Рассказы начальной русской летописи - Лихачев Дмитрий Сергеевич

Только через несколько лет был заключен мир с Византией, скрепленный браком сына Ярослава Всеволода с греческой царевной из рода Мономахов.

Вернувшись из тяжелого похода, Владимир Ярославич строит в Новгороде собор св. Софии (1045 - 1050) - замечательный памятник мировой архитектуры.

ИМЕЙТЕ ЛЮБОВЬ МЕЖДУ СОБОЙ, ПОТОМУ ЧТО ВСЕ ВЫ ДЕТИ ОТ ОДНОГО ОТЦА И МАТЕРИ

Наставление умирающего Ярослава детям проникнуто грустным раздумьем отходящего от жизни большого государственного деятеля, обеспокоенного судьбами своего государства и своих сыновей.

Исследователи считают, что «Наставление» основано не на письменном документе, а на устном предании. Может быть, этим и объясняется его значительность: оно не только выражает мысли Ярослава, но и обобщает стремление русских людей к единению и миру.

ПОДНЯЛ РАТЬ ВСЕСЛАВ ПОЛОЦКИЙ

В то время как на юге Руси власть над русскими землями разделяли трое старших сыновей Ярослава - Изяслав, Святослав и Всеволод, в Полоцке сидел потомок сына Владимира Святославича и Рогнеды - Всеслав. Это был воинственный и лихой князь. В Киеве ходили о нем таинственные слухи. Рассказывали, будто мать родила его «от волхования», то есть по колдовству, что от рождения на голове его была рана, перевязанная чудесной повязкой, которую Всеслав носил всю жизнь, и оттого был «жесток на кровопролитие». Говорили, что Всеслав князь-чародей, чуть не оборотень. Внезапно покидая болотистый Полоцкий край, он являлся то под Новгородом, то на Днепре и столь же неожиданно исчезал. Схватить Всеслава было возможно только путем обмана. Но летописец, всегда верный высоким моральным принципам, осуждал обман. Вот почему он отнесся с симпатией к Всеславу, доверившемуся клятве своих двоюродных братьев.

Битва на реке Немиге между Всеславом и Ярославичами была жестокой и кровопролитной. Образно описана она в знаменитой поэме Древней Руси, в «Слове о полку Игореве»: «На Немиге снопы стелют из голов, молотят цепами булатными; на току жизнь кладут, веют душу от тела. У Немиги кровавые берега не добром были засеяны - засеяны костьми русских сынов».

ДАИ, КНЯЖЕ, ОРУЖИЕ И КОНЕЙ, И МЫ ЕЩЕ БУДЕМ БИТЬСЯ С ПОЛОВЦАМИ

Киев в XI веке был красивым и многолюдным городом. На основании последних археологических данных современные исследователи считают, что его площадь достигала 230 га. На этом огромном пространстве стояло более 8 тысяч усадеб с общим количеством населения около 50 тысяч человек. Киев не только не уступал, но значительно превосходил по числу жителей крупнейшие города средневековой Европы. Только Париж, вероятно, был больше его. Как и в большинстве средневековых городов, планировка Киева имела радиально-кольцевой характер. От ворот пучки улиц выходили на площадь к центральному храму Киева, к св. Софии. На Подоле планировка была иной, в связи с расположением города между береговой линией и горной грядой.

