По аллеям души - Александр Дергачев

не долетали, разбиваясь об крепкую мамину стену, и ценой жизни матери здесь была жизнь её ребёнка.

Вдруг внезапно деспот вырвал Марьям из рук Раисы и направился прочь, потом остановился, как будто что-то забыл, вернулся к лежащей жене и сильно пнул её в живот. Тихий стон боли и отчаяния гулко пронёсся по двору.

— Убью! Дрянь! — прорычал он и с силой ударил свою жертву прямо по лицу так, что кровь брызнула в разные стороны.

— За что? — послышалось мамино в наступившей вдруг тишине.

С этим последним ударом всё в их семье было кончено.

Деревня, точнее, аул, где прошло детство и юность Марьям, была татарской. Солнце и дождь, ветер и летняя жара, а зимой мороз со снегом делали своё дело. Природа любила здешние серые цвета и раскрашивала ими всю округу, запросто добавляя мрачности в картины старых обшарпанных крыш и стен. Дома на улицах были похожи друг на друга и напоминали какую-то очередь будто бы за лучшей жизнью. Стоящие на улицах заборы состояли из стволиков небольших сосёнок вперемешку с белеющими, давно срубленными берёзками, кора которых уже облупилась. Всё потерялось во времени, местами проросло само место заборов высокими кустами ирги и черёмухи, совсем не канадского, а сибирского клёна, раскидывающего осенью по ветру свои вертлявые семена. Так получалась картина достаточно безрадостного, гнетущего мира. Её дополняли не асфальтированные улицы с глубокими колеями, продавленными колёсами авто. Если долго не было дождя, то любая рычащая здесь машина поднимала огромные столбы пыли. А пыль-то была и рада стараться: оседала толстым грязно-серым слоем на любую любопытную произрастающую из травы или листьев зелень, без разбора надёжно и надолго тогда скрывала живой нормальный зелёный цвет. В довершение, если чуть поднять глаза вверх, то можно увидеть окраину аула, где возвышалась и хозяйничала покосившаяся старая кирпичная водонапорная башня, будто извиняясь своими красными боками за серые краски.

Но зато весной после долгой зимы серые тона отступали, и приходило настоящее весеннее тепло. Казалось, сюда устремлялись все птицы, и новая зелень, и всякая другая живность, все и вся норовили убрать надоевший серый цвет. И вот тогда улыбалась всему этому действу та самая башня, добавляя в довершение на картину пятно красного. Контрасты зелёного и серого бросались в глаза, а фоном служило безоблачное небо, принося с собой элементы какой-то исключительности для всех местных жителей от мала до велика. Звуки этой большой татарской деревни или просто аула криками петухов, мычанием коров, блеянием коз, овец и лаем собак по утрам будили обитателей и добавляли колорита в их жизнь.

Если прямо пойдёшь по той или этой улице, без разницы, то увидишь везде и сибирский размах, и какую-то вместе с тем простоту. Только и успевай всё это своеобразие подмечать.

Сибирские татары — черноволосые, смуглые потомки хана Кучума. Они не казанские: и язык немного отличается, и обычаи. Бывали случаи даже, когда не совсем они понимали друг друга. Казанские — побогаче будут, понапыщеннее, а местные во всём попроще: простор больше любят и свободу. Они почти не перемешивались кровью с другими народами и, приняв Ислам, остались своеобразными.

В тот год в аул приехала делегация с юга, будто Коран продвигать. На самом деле местные женщины сманивались южанами в жены. Туда на пмж увозили к себе из аула многих. Брали только молодых, красивых, хотя, впрочем, и другими не пренебрегали. Всё действие оплачивалось так, что большим татарским семьям от таких отъездов женщин был один большой прибыток.

Марьям навсегда запомнила тех людей в тюбетейках, на коленях картинно целующих здешнюю землю. Эти чужаки даже языка толком не понимали, только часто взывали к аллаху и всё.

— Откуда эти дядьки? — спрашивала Марьям маму.

— Издалека, а что, на кого они похожи?

— На бабаев страшных, — отвечала ей Марьям.

После случившегося тогда Раиса прибежала к мулле, который контачил с приезжими, и попросила спрятать её от мужа.

Тот посмотрел на неё с жалостью: вся в слезах, лицо заплыло в сплошном синяке, ни глаз, ни рта, брови рассечены, всё в крови, рёбра сломаны, голова пробита, одежда порвана.

Главный южанин решил помочь бедняжке. А что? Красивая женщина, если убрать её синяки да принарядить, то она очень даже может принести ему большую выгоду, ведь там, откуда он приехал, за деньги можно было всё. От такой изящной фигуры, красивых глаз не откажется ни один богач, взяв к себе в гарем, только надо переждать, пока выздоровеет.

Решено было тайно вывезти её из аула, а потом из страны, дав другое имя. Так Раиса исчезла. Её сначала увезли недалеко, за восемьдесят километров тут же в области. Потом где-то через месяц приехал главный южанин. Все склоняли головы перед ним уважительно, подобострастно, все говорили между собой, что этот человек очень влиятелен, богат и имеет высокий мусульманский сан. При встрече южанин спросил Раису о здоровье:

— Голова не болит? Синяки? Они скоро пройдут…

— Я вам так благодарна за всё. Век буду помнить Вашу заботу обо мне, спасибо! — с благодарностью произнесла Раиса. — У меня есть дочь Марьям, я хочу увидеть её.

— К сожалению, это невозможно. У тебя сейчас другое имя. Скоро мы уедем отсюда, а твоя дочь пока побудет с отцом и с бабушкой. Набирайся сил. На всё воля Аллаха, — он поднял руки, обращаясь к небу.

Так Раиса, теперь её звали Алина, уехала из тех мест. Всё было как во сне. Очнулась уже при входе в самолёт на трапе, но было уже поздно — Марьям рядом не было, хотя ей пообещали, что они попрощаются. Слёзы полились сами.

В иллюминаторе увидела огромное небо с маленькими домиками внизу, а вверху слабые не пропадающие звёзды. Она загадала увидеться когда-нибудь с дочерью. Под гул моторов пришло долгое забытьё …

Мать отца, бабка Алефа, невзлюбила Марьям с самого её рождения, звала чужой и как только можно гнобила девочку.

— Твоя мамаша — дочь карела и польки с запада, поэтому наши обычаи здесь не соблюдала, таскалась тут по аулу, бесстыжая. Но Аллах всё видит, где она, и накажет её обязательно. Куда она делась? Даже пашпорт бросила, тебя бросила, бесстыжая такая! Даже если её нет на этом свете, всё равно!

И всю свою неприязнь, даже ненависть она обращала по эстафете вместо Раисы к одинокой маленькой Марьям.

Отец после бегства жены стал пить ещё больше. Он попытался было найти Раису и за волосы притащить её в дом. Для этого он справлялся везде о ней по всей округе, пришёл