Поцелуй наследника - Барнс Софи

Подъехав ближе, Дэниел осадил лошадей и стал рассматривать одно из окон на третьем этаже; за ним находилась комната, которая некогда была его детской, комната, где мать читала ему сказки, а отец устраивал для него сражения игрушечных солдатиков. В этой комнате однажды нашел он записку от матери со словами «прости меня», и эти два слова разбили его детский мир вдребезги.

Отбросив мысли о прошлом, Дэниел выскочил из фаэтона и помог спуститься жене. Какой смысл воскрешать прошлое? Зачем ему тягостные воспоминания и грустные мысли о том, как могла бы сложиться его жизнь?.. Но когда они начали подниматься по ступенькам парадного входа, вдруг возникло ощущение беспомощности и почудилось, что Дэниел-ребенок смотрел на него печально из окна детской.

Усилием воли вернувшись в настоящее, Дэниел повел Ребекку вверх по лестнице. Он надеялся, что немногочисленные слуги, которых дядя держал в доме, уже получили сообщение о его скором прибытии вместе с супругой.

– Приветствую, Хопкинз! – воскликнул Дэниел, увидев молодого человека примерно одних с ним лет (тот открыл дверь после повторного стука). – Скажите, а где мистер Теннант? Я полагал, что он первый выйдет приветствовать нас.

Хопкинз явно растерялся. Избегая объяснений, он повернулся к Ребекке и отвесил ей поклон.

– Леди Невилл, рад с вами познакомиться. Добро пожаловать в Эйвери-Хаус.

Дэниел нахмурился, но, решив пока воздержаться от расспросов, проговорил:

– Хопкинз, полагаю, ты позаботишься о том, чтобы фаэтон доставили в конюшню. И мы с женой были бы очень рады, если бы нас покормили.

– Не беспокойтесь, сэр, – ответил камердинер. – Я займусь этим прямо сейчас.

– Не желаете ли совершить экскурсию по дому? – спросил Дэниел у Ребекки, как только Хопкинз исчез из поля зрения.

– Да, это было бы замечательно, – ответила она, просияв.

Дэниел мог бы придумать множество более увлекательных для них обоих занятий, но предпочел держать эти игривые мысли при себе и повел Ребекку сначала в гостиную, в затем в музыкальную комнату. Когда же они зашли в кабинет, прошлое снова нанесло ему болезненный укол – Дэниелу вспомнился отец, который, бывало, сидел здесь за письменным столом вишневого дерева. И в который уже раз его охватило ощущение утраты… «Придется сменить всю мебель в доме, чтобы подобные воспоминания не возвращались», – думал Дэниел, поспешно уводя жену в библиотеку, а оттуда, наконец, и в столовую.

– Тут чудесно, – сказала Ребекка, проведя пальцем по краю обеденного стола и подходя к эркерному окну.

Дэниел подошел к ней и тоже выглянул в окно, за которым находился садик – небольшой, но ухоженный. Выложенная плитками терраса и полоса газона были окружены цветочными клумбами, где в изобилии росли гиацинты и нарциссы.

Почувствовав, что жена берет его под руку, Дэниел повернулся к ней.

– Я верю, что мы будем здесь счастливы, – сказала Ребекка. Розовый румянец залил ее щеки, отчего глаза, казалось, засияли еще ярче.

– Уверен, что так и будет, – ответил Дэниел с улыбкой. Его беспокоило отсутствие слуг, но он решил, что позже расспросит Хопкинза – сейчас ему не хотелось этим заниматься. Снова улыбнувшись жене, он сказал: – Идемте, я покажу вам комнаты наверху.

Поднявшись по лестнице, они прошли по коридору и оказались в небольшом зале, где расположенные в ряд окна выходили на улицу, а с противоположной стороны открывались двери, ведущие в две следующие комнаты. В зале имелись обитый плюшем диван, два кресла напротив, а между ними стоял стол – это был уютный уголок, где мать Дэниела иногда принимала близких подруг или родственников; и тут же родители завтракали по воскресеньям.

Дэниел распахнул одну из дверей; за ней находилась небольшая спальня, задрапированная кремовым шелком. Покрывало же постели было украшено узорами из золотых нитей.

– Замечательно! – в восторге воскликнула Ребекка, входя в комнату. – Тут так красиво… и очень элегантно.