На главных площадях города - у храма св. Софии на горе и возле Торга на Подоле созывалось народное собрание - вече. Нам часто представляется, что вече собиралось самостийно: грянет кто-нибудь в набат, и сбегутся люди, чтобы всем вместе обсудить дела - требовать ли мира или продолжения войны, кричать ли о выдаче на казнь лихоимного дружинника, или прогнать неугодного князя да выбрать другого. Да, случалось именно так, но не только так. Существовало выражение «стать вечем», но на вече не только стояли, но и сидели на специальных скамьях, терпеливо ожидая, когда начнется собрание. На помост поднимались руководители веча - митрополит, тысяцкий, сам князь. Проводилось вече по веками выработанным правилам. Выступающий начинал с приветствий и поклонов сановитым лицам и всем людям «киянам». После того как руководитель веча просил его объяснить, о чем он хочет говорить, он начинал свою речь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Часто в городе бывало две или более враждебные боярские партии. Иногда одной стороне удавалось натравить простой люд против другой, тогда народные массы, подстрекаемые теми, кто стоял во главе веча, поднимались против своих притеснителей, и их движение, перерастая предполагаемые рамки, переходило в восстание. Такое вот вече, закончившееся народным восстанием, и описывает летописец. Заметьте, что хотя автор этого рассказа - в нем исследователи видят игумена Печерского монастыря Никона - осуждает киевлян за то, что они разграбили княжой двор и прогнали Изяслава, он сочувствует им. Они ведь требовали продолжения борьбы с половцами, они хотели встать на защиту Руси.

КОГДА ЖЕ НАСТУПИЛА НОЧЬ, ВСЕСЛАВ ТАЙНО ОТ КИЕВЛЯН БЕЖАЛ ИЗ БЕЛГОРОДА

О бегстве Всеслава от киевлян из Белгорода пишет и автор «Слова о полку Игореве»: «Скакнул от них лютым зверем в полночь из Белгорода, объятый синей мглой».

Рассказ написан печерским летописцем. В нем звучит резкое осуждение князя Мстислава, сына Изяслава, без суда и следствия погубившего стольких людей. Вспомним, что тот же летописец укорял Изяслава и других Ярославичей за нарушение клятвы, данной Всеславу (1067). При описании освобождения Всеслава из поруба в 1068 году симпатии летописца, как и в данной повести, на стороне киевлян. Вот почему Изяслав, вернувшись з Киев, «начал гневаться» на игумена Киево-Печерского монастыря Антония и, схватив его ночью, отослал в Чернигов. Но такое действие князя не остановило печерских летописцев, они и дальше будут винить князей, не дававших отпора кочевникам, приводивших иноплеменников на Русь, нарушавших клятвы, бросавших горожан в тяжелую минуту. Тем и замечательна летопись, что она выражает народные интересы и смело обличает неправых правителей.

ОНИ СМЕРДЫ МОИ И МОЕГО КНЯЗЯ

В средние века народные движения и на Руси и на Западе обычно принимали религиозную форму. Потому-то во главе смердов, сельского населения, восставшего в Ростовской области, стали жрецы-волхвы.

Рассказ сообщает немало интересного о жизни смердов. Мы узнаем, что из их среды выделились зажиточные слои, которые держали запасы продовольствия и пользовались этим во время неурожаев. Голод вызывал восстания неимущих слоев смердов. Летописец Никон, автор рассказа, сам принадлежал к высшему сословию. Поэтому естественно, что он относился отрицательно к мятежным смердам. Но все же он нарисовал правдивую картину. Его рассказ говорит об ожесточенности социальной борьбы, о беспощадности расправы над восставшими. Особенно интересно, что смерды изображены им не приниженными и безгласными. Напротив, Никон отмечает их стойкость, уверенность в своей правоте, наличие у них самостоятельных взглядов на мир.

Рассказ о сотворении человека из «ветошки», то есть старой тряпки, отражает одну из первых попыток несколько иначе объяснить происхождение человека, нежели его объясняла господствующая церковь. Объяснение мира, несогласное с учением церкви, называлось ересью и было мировоззрением народных масс, боровшихся с официальной религией. В наивной легенде о ветошке впервые в русской литературе противопоставляется добро и зло, как искони господствующие в мире враждующие и непримиримые начала. Такое понимание было философской основой большинства народных движений Запада в средние века.

И БЫЛ МЯТЕЖ В ГОРОДЕ

Рассказы о волхвах летописец объединяет под 1071 годом. В народе была жива вера в то, будто волхвы обладают даром высшего знания. Эту веру летописец и стремится опровергнуть. Из записи о «мятеже» в Новгороде очевидно резкое расслоение городского населения. С одной стороны епископ, с ним князь и его дружина, с другой - остальной городской люд.