Царствование императора Николая II - Сергей Сергеевич Ольденбург

вступали друг с другом в соревнование из-за клочков земли, расположенных у антиподов. Россия, продолжая дело первых завоевателей Сибири, создавала себе нечто много лучшее, нежели колонии; она сама врастала в Азию, раздвигая свои пределы. Это был органический рост, увеличение русской территории, а не завоевание далеких чужих земель. Этот рост продолжался и в последние царствования: Уссурийский край с Владивостоком были присоединены к России только в 1859 г., южная часть Сахалина – в 1873 г., среднеазиатские владения на рубежах английской Индии – уже в 1880-х гг., при императоре Александре III.

Но Азия была не Африкой, там существовали большие государства с древней, по-своему глубокой культурой; и Россия, завладевая северной каймою Азии (широкой, в сущности, только по карте из-за необитаемых пространств северной тайги и тундры), должна была найти свое решение для основного вопроса в Азии – китайского вопроса.

«Недвижный Китай» (который был так назван Пушкиным в 1831 г.) с середины XIX в. сотрясался внутренними взрывами. За 50-е, 60-е, 70-е гг. гражданская война, не затихая, свирепствовала – почти тридцать лет! – вспыхивая то в самом сердце Китая, в долине Голубой реки (тайпинги), то на крайнем западе (дунганское восстание в китайском Туркестане), то на крайнем юге (в Юннане, у границ Индокитая). Европейцы уже начали использовать ослабление Небесной империи, и в 1860 г., в разгар гражданской войны, международный отряд дошел до Пекина и добился открытия 25 портов для иностранной торговли (за эти годы Россия без войны присоединила к себе Уссурийский край).

Маньчжурская династия теряла власть и влияние; но волею судеб среди ее представителей нашлась энергичная женщина, вдова императора Сян Фына, «железная» императрица Циси, которая в течение двух последующих царствований, с 1861 по 1908 г., была фактической правительницей Китая и восстановила если не внешнюю мощь Небесной империи, то, по крайней мере, ее внутреннее единство.

Россия, во время дунганского восстания в китайском Туркестане занявшая в 1871 г. Кульджинский округ, чтобы предохранить его от разгрома и разорения, в 1880 г. вернула его Китаю, оставив себе «в награду» только небольшую часть его. В то время как другие державы строили свои расчеты на распаде и разделе Китая, политика России была в общем направлена на его сохранение, и это не только не противоречило «большой азиатской программе», а было прямым выводом из нее.

Постройка Сибирской железной дороги, решенная и начатая еще при императоре Александре III, показывала, что планы преобладания в Азии не были чужды и отцу государя, установление прямых сообщений с редко населенной окраиной едва ли оправдывало бы само по себе такие огромные затраты и усилия, но только при императоре Николае II азиатская «миссия» России была выдвинута с полной отчетливостью на первый план.

Князь Э. Э. Ухтомский, спутник государя при его поездке вокруг Азии, знаток и любитель буддийского Востока, собиратель ценных коллекций предметов восточного искусства, не играл, правда, решающей роли в русской внешней политике; но он, несомненно, оставался близок государю, которому его мнения были хорошо известны. Идеи, выражавшиеся в печати кн. Э. Э. Ухтомским, сыграли свою роль в событиях на Дальнем Востоке.

Кн. Ухтомский исходил из представления о глубоком духовном сродстве России и Азии. Между Западной Европой и азиатскими народами, говорил он, лежит пропасть; и чем они ближе соприкасаются, тем эта пропасть очевиднее; только между русскими и азиатами такой пропасти нет. «Там, за Алтаем и за Памиром, та же неоглядная, неисследованная, никакими мыслителями еще не осознанная допетровская Русь, с ее непочатой ширью предания и неиссякаемой любовью к чудесному, с ее смиренной покорностью посылаемым за греховность стихийным и прочим бедствиям, с отпечатком строгого величия на всем своем духовном облике».

«Чингисы и Тамерланы, вожди необозримых вооруженных масс, создатели непобедимых царств и крепких духом, широкодумных правительств, – писал кн. Ухтомский, – все это закаливало и оплодотворяло государственными замыслами долгополую, по-китайски консервативную змиемудрую допетровскую Русь, образовавшую обратное переселению восточных народов течение западных элементов вглубь Азии, где мы – дома, где жатва давно нас ждет, но не пришли еще желанные жнецы».

Иные говорят: «К чему нам это? У нас и так земли много». Кн. Ухтомский на это отвечал: «Для Всероссийской державы нет другого исхода: или стать тем, чем она от века призвана быть (мировой силой, сочетающей Запад с Востоком), или бесславно и незаметно пойти по пути падения, потому что Европа сама по себе нас в конце концов подавит внешним превосходством своим, а не нами пробужденные азиатские народы будут еще опаснее, чем западные иноплеменники».

Но на Азию был и другой взгляд, имевший не менее влиятельных сторонников. Еще в 1895 г. император Вильгельм II прислал государю свою известную символическую картину, где изображались народы Европы, с тревогой смотрящие на кровавое зарево на востоке, в лучах которого виднеется буддийский идол. «Народы Европы, оберегайте свое священное достояние» – стояло под этой картиной. Та же мысль тревожила русского философа и мыслителя В. С. Соловьева, которому представлялось новое нашествие монголов на Европу, первой жертвой которого опять должна была стать Россия. (В. С. Соловьев в своем известном стихотворении «Панмонголизм» в ту пору пророчествовал: «О Русь, забудь былую славу – / «Орел двуглавый сокрушен, / И желтым детям на забаву / Даны клочки твоих знамен…»)

Французскому мыслителю графу Гобино, теория которого оказала такое влияние на развитие «расовой» идеи в Германии, грезилась, наоборот, царская Россия, ведущая народы Азии на приступ «арийской» Европы…

Но как ни смотреть на Азию – как на грозную опасность или как на источник русской мощи, основу нашего будущего – несомненно было одно: Россия должна была быть сильной в Азии. Сибирская дорога была для этого необходимым условием, но еще недостаточным.

Еще в 1895 г., когда Россия вместе с Германией и Францией вмешалась в японо-китайскую борьбу и не дала Японии утвердиться на материке, государь начертал на докладе министра иностранных дел (2 апреля 1895 г.): «России безусловно необходим свободный в течение круглого года и открытый порт. Этот порт должен быть на материке (юго-восток Кореи) и обязательно связан с нашими прежними владениями полосой земли».

Обстановка момента не давала возможности немедленно достигнуть этой цели: русские силы на Д. Востоке были недостаточны, приходилось действовать совместно с другими державами. «Теперь-то представляется удобный случай разом и без хлопот покончить с Китаем, разделив его между главными заинтересованными державами», – писали в то время либеральные «Новости». Но русская политика была сложнее.

Россия не желала раздела Китая. Она стремилась сохранить его в целости, с тем, чтобы утвердить в нем свое первенствующее влияние. Для этой цели с 1895 г., с Симоносекского мира, был взят курс дружбы с Китаем.

Во время коронационных торжеств китайская делегация во главе с Ли Хун Чаном пользовалась особым вниманием. С Китаем был заключен договор, по которому Россия обещала ему свою поддержку, а Китай разрешил провести Великий сибирский путь через Маньчжурию, вотчину китайского императорского дома (в то