Пиноктико - Александр Мильштейн

Это как бы экстра-двойник, он тоже всё делает из бумаги, фотографирует и уничтожает, уничтожает и фотографирует… Но у него — экстерьеры: площади, улицы, куски фасада, тополя, углы скверов, скамейки, и снова — дома, облака — всё из бумаги… И вот он — двойник Деманда получает множество писем от людей, которые узнают эти места на фотографиях… И благодарят его за то, что он увековечил милые их сердцу уголки, где они живут или когда-то жили… При этом Деманд № 2 (хотя я на самом деле не знаю, кто начал, то есть кто был первый, встречались ли они, договорились ли о зонах влияния… У Томаса Деманда, в основном, внутренние пространства, но бывают исключения — лес с пробивающимся сквозь листья солнцем, ночная площадка для игр, огороженная проволокой… Грот на Майорке… И всё же в общем и в целом разделение мне кажется чётким: у первого Деманда — внутренние, у второго — внешние пространства), так вот этот самый Деманд № 2 утверждает, что на самом деле все его работы — из головы, что он ни разу не делал из бумаги места, существующие в реальности…

«Бумага — это очень важно, Йенс».

Как тут не вспомнить о восточных (даосских?) обрядах погребения, при которых вместе с покойником сжигают бумажные деньги, бумажные дома — специально сделанные, бумажные костюмы, всё для этих целей специально делается из бумаги… Считается, что таким образом всё это переходит вместе с усопшим — в другой мир…

Я об этом подумал, когда узнал ванну Дженни на фотографии Томаса Деманда, а потом уже прошёл мысленно и дальше, в её комнатку, которая не сильно отличалась от её ванной — площадью… А так отличалась, конечно, и даже после потопа, там были стены, не заклеенные кафелем, а разрисованные граффити, покрытые книжными полками… Там висело письмо Михаила Горбачёва… Под стеклом, в огромной — особенно для этакой клетушки — как бы позолоченной раме…

Дженни когда-то написала письмо Горбачёву, в котором она благодарила его за то, что тот сломал Стену и предлагала подарить ему свою картину — она приложила к письму фотографию… Горбачёв ей ответил — она была тогда ещё совсем маленькая — и с радостью принял подарок… Он написал, что картина украсит помещение его фонда… А Дженни тогда — в свою очередь — решила украсить письмом Горби свою стенку…

Вода погубила множество работ Дженни — те, что лежали на полу, и многие подпортила — те, что стояли у стенки, а о дальнейшей их судьбе — её работ — мне вообще ничего не известно, их забрали её родители… Я был один раз в квартире вместе с ними, помню, как мама её заплакала, увидев горбачёвское письмо… Она сказала мне, что была такая американская девочка Саманта Смит, которая тоже написала письмо, хоть и не Горбачёву, а Брежневу… Потом ездила в Советский Союз, стала маленькой мировой celebrity… А потом разбилась в авиакатастрофе… И что у неё — у мамы Дженни — было поэтому нехорошее предчувствие…

Дверь её квартиры закрыта, я не знаю, живёт ли там кто-нибудь. Прошло уже несколько месяцев, так что, скорее всего, кто-нибудь да живёт, такие дешёвые квартирки нарасхват, по крайней мере, раньше в квартале Глокенбах…

Хотя ситуация с жильём часто меняется, может быть, сейчас квартир больше, чем желающих, и в комнатке Дженни никого нет… А значит, она могла бы — при желании… Но то, о чём говорить нельзя…

Можно, по крайней мере, думать…

Также неизвестно, сделал ли хозяин ремонт…

Совсем уже ненужная мысль, да?

Просто я об этом подумал, когда зашёл вчера в «Контрабас» и застал там ремонт, а поскольку, как я уже сказал, с некоторых пор я воспринимал «Контрабас» как продолжение Дженни… Дженни?

Это оговорка, на самом деле, конечно, её квартиры…

В баре работал маляр, я, тем не менее, зашёл, рабочий был рад поболтать, устроить перекур…

На одном из столов лежал его раскрытый чемоданчик, я стал разглядывать инструменты — сам я никогда не делал ремонт… Там был огромный шприц, там был какой-то странный бинт или марля… Странный в том смысле, что ячейки были большие, как у сетки для настольного тенниса… И множество всяких щипчиков, шпателей, стамесок, тюбиков, скальпелей… Чемоданчик сумасшедшего врача… Или художника… Ветеринара… Вызванного к огромному животному…

Я спросил маляра про шприц, и он объяснил, что это, чтобы вводить раствор в щели…

Ну а «бинт» служил для наложения на шероховатые места — это их сглаживает, а потом уже поверху — шпаклёвка, побелка… По-моему, всё уже было закончено, всё было белым и гладким, и ясно было без слов, что у «Контрабаса» сменился владелец…

Но маляр сказал, что это только первый слой, что работа ещё далеко не закончена…

Он докурил сигарету и ждал, когда я уйду… Я последний раз обвёл глазами белизну, за которой осталась часть моей жизни…

Я не знал ещё, куда я пойду дальше, почему-то мне захотелось позвонить Феликсу, я взял уже было телефон в руку, но вдруг вспомнил, что на вопрос, прозвучавший мне вдогонку, когда я заходил к нему в последний раз, я ответил, что иду в пинакотеку… Ну а что я ещё мог сказать человеку, который признался, что называл меня «Пиноктико»…

С тех пор утекло много воды… Я пробовал вернуться в прежнюю жизнь, заходил в «Контрабас», встречал Дженни, терял Дженни, у которой… отошли потом воды… А я так до сих пор не знаю, кто был моей матерью…

И всё же была какая-никакая логика в том, что, вспомнив слова, которые я год назад крикнул Феликсу из прихожей его офиса, я в самом деле теперь поплёлся в пинакотеку…

Я прошёл через Гэртнерплац, потом через Мариенплац, потом через Одеонзплац…

Чувствуя, что сейчас всё zer-platzt (т. е. лопнет, как мыльный пузырь), по дороге, кстати, я снова думал о Деманде, о пловчихах, перекраивавших ножницами своих ножек бумажную зелёную воду… И так уже нарезанную на полоски дорожек…

Я вспомнил, что Йенс № 3 — театральный художник — перешёл недавно из театра в кино…

Причём, если в театре его макеты были только макетами, которые потом вырастали в настоящие декорации… То в кино всё это оказалось вообще… Одно и то же…

Йенс делает для режиссёра Эммериха трёхмерные модели… То, что раньше делали с помощью анимации, теперь почему-то хотят снова сделать материальным…

Просто меньше в тыщу раз… Так что всё смешалось, микроны, макросы… Йенс № 3 всегда казался самым вероятным кандидатом в демиурги… Он сотворял каждый раз не только сцену, но и зрителей в зале — крохотные такие фигурки… По дороге из «Контрабаса» в пинакотеку я успел вспомнить всех трёх Йенсов, при этом, как всегда, когда я вспоминаю своих тёзок, я чувствую себя загулявшим бликом, я поражаюсь, когда люди, как ни в чём не бывало, обращаются ко мне «Привет, Йенс!», вместо того, чтобы молча пройти насквозь…

О Йенсе № 2 я, по-моему, ещё вообще ничего не сказал… Он художник, закончил всё ту же Академию, что не успела закончить Дженни…

Он живёт в сквоте, но не таком, как, скажем, казармы на До-магштрассе, а в уютном особняке, который снимают шесть художников, поэтому, честно говоря, работы этого Йенса перемешались у меня в голове с работами нейенсов…

Помню хорошо только одну его домашнюю выставку, смешанная техника… Но не писал ли я уже об этом? Лень листать назад, ничего страшного, если повторюсь, техника была в прямом смысле смешанная… Йенс № 2 проецировал видео на фотографии, которые, в свою очередь, были стоп-кадрами того же самого видео…

Сначала то есть на стене просто висели фотографии, потом незаметно включалось несколько проекторов, и фотографии расширялись, покидали свои рамки, смешивались друг с другом — постепенно превращаясь на стене в некое сияние…

Ещё этот Йенс делал нечто, посвящённое РАФу, для специальной выставки, но кто же не делал что-то посвящённое РАФу, а что конкретно делал Йенс… Я уже не могу вспомнить… «РАФинированный гламур», как-то так это называлось…

Я шёл по Терезиенштрассе, между «Музеем кристаллов» и домом, в котором вскоре мне предстояло встречать Новый год… Но тогда ещё я этого не знал, я шёл в пинакотеку, вспоминая всех Йенсов поочерёдно, и то, что Йенс № 3 незадолго до этого перешёл из театра в кино… Хотя полностью никуда он не перешёл, будет и впредь делать модели декораций, просто временно он занят в кино, где его модели выдаются за объекты натуральной величины: дома, паровозы, самолёты, рощи, карьеры — Йенс № 2 может всё, в отличие от Йенса № 0, который не может ничего своими руками…

Ну и ладно, где-то у Пола Остера сказано было: «Для производства мира нужны все виды людей», в «Музыке шанса», книге, которую подарил мне на тридцатилетие… опять-таки Йенс № 2, by the way… Тогда почему бы не предположить, что для производства Jenseits[60] нужны все виды Йенсов…

Jens’Seiten, immerhin…[61]

Там — в романе — эти слова произносит один из двух геронтов, с которыми герои играют в смертельный покер…