Дэниел кивнул. Ему хотелось последовать за женой в спальню, закрыть за собой дверь на задвижку и поближе познакомиться с кроватью. Но он решил с этим повременить. Сейчас у него были другие неотложные дела – например, следовало повидаться с дядей и тетей. Причем он решил, что отправится к ним один. Ведь неизвестно, как они примут Ребекку в качестве его жены… Да, он поедет к ним, как только переговорит с Хопкинзом и позавтракает. Видит бог, он ужасно проголодался!

Дэниел показал жене соседнюю спальню, которая была несколько просторнее, чем первая.

– Для гостей, – солгал он.

Ребекка молча кивнула, избавив его от необходимости объяснять, что он скорее пройдет босиком по адским углям, чем проведет хоть одну ночь в спальне, принадлежавшей некогда его родителям. В отличие от других представителей светского общества его родители не имели раздельных спален, и Дэниел давно решил, что тоже будет неразлучен с женой, когда женится. А сейчас он надеялся, что Ребекка не станет возражать.

– Очень практично, – сказала она, подтверждая его предположение. – Честно говоря, я никогда не понимала, зачем мужу и жене отдельные спальни. Какое счастье, что мы и ночи будем проводить вместе.

– Третий этаж я покажу вам позже, – сказал Дэниел, когда появился Хопкинз, сообщивший, что фаэтон благополучно доставили в конюшню, а кухарка уже готовит завтрак, который горничная скоро подаст.

Кухарка? Да еще и горничная? Этому следовало порадоваться. А то он уже начинал думать, что Хопкинзу пришлось исполнять обязанности всех слуг (с момента приезда в Эйвери-Хаус Дэниел еще никого, кроме камердинера, не видел).

– Как вас зовут? – спросила Ребекка, когда появилась молоденькая девушка с подносом, при виде которого Дэниел очень оживился. Неужели это свежевыпеченный хлеб?

– Меня зовут Молли, миледи, – ответила девушка. Голос у нее был веселый, а улыбка – смелая; таких служанок Дэниел никогда не видел в доме своих дяди и тети. Как правило, их прислуга – весьма унылого вида – избегала смотреть в глаза тем, кто выше по положению. А Молли, напротив, смело глядела на них, сияя улыбкой, как будто они с Ребеккой были ее добрыми друзьями.

И Дэниел улыбнулся в ответ. Он решил, что эта девушка ему нравится. Казалось, что и Ребекке служанка пришлась по душе, потому что она помогла Молли расставить на столе тарелки, чашки и блюдца. Хопкинз же наблюдал за ними с удивлением. Дэниел знал своего камердинера уже много лет. И знал, что Хопкинз не отличался излишней консервативностью, – в противном случае они с Дэниелом никогда бы не поладили. Но сейчас у Хопкинза был такой вид, будто его смутил тот факт, что новая хозяйка бросилась помогать горничной (обычная светская дама восседала бы на стуле, молча наблюдая за прислугой). «Какое счастье, что Ребекка не отличается чопорностью», – размышлял Дэниел; он невольно улыбался, прислушиваясь к болтовне Ребекки и Молли.

– Она отлично поладит с Лорой, когда мы привезем ее сюда, – сказала Ребекка позже, когда Молли с Хопкинзом удалились и они с Дэниелом смогли отдать должное ветчине, сыру и свежему хлебу.

– Как только поедим, я отправлю посыльного в дом Гроувера. Думаю, Лора или там, или у Грифтонов.

Ребекка кивнула.

– Предполагаю, что мои дядя с тетей нанесут нам визит, как только узнают о нашем возвращении, – сказала она, и голос ее дрогнул. – Не могу сказать, что их появление меня сильно обрадует.

– Не следует беспокоиться. Ведь теперь вы моя жена, Бекки, и у них больше нет над вами власти. Какая разница, что они скажут?

– Вы правы, – кивнула Ребекка с задумчивым видом. – Да, действительно, это не имеет значения. – Сделав глоток чая, она снова взглянула на мужа. – Чем еще мы можем сегодня заняться? Я с удовольствием погуляла бы в парке, если это не слишком далеко отсюда. Я была там в последний раз еще ребенком, но помню, как там было красиво.

– Прогулка? Что ж, неплохая мысль. Придется, однако, отложить ее до завтра. Прямо сейчас я должен поговорить с Хопкинзом. Узнаю, нет ли каких-нибудь неотложных дел, которыми мне следует заняться. А потом отправлюсь навестить дядю и тетю.