Дневник шпиона - Николай Григорьевич Смирнов

встретили старую женщину, которая шла по степи совершенно одна. Долгорукий решил, что жилье близко, и захотел поговорить с ней. Но она бросилась бежать от нас с такой быстротой, что ее можно было принять за ведьму из "Макбета". Чтобы остановить ее, мы положили на ее пути шоколад, но она растоптала его. Мы хотели поймать ее, зайдя с разных сторон, но она сумела ловко увернуться и, рыдая на всю степь, побежала от нас. Долгорукий сказал:

— Это сумасшедшая. Уйдем от нее. А то, чего доброго, она подберется к нам ночью и искусает нас.

Мы долго шли, оглядываясь, пока, наконец, эта бойкая, зловещая старуха не исчезла из нашего поля зрения.

На четвертый день утром у нас не было больше пищи. Мы поднялись усталые и двинулись в том направлении, где по нашим расчетам должна была быть железная дорога. На пути нам попалась сожженная деревня, покинутая жителями. Недалеко от нее мы наткнулись на полосы земли, некогда вспаханные. На полосах торчала солома и бились прошлогодние колосья. Но все зерна выпали из них, должно быть, еще осенью, и внизу зеленела свежая озимь. Долгорукий предложил ускорить шаги, так как, по его мнению, до линии оставалось часа два ходьбы. Но мы шли до сумерек, не встретив никакого жилья. Нам пришлось лечь голодными.

Рано утром, еще не вставало солнце, Долгорукий разбудил меня:

— Вставайте, капитан. Надо идти, иначе я съем вас.

Я вскочил, но сейчас же почувствовал страшную слабость и опустился на землю. Я долго сидел, не двигаясь, и Долгорукий сидел рядом со мною. Силы наши приходили к концу. Взошло солнце, и вот в розовых лучах его, в миле от нас, я увидел двух больших птиц, которые мирно паслись, наклонив к земле свои палкообразные шеи.

— Что это? — спросил я Долгорукого.

— Скорее всего, дрофы.

Но это были не дрофы. Я побоялся произнести название птиц, потому что это было бы похоже на бред.

Я хотел успокоить себя мыслью, что это мираж. Но миража не бывает при восходе солнца. Вдали паслись страусы.

Два страуса, какими я их видел в Лондонском Зоо, щипали траву, распушив свои перья, Долгорукий хмурился, очевидно ничего не понимая, как и я.

Мы не стали разрешать вопроса, откуда взялись эти птицы. Тихо начали подкрадываться, приготовив револьверы, но страусы бросились от нас бежать, помогая себе крыльями. Мы подошли к месту их пастбища, и тут большой третий страус поднялся с земли и бросился догонять своих товарищей. Я выстрелил, но промахнулся. Страусы превратились в пятнышки на горизонте, и нечего было думать убить хоть одного из них.

— Яйцо! — вдруг закричал Долгорукий. — Обед обеспечен.

На том месте, где сидел страус, действительно лежало большое яйцо, способное накормить нас обоих. Оно было теплое, — очевидно, страус только что снес его.

Долгорукий разбил яйцо револьвером и выпустил содержимое его в чайник.

— Давайте все, что можно зажечь, — сказал он.

Я вынул из вещевого мешка обертки от бисквитов и засохший букет фиалок. Я развязал его, и тут из сухих цветов выпала записка. Долгорукий в это время зажигал костер, он так увлекся своим делом, что не заметил, как я прочел записку. Впрочем, она была невелика:

"Ваша доброта сверхъестественна. Я не могу так с вами расстаться. Останьтесь на один день, скажите, что у вас заболела нога. Вечером я приеду к вам на корабль. Ю.".

Меня рассмешили эти строчки. Положение мое было настолько тяжело, что думать о любовных похождениях не приходилось. Я бросил фиалки и записку в огонь, чайник согрелся, и что-то похожее на яичницу зародилось в нем. Мы съели эту яичницу со зверским аппетитом, хотя она была не очень вкусна. Через час после завтрака силы наши начали восстанавливаться, и мы смогли уже двигаться вперед. Но мы пошли не в прежнем направлении, а свернули намного на восток. Долгорукий сказал, что все предшествующие дни мы шли параллельно полотну.

— Но откуда же страусы? — спросил я после долгого молчания. — Я нигде не читал, что птица эта родится в европейских странах.

— Вы увидите еще не такие чудеса, — ответил Долгорукий. — Россия страшно богата сырьем и идеями. А насчет страусов — дело простое: здесь недалеко находится Аскания-Нова, имение одного богатого барина, любителя зверей и птиц. Страусы оттуда. Я вспомнил это, только проглотивши яичницу.

У КРАСНЫХ

Вечером мы вышли к полотну железной дороги. Несколько миль нам еще пришлось идти вдоль пути, пока, наконец, мы не увидели степной полустанок, возле которого стояли лошади и ходили люди. Несомненно, это были уже красные.

Мы слишком измучились за время нашего путешествия, чтобы прятаться и выжидать. Нам очень хотелось пить. Не сговариваясь, мы побежали к людям. Только у самого полустанка Долгорукий бросил мне фразу:

— Мы из Турции…

Еще не добегая до солдат, князь принялся выть, как океанский пароход во время тумана. Затем я увидел, как он начал обниматься с солдатами, и когда я подошел ближе, вокруг него люди уже стояли кружком. Долгорукий рыдал, целовал землю и повторял:

— Братцы, милые братцы…

Я не умел рыдать так громко, хотя и пытался делать это. Вообще я в миниатюре проделывал то, что делал князь. Наконец, все это перестало быть нужным. Солдаты потребовали связного рассказа, и Долгорукий повторил им все те басни о турецком плене, которые мы рассказывали белым. Нас напоили чаем и накормили отвратительными щами, сваренными на вобле. Потом повели на станцию к командиру.

Этой минуты я ждал с тревогой, но она оказалась ничуть не страшной. Командир, бледный юноша в штанах из розовой лайки, выслушал нашу повесть с улыбкой. Конечно, ему не пришлю в голову, что эти оборванные и худые солдаты, добровольно явившиеся к нему, идут по распоряжению английского правительства на борьбу с коммунизмом в самую Москву. Он задал два-три вопроса, а потом в кратких словах объяснил нам сущность большевистского учения. Затем приказал нам выдать по фунту хлеба и спросил, чего мы хотим?

Долгорукий ответил, что в будущем мы несомненно пойдем драться за Советы, но что в настоящее время мы стремимся на родину в Вологду, и нам необходимы документы для проезда. Командир отобрал у нас удостоверения и выдал маленькие бумажки, в которых было написано, что все власти на железных дорогах должны оказывать нам, как возвращающимся из плена, полное содействие при посадке в вагоны.

От командира мы вернулись к солдатам и провели с ними вечер. Они называли себя красноармейцами, но были очень похожи на солдат, с которыми мы познакомились в Крыму. Их представления