Тайные желания короля - Кейт Эмерсон

– У меня есть и другие средства добиться своего, – миролюбиво сказала настоятельница.

Подобие улыбки, возникшее на ее бледном безупречном лице, не вызвало у Анны доверия.

– Взгляните.

Окно, к которому матушка Кэтрин подвела Анну, выходило во двор монастыря. Анна помрачнела. Большое деревянное сооружение занимало отгороженный угол, которого она прежде не замечала. Сверху к массивному столбу была прикреплена деревянная колода с тремя прорезанными отверстиями – одно для шеи и два для рук.

– Колодки? Вы держите в вашем монастыре колодки?

– Тот, кто мне перечит, подвергается наказанию.

Улыбка матушки Кэтрин стала шире.

– Подобно тому, как в каждой деревне есть позорный столб, к которому привязывают преступивших закон, нам колодки нужны для сестер, которые нарушают устав святого Бенедикта. Возвращайтесь к своим обязанностям, леди Анна. Скобление полов идет на пользу душе, и это не так тяжело, как день, проведенный под солнцем без пищи и воды.

После этих слов Анна удалилась. Она говорила себе, что не боится матушки Кэтрин, но и враждовать с настоятельницей она не собиралась.

В тот вечер после богослужения Анна рассказала Мериэл об угрозе настоятельницы.

– Колодки и вправду применяются для поддержания дисциплины среди монахинь, – подтвердила горничная. – Кухарка рассказывала мне, что сестра Джоан простояла в них целый день за то, что засмеялась во время церковной службы.

– Это очень странно, – пробормотала Анна.

Подобное наказание обычно применялось к пекарям, продающим хлеб, в котором недоставало веса, или виноторговцам, доливающим в вино подкрашенную воду. И еще иногда к женщинам, подозреваемым в том, что они ведьмы. С головой и руками, зажатыми колодой, преступник должен был стоять в центре деревни, представляя собой удобную мишень как для насмешек, так и для гнилых овощей. Но насколько Анне было известно, колодки никогда не применялись к женщинам благородного происхождения, не говоря уже об аристократках.

– Настоятельница очень строга, миледи, – сказала Мериэл. – В некотором смысле.

В темноте своей кельи Анна слышала голос своей горничной, и в нем она уловила странные нотки.

– Что ты имеешь в виду?

– Только то, что я слышала плач ребенка, когда была сегодня утром в кухне. И это довольно странно.

– Возможно, монашки устроили школу для местных детей, – предположила Анна.

Долгий, утомительный день и беспокойные ночи совсем ее вымотали. Зевнув, она закрыла глаза, краем уха слушая, что говорит ей Мериэл.

– Да, школа у них есть. Несколько мальчиков приходят каждый день на занятия. Но то, что я слышала, не было связано с детьми из деревни. Было слишком рано, и плач издавал младенец, слишком маленький, чтобы учиться грамматике.

– Наверное, кто-то остановился в гостевом доме, – пробормотала Анна, начиная дремать.

– Наверное, – сказала Мериэл не вполне уверенно, но она не смогла придумать этому правдоподобного объяснения, прежде чем ее госпожа заснула, не в силах более противиться усталости.

23

Первый из девяти дней от Вознесения до Троицына дня, девятнадцатого мая, выпал как раз на тот день, когда Анну привезли в обитель Литтлмор. На сам Троицын день, пятидесятый после Пасхи, жители ближайшей деревни и вся прислуга обители, так же как и те, кто жил в стенах монастыря затворниками, отправились в церковь, чтобы причаститься. Клирос был усыпан цветами, сэр Ричард Хьюз облачился в красные ризы, полагающиеся священнику. Кроме того, были крестины. Маленькую девочку, одетую во все белое, внесла сама настоятельница. «Вероятно, девочку подбросили в обитель Литтлмор, – подумала Анна, – и монашки ее приняли».

После того как хор пропел гимн, начинающийся словами «Veni, Sancte Spiritus, et emitte caelitus lucis tuae radium», что значило, как было известно даже тем, кто не знал латыни, «О, приди к нам, Дух Святой, и небесный луч пошли света незакатного», сквозь «отверстие для Святого Духа» в восточной части церковной крыши был выпущен голубь. Шум порывистого ветра монашки изобразили, шаркая подошвами о пол. Затем последовал дождь из лепестков роз, символизирующих «языки пламени», также описанные в «Деяниях святых апостолов». Анна была рада, что монашки не использовали для этой цели пучки горящей соломы, как это было принято в некоторых церквях. В таком ветхом здании это наверняка привело бы к пожару.

Так же как и во многих других деревнях на Троицын день, в Литтлмор устроили приходской праздник с костюмированными танцами, жонглерами и прочими незатейливыми развлечениями. Монашкам было запрещено посещать подобные празднества, но даже из-за монастырских стен была слышна музыка.

Гуляния продолжались до самого вечера. Сразу после вечерни сестра Джулиана Уайнтер постучала в дверь кельи Анны. В руках она держала два платья, которые стянула из сундука Анны. Не говоря ни слова, она стащила с себя наплечник и повой и надела одно из них прямо поверх своего монашеского облачения.

Анна переглянулась с Мериэл. Может быть, появилась долгожданная возможность сбежать? Сняв головной убор, Анна взяла второе платье, радуясь тому, что ее не заставили остричь волосы. Мериэл не нужно было переодеваться, потому что ей дозволено было носить свою обычную одежду. Все трое на цыпочках вышли из здания обители и таким же образом миновали церковь.

Поцелуй сестры Джулианы послужил привратнику платой за проход. Оказавшись за пределами монастыря, они зашагали по тропинке, ведущей в деревню. Джулиана пошла первой, торопливо преодолевая недлинный путь. Анна поняла причину ее спешки, как только молодая монашка присоединилась к танцующим на зеленом лугу. Джулиана сразу же приблизилась к одному джентльмену, вовсе не похожему на скромного поселянина. Анна мысленно улыбнулась подтверждению догадки о том, что у Джулианы есть связь с внешним миром. Теперь нужно было найти возможность убедить свою новую подругу помочь аристократке, оставшейся без денег.

Обдумывая ситуацию, Анна взяла из рук селянина пирог с мясом. В тот момент, когда она впилась в него зубами, с другой стороны огромного костра, сквозь пелену дыма мелькнуло знакомое лицо.

Анна ахнула и подавилась сочным куском мяса. Когда она откашлялась, возле нее уже стоял Уилл Комптон. Дрожащими пальцами она коснулась его груди.

– Это и вправду вы?

– Да, я во плоти, – осклабился он. – Потанцуем?

Он увлек ее в вихрь деревенского танца, заставляя задыхаться и хохотать. Потом, прихватив две большие кружки эля, утащил Анну в сторону под кроны деревьев. Они привалились к стволу векового дуба и, касаясь друг друга плечами, стали потягивать чуть кисловатое питье.