Тибо, или потерянный крест - Жюльетта Бенцони

— Ваше Величество, что с вами? Вам нездоровится?

— Кажется, да, немного, — прошептал Бодуэн с улыбкой до того печальной, что лучше бы уж он заплакал. — Эта свадьба меня утешает, теперь я спокоен за будущее королевства, но при виде этого счастья, которое сам же и призывал, я невольно подумал о том, что и сам хотел бы жениться, заключить в объятия нежную девушку, чья плоть расцветала бы' до тех пор, пока не принесет плоды, похожие на нас. Но мне предначертано обвенчаться со смертью!

Несчастный юноша впервые позволил себе заговорить вслух о страданиях, которые обычно так хорошо умел скрывать, и Тибо был потрясен до глубины души. Он мог бы сказать, что есть девушки куда более нежные, чем надменная Сибилла, что Гийом будет, возможно, не так сильно счастлив, как ему желают, но шутки, за которыми иногда укрывался Бодуэн, в это тягостное мгновение были бы неуместны. Не зная, что ответить, Тибо только ласково обнял друга за плечи, но потом все же нашелся:

— А может быть, это всего лишь испытание? Господь сделал вас королем и хочет, чтобы вы достигли величия. Может быть, Он послал его для того, чтобы закалить вашу душу, и исцелит вас, когда ему будет угодно? На земле, по которой мы ходим, совершались разные чудеса. Не надо отчаиваться!

По мере того как Тибо говорил, горестное лицо Бодуэна постепенно разглаживалось, и, наконец, вымученная улыбка сменилась радостной:

— Я бы и так никогда не разуверился в Божием милосердии, но благодарю тебя за то, что ты мне о нем напомнил. Пойдем помолимся вместе!

Целый час прокаженный король, вытянувшись во весь рост и раскинув руки крестом, как в ночь, предшествовавшую его коронации, пролежал в темной часовне, где теплилась лишь лампадка у дарохранительницы, не столько молясь, сколько отдавая себя на волю Божию. Тибо это понял, а сам, стоя позади него на коленях, со слезами на глазах беззвучно взывал к небу, просил, чтобы чаша ужасного мученичества миновала его короля. Шум ликующего города и дворца, занятого прославлением плотских радостей, угасал, натолкнувшись на толстые каменные стены, и минуты, проведенные в уединении этого зала, принесли обоим умиротворение. Молодые люди вернулись в королевские покои с легкой душой, вновь обретя уверенность в себе.

Перед дверью королевской спальни они увидели Мариетту. Она загородила дорогу Тибо: король должен войти один, потому что его ждут.

— В такой поздний час? — нахмурился Бодуэн. — Кто там?

— Кто-то, до кого нет никакого дела королевству, — пожав плечами, ответила она. — Как, впрочем, и любопытным молодым щитоносцам.

— Я ни днем, ни ночью не расстаюсь с королем! — возразил Тибо и попытался отодвинуть толстуху, но она уперлась и не сдвинулась с места.

Бодуэн тем временем успел войти, и тогда Мариетта успокоила Тибо:

— Ну, идите же! Уверяю вас, опасаться нечего. Совсем наоборот!

Тем временем глазам Бодуэна предстало зрелище настолько невероятное, что на мгновение ему показалось, будто он вновь оказался в спальне новобрачных. Как и там, в его опочивальне тоже находилась освещенная огоньками красных свечей девушка в белой рубашке, сидящая в постели, усыпанной лавандой и розовыми лепестками. Опустив глаза и разрумянившись от волнения, она прикрывала скрещенными ладошками грудь, просвечивающую под тонкой тканью. Только цвет ее волос был другим: у этой девушки они были темнее ночи, и еще одно отличие — они свободно ниспадали на нежные плечи, а у Сибиллы были перевиты жемчугом. Никогда Бодуэну не доводилось видеть более прелестного создания...

На мгновение у него перехватило дыхание, но он быстро справился с собой и, не в силах оторвать глаз от чудесного видения, присел на край постели.

— Зачем вы сюда пришли? — прошептал он.

Не смея на него взглянуть и покраснев еще сильнее, она дрожащим голосом проговорила:

— Чтобы доставить вам удовольствие, господин мой и король. Ваша благороднейшая матушка все приготовила сама, чтобы в эту ночь, принадлежащую принцессе, вам, как и ей, была подарена любовь.

— Моя... матушка? Как она посмела от вас этого потребовать?

Ариана внезапно вскинула на него глаза, и молодой король увидел, что они сверкают подобно двум черным бриллиантам:

— Потребовать? О, нет, мой прекрасный повелитель, если бы она меня не привела, я сама пришла бы сюда! Вы ведь знаете, что я люблю вас! Или... может быть, вы забыли об этом?

— Нет... конечно, нет! Как... я мог бы забыть об этом? Поцелуй, который вы мне подарили, наполняет радостью мои дни... и терзаниями мои ночи.

— Так верните его мне... или позвольте подарить вам и другие! Много других поцелуев!

Она оторвалась от подушек и, скользнув по шелковым простыням, придвинулась к нему совсем близко. У самых его губ было очаровательное, сияющее радостью лицо, а шею обвили нежные, прохладные, благоухающие руки. Они наклонилась еще ближе, их губы соединились, слились, и страсть захлестнула их. Бодуэн почувствовал ладонями тепло готового отдаться ему тела, ощутил, как в грудь ему упираются маленькие твердые круглые грудки, и взыгравшее в его чреслах жгучее желание погасило и его разум, и его волю. Однако, заметив, что пальцы Арианы раздвигают его одежду, добираясь до кожи, он попытался отстраниться.

— Нет... нет, я не могу...

— А я хочу этого! Я люблю тебя! Ты представить себе не можешь, как я тебя люблю! Я всегда принадлежала тебе и жила лишь ради этого мгновения. Не губи его! Я так счастлива...

Он тоже был счастлив. Несказанно счастлив. Ариана, с врожденным умением, какое дарует любовь под небом Востока, опутывала его тонкой сетью ласк и поцелуев. Тонкой, но лишившей его всякой способности сопротивляться, — и он сдался. И теперь уже он вел игру, он подчинил ее себе и в конце концов овладел ею, задохнувшись от счастья и с такой яростью, что девушка вскрикнула от боли, когда он лишил ее невинности. Этот крик отрезвил Бодуэна и вернул ему способность управлять собой. Он со стоном оторвался от девушки, слез с постели и не столько дошел, сколько доплелся до галереи, а там, ухватившись за столб, стал ждать, пока уймется сердце. Голова его гудела словно большой колокол в соборе, и сквозь этот гул он едва расслышал жалобный зов Арианы:

— Вернись, милый мой повелитель!

— Нет! Нет, я не должен был этого делать! Никогда! Как я мог забыть, кто я такой... и кто ты?

Она уже подбежала к нему и скользнула в его объятия, и он не нашел в себе сил ее оттолкнуть.

— Кто я? Твоя собственность, твоя служанка, твоя рабыня, но прежде всего — та, что будет любить тебя до тех пор, пока жива, пока не перестанет дышать...