Подземная непогода - Георгий Гуревич

Изо дня в день в накаленной, пышущей жаром кабине сидел Ковалев в трусах и несгораемом скафандре. Пот заливал ему глаза, с кончика носа капал на грудь. Ковалев моргал, встряхивал головой, протирал очки. Обязанности были несложны: рычаг от себя, кнопки, рукоятки, снова рычаг... Так каждые шесть минут. За шесть минут - двадцать сантиметров.

- И как только вы выдерживаете? - удивлялись соседи по общежитию.

Ковалев скупо улыбался. Он выдерживал двойную петлю и пикирование с восьмикратной перегрузкой, когда человек весит полтонны. Он выдерживал лобовую атаку, где гибнет тот, у кого нервы сдают раньше. Его подвело зрение, а не выдержка. Подумаешь, жара! Невелик подвиг - переносить жару!

6

Ковалев быстро освоился с комбайном, и Котов доверил ему рычаги. Правда, сам конструктор не оставлял машиниста без наблюдения, никогда не уставал повторять: "Полегче! Немножко терпения. Силой здесь не возьмешь. Плавно. Теперь - рукоятку..."

Котову было за пятьдесят, но годы не уменьшили его подвижности. Это был худенький, порывистый, нетерпеливый человек. Говорил он быстро и громко, будто убеждал собеседника и сердился на непонятливость. Часто обрывал разговор на полуслове, выбегал из комбайна в туннель, возвращался, присаживался, вскакивал, заглядывая в окошечко. Вероятно, из-за своей непоседливости он и передал рычаги так охотно новичку. Самому Котову трудно было высидеть неподвижно несколько часов.

Летая, Ковалев привык к постоянному напряжению, настороженности, к ежесекундной готовности встретить смертельную опасность. На подземном комбайне быстрота была ни к чему, требовалось только внимание и терпение. Ковалев скучал за рычагами. Руки у него не уставали, голова была свободна, и он с удовольствием слушал рассказы разговорчивого изобретателя.

Котов казался разносторонним человеком. Он со знанием дела рассуждал об уличном движении, об орошении пустынь, о судьбе морей и строении гор, но вскоре Ковалев понял, что все мысли Котова связаны в один узел, и узел этот электродисковой комбайн.

- Новая задача строительства, - говорил, например, Котов, - обеспечить всех москвичей загородными дачами. Пусть отдыхают на чистом воздухе. А почему воздух в городе нечистый? Я скажу: главный отравитель - уличный транспорт с бензином и пылью. Так нужно смотреть в корень: убрать транспорт под землю, наверху оставить только дома и сады. Метро - это самое начало. В больших городах все проезжие дороги должны быть подземными. И движение быстрее, и полная безопасность. Под землей места хватит. Нетрудно пробить отдельные пути для грузовых и легковых машин, а все пересечения сделать на разных уровнях. Сейчас построить туннель не проблема. Есть у нас комбайны. Каждая машина в месяц может дать три километра подземной дороги и больше.

Из зарубежных писателей Котов выше всех ставил Келлермана за его роман о туннеле под Атлантическим океаном из Америки во Францию. С восхищением Котов отзывался об Александре Родных, остроумном авторе, который в начале нашего века выпустил тоненькую книжечку - незаконченный роман в две с половиной главы - и в этих главах описал фантастический туннель из Петербурга в Москву по хорде. В таком туннеле поезда могли бы идти почти без затраты энергии: половину пути катиться вниз, набирая скорость, а затем с разгону подниматься вверх...

- Мы еще построим хордовые туннели, - уверял Котов. - Не для поездов. Энергия сейчас не столь дорога. Но таким путем стоит переправлять пресную воду на юг - в пустыни из северных болот и озер. Например, соединить Ладожское озеро с Калмыцкой степью. Вода придет на юг самотеком и еще подогреется за счет подземного тепла.

Котов раскладывал карты, исчерченные разноцветными линиями. Этот энтузиаст составил план подземного строительства на триста лет вперед. Кажется, дай ему волю - он на всех заводах строил бы подземные комбайны, все улицы и дороги, железные и шоссейные, заменил бы туннелями.

Но все это было в далекой перспективе. Пока что Котов строил свой первый туннель, его комбайн сдавал экзамен. И надо было видеть, с каким волнением автор относился к успехам и неудачам своего детища!

Подобно матери, которая даже во сне слышит плач своего ребенка, Котов, занятый любым разговором, слышал машину.

В разноголосом лязге металла он различал голос каждого поршня, каждого шкива, каждой шестеренки, безошибочно определял, какая деталь сработалась, какую нужно сменить заблаговременно. На людях он не стеснялся рекламировать комбайн, а сам неустанно размышлял о переделках и очень часто после смены говорил Ковалеву:

- Степан, ты бы остался на часок. Задумал я одну штуку: понимаешь, если прорези сделать поуже, тогда плавить придется меньше - и мы будем быстрее резать. Правильно? Надо отрегулировать подачу, а зубья чуть-чуть наклонить...

Ковалев никогда не отказывался. Он относился к своему начальнику с сочувствием, немножко с завистью. Так пожилые, усталые неудачники смотрят на юных мечтателей, еще не думающих о мелях и подводных камнях. Ковалев был моложе инженера лет на пятнадцать, но сам себе казался гораздо старше.

И он оставался после смены на часок, на два, на четыре, помогал отрегулировать подачу, чуть наклонить зубья и не ворчал, когда на следующий день сконфуженный конструктор чистосердечно признавался:

- Пожалуй, хуже стало: заедает чаще. Ты уж извини, Степа, придется задержаться вечерком, переделать по-старому.

После неудачной пробы Котов ходил пришибленный, обескураженный. Но проходил день, два, и он готов был к новым опытам.

- Знаешь, Степан, я понял, почему заедает. Это все пояски на зубьях, надо их сточить. Сегодня мы поработаем после смены...

7

Начиная со ста семидесяти градусов температура круто пошла вверх. До сих пор она за смену поднималась на один-два градуса, а теперь - на десять-двенадцать. Котов встревожился, остановил машину, потребовал усиленной разведки. И в тот же день в забой пришли два существа в глазастых шлемах одно в костюме большого размера, другое - в самом маленьком. Они принесли с собой знакомые Ковалеву подземно-рентгеновские аппараты. Устанавливал их высокий геолог, а тот, что меньше ростом, указывал и поправлял. Они долго объяснялись между собой, а потом с Котовым, и так как смена уже кончилась, все вместе пошли к выходу. Раздевалка находилась в зоне комфорта. Здесь строители лавопровода оставляли скафандры и превращались в обыкновенных людей. Ковалев снял свой костюм, помог отстегнуть шлем низенькому геологу, и вдруг из асбестового шара выглянули черные волосы с прямым пробором и удлиненные глаза.

- Тася! Целый час шел рядом и не узнал тебя!

- А я все время знала, что это вы, Степан Федорович. Нарочно говорила басом.