне на лицо, и внимательно посмотрел в глаза:

– Агния, все будет хорошо. Я с тобой.

Мы снова обнялись. До арки доносился звук полицейской сирены и концерт уличных музыкантов. Страшно фальшивя, ломаными голосами, они пели какую-то старенькую песню «Сплина». Давно мне не было так хорошо и спокойно на душе. Сердце счастливо и громко стучало.

– Если бы я знала, что будет так, как сейчас, то могла бы ждать тебя и тысячу лет, – сказала я тихо, – но хорошо, что ты приехал раньше.

Мы целовались в этой арке так долго, что в какой-то момент я совсем потеряла счет времени. Прощаться не хотелось. Однако Федя с сожалением сказал, что собеседование перенесли на раннее утро и нам все-таки придется расстаться.

В пустой квартире я долго не зажигала свет. Так и стояла в прихожей с гулко бьющимся сердцем. Горели щеки, губы и наверняка глаза. Сейчас они блестели от возбуждения и счастья.

Вари по-прежнему не было дома. Я умылась, разделась и нырнула под прохладное одеяло. За неимением в квартире Мечетиной Харви крутился в моей комнате, а когда я легла спать, тяжело вздохнув, угнездился в ногах. Но потом спрыгнул и подошел к двери. Долго скреб лапами. Мечетину ждет. Пришлось мне выбираться из-под одеяла, чтобы выпустить Харви в коридор.

Засыпала я с самыми счастливыми мыслями. Перед тем как мы расстались у парадной, Федя признался, что по-прежнему сходит по мне с ума. И я сходила. Мне не верилось, что это происходит на самом деле. Сбылось то, о чем я даже боялась подумать… Из-за бессонной до этого ночи и насыщенного вечера я быстро провалилась в сладкий сон и впервые в жизни продрыхла так долго, что даже не услышала трель будильника. Когда проснулась, в окно уже били яркие солнечные лучи. Дверь в мою комнату почему-то была распахнута настежь. Из кухни доносились чьи-то голоса и звон посуды